— Может быть, там догадаются?
— Ничего не догадаются.
Андрей протянул руку к мотору.
— Остыл уже, — сказал водитель. — Пришлось воду спустить. Час маюсь. — Он вытащил из-под машины ведро с заледенелой водой. — Слушай, а если напрямую?
— Как — напрямую?
— Бензонасос по боку, горючее прямо из канистры на карбюратор. Канистра есть, шланг тоже. Идёт, а? Холодно, конечно, поморозиться можно. Только другого спасения я не знаю.
— Надо — значит, надо.
Водитель принялся за дело. Андрей хотел помочь ему, но тот распорядился:
— Разводи костёр, грей воду. Ветошь и солидол под сиденьем.
Соорудив из заводной рукоятки и домкрата перекладину для ведра, Андрей облил промасленную ветошь бензином для растопки и зажёг костёр. Потом он полез в автобус. Ребята, один другого меньше, зябко жались к учительнице, как цыплята вокруг наседки.
— Выходить греться! — командирским голосом крикнул Андрей.
Все обежали несколько раз вокруг автобуса, затем окружили плотным кольцом маленький костер. К чёрному дыму протянулись руки в варежках и перчатках.
Девочка в заячьей шубке дула на пальцы, будто они обожжены, а не застыли. Андрей протянул свои солдатские рукавицы:
— Надевай поверх своих, теплее будет.
— Мерзлячка! — презрительно сказал Галке Серёжка. И ему холодно было, но он крепился.
— И у меня замёрзли, — пританцовывая, выговорил Коська Шариков.
Андрей взял с сиденья шофёрские перчатки и отдал их.
— Есть хочу! — опять пожаловался Коська.
— Это мы сейчас, мигом! — сказал солдат и пошёл за чемоданом.
Галка отогрелась немного и съехидничала:
— А в прошлом годе есть не хотел?
— В году! — поправила Анна Фёдоровна. Она тоже ободрилась, — Серёжа Мамонтов! Не суй руки в огонь.
— Я не сую, — возразил Серёжка. — Я бумажки подкладываю.
Серёжка разжал пальцы и показал фантик.
На ёлке выдавали подарки: яблоко и конфеты в нарядном пакетике.
— Находчивый какой! — похвалила Анна Фёдоровна, и ребята стали быстро есть конфеты, а бумажные фантики бросать в костёр.
Серёжка и пакетик сжёг. Яблоко он протянул солдату.
— Спасибо, друг! — поблагодарил солдат, но яблока не взял. — Сам ешь. Тебя как зовут?
— Он — Мамонт!
«Вечно эта девчонка не в своё дело суётся!»
— Сергей, — представился Серёжка.
— А меня Андреем зовут. — Солдат протянул руку. — Иванов по фамилии. Гостинцы свои вы сами ешьте. Сейчас я вас пирогами угощу. Домашними! Мать испекла.
Андрей раскрыл чемодан и роздал ребятам пироги. Учительница сперва отказалась.
— Обидите, Анна Фёдоровна…
— Благодарю вас, Андрей.
Анна Фёдоровна надкусила пирожок и похвалила:
— Очень вкусно!
— Ешьте на здоровье, Анна Фёдоровна.
Учительница была не старше солдата. Она сказала:
— Я только для ребят Анна Фёдоровна…
Галка подтолкнула Серёжку. Тот резко обернулся:
— Чего толкаешься!
Если бы Коська толкнул, Серёжка бы так дал, что… А с девчонками драться — стыд и позор.
— Не ссориться! — приструнил Андрей. Он рассовал по карманам свои вещи и наступил сапогом на пустой чемодан.
Сухая фибра затрещала в огне. Вода запарила.
Подошёл водитель:
— У меня всё. Как водичка? — Он сунул грязную руку в ведро, с наслаждением подержал её там и одобрил: — Вполне!
Ребята возвратились в автобус. Водитель залил в радиатор горячую воду. Андрей Иванов встал на подножку, одной рукой крепко взялся за дверцу кабины — стекло водитель опустил донизу, — другой прижал к себе железную канистру с бензином.
Из горловины канистры, обмотанной проволокой, тянулся к мотору резиновый шланг.
Водитель нажал на стартер.
Мотор чихнул и завёлся.
— Держись! — сказал водитель. — Лицо отворачивай.
То, что Андрей остался без рукавиц, водитель не заметил. У него у самого после работы руки огнём горели.
Автобус, набирая скорость, помчался домой, к теплу, к свету.
Солнце укрылось за горизонтом. В снежной пелене догорали багровые отблески зари.
Мотор разогрелся, водитель включил отопление, и в салоне автобуса опять потеплело.
Галка стряхнула трёхпалые рукавицы, надетые поверх варежек:
— Жарко!
Увидел Серёжка рукавицы, и всё в нём перевернулось. Андрей с голыми руками на морозе едет!
