– Города нет. Посмотри вокруг – вон корни больших деревьев раздвинули камни. Деревья и люди не растут вместе, – уговаривал ее Каа.
– Дважды и трижды люди находили сюда дорогу, – злобно ответила кобра, – но они ничего не говорили, пока я не находила их ощупью в темноте, а тогда кричали, только совсем недолго. А вы оба пришли ко мне с ложью, и человек и змея, и хотите, чтобы я вам поверила, будто моего города больше нет и пришел конец моей службе. Люди мало меняются с годами. А я не меняюсь! Пока не поднимут камень и не придут жрецы с пением знакомых мне песен, и не напоят меня теплым молоком, и не вынесут отсюда на свет, я, я, я – и никто другой! – буду Стражем Княжеского Сокровища! Город умер, говорите вы, и сюда проникли корни деревьев? Так нагнитесь же и возьмите что хотите! Нет нигде на земле таких сокровищ! Человек со змеиным языком, если ты сможешь уйти отсюда живым той дорогой, какой пришел, князья будут тебе слугами!
– След опять потерялся, – спокойно сказал Маугли. – Неужели какой-нибудь шакал прорылся так глубоко и укусил большой Белый Клобук? Она, верно, взбесилась… Мать Кобр, я не вижу, что можно отсюда унести.
– Клянусь богами Солнца и Луны, мальчик потерял разум! – прошипела кобра. – Прежде чем закроются твои глаза, я окажу тебе одну милость. Смотри – и увидишь то, чего не видел еще никто из людей!
– Худо бывает тому, кто говорит Маугли о милостях, – ответил мальчик сквозь зубы, – но в темноте все меняется, я знаю. Я посмотрю, если тебе так хочется.
Прищурив глаза, он обвел пристальным взглядом подземелье, потом поднял с полу горсть чего-то блестящего.
– Ого! – сказал он. – Это похоже на те штучки, которыми играют в человечьей стае. Только эти желтые, а те были коричневые.
Он уронил золото на пол и сделал шаг вперед. Все подземелье было устлано слоем золотых