— Стой! — закричал Серёжка и забарабанил в стекло водительской кабины. — Стой!
Анна Фёдоровна тоже крикнула:
— Остановитесь!
Автобус резко затормозил. Серёжка выхватил у Галки рукавицы и рванулся к выходу.
Водитель открыл дверь, Серёжка, а за ним Анна Фёдоровна соскочили на снег.
Солдат, заиндевевший и неподвижный, стоял на подножке, крепко прижимая канистру. От неё резко несло бензином.
Серёжка протянул рукавицы.
— Надевайте! — требовательно сказала Анна Фёдоровна.
— Дотерплю, — через силу улыбаясь, проговорил солдат, но всё-таки оторвал руку от канистры, и Анна Фёдоровна сама надела ему рукавицы.
— Спасибо, — Андрей опять улыбнулся, но губы плохо его слушались.
— И лицо, лицо укутайте, — сказала учительница и ахнула: — Да у вас щёки белые!
Она растёрла ему шерстяной варежкой щёки до румянца, но несколько белых пятен осталось.
— Ничего, дотерплю, — повторил солдат и обратился к водителю: — Поехали!
Анна Фёдоровна, не обращая на возражения никакого внимания, обмотала Андрею лицо своим шарфом. Одни глаза из-под шапки светились. Водитель махнул Серёжке и Анне Фёдоровне: «В машину!»
Автобус рванул с места и помчался, как самолёт по взлётной полосе.
Лицо Анны Фёдоровны было таким бледным, словно и она обморозилась.
У самых ворот, перед шлагбаумом, встретилась крытая машина с надписью: «Техническая помощь». Родители встревожились, позвонили в Дом пионеров и узнали, что дети давно выехали. Срочно снарядили аварийную летучку.
Неисправный автобус потащили на буксире в гараж. Продрогших ребят увели по домам, а солдата Андрея Иванова санитарная машина увезла в госпиталь.
Больного часто проведывали друзья-однополчане, родители школьников и сами ребята, которых, можно сказать, спас мужественный солдат. Дружба первого «А» класса не оборвалась и после демобилизации Андрея Иванова.
К концу учебного года Серёжка умел не только бегло читать, но и писать. Своё первое в жизни письмо он направил Андрею Иванову. От имени всего первого «А».
Письмо начиналось словами:
«С ПЕРВОКЛАССНЫМ ПРИВЕТОМ!
Здравствуйте, дорогой солдат Андрей Иванов! Пишет вам ваш 1 «А». Мы всегда помним о твоём подвиге. Мы обещаем учиться только на 4 и 5. Привет от всех и учительницы Анны Фёдоровны.
Ждём ответа.
Серёжа Мамонтов».
Письмо заняло всего одну страничку. Серёжка предложил внутри разворота нарисовать что-нибудь.
— Вот ты и нарисуй, — сказала Анна Фёдоровна. — Согласны, ребята?
— Согласны! — хором прокричал весь класс.
Серёжка рисовал целый вечер. Разноцветными карандашами. Получилась не картина, а диорама, сразу не охватить взглядом жестокий бой с фашистами.
Слева били орудия всех калибров. Чёрные снаряды, круглые, как ядра, летели на врагов. Красные стрелы «катюш» заполнили небо. Реактивные краснозвёздные самолёты палили из всех пулемётов. Шли в атаку тяжёлые танки. С автоматами наперевес штурмовала пехота.
В стане врагов всё почернело от красно-чёрных взрывов. Бомбардировщик падал вниз, объятый пламенем.
На хвосте и крыльях бомбардировщика Серёжка вычертил паучью свастику. Но всё же его терзало сомнение: понятно ли, что это сбили фашистский самолёт? Не каждый ведь знает, что свастика — знак фашистов.
— Как назывались фашистские самолёты? — спросил у отца Серёжка.
— «Юнкерс», «хеншель», «мессершмитт».
— Спасибо, — поблагодарил Серёжка. Ему достаточно было и одного названия.
Он послюнил карандаш и старательно написал печатными буквами на крыле бомбардировщика — «Мистир Шмид».
Письмо с рисунками всем очень понравилось.
— Настоящий художник! — восторгалась Галка.
На похвалу Серёжка не обратил никакого внимания: он не любил Галку. Ябеда и хныкала. Дотронешься до косички, сразу слёзы в два ручья и: «Анна Фёдоровна, а Мамонт…» Противно просто!
Вот Наташа Конова, та — человек!..
Серёжке понравилось писать и рисовать письма. Он написал и нарисовал ещё два: в Ленинград и Севастополь.
— А можно, я и Наташе пошлю?
— Нужно, Серёга, — поддержал отец. — Друзей нельзя забывать. У меня и конверт для тебя есть, «авиа».
На Север, конечно, только самолётами почту доставляют. Но от аэродрома до гарнизона ещё на собаках…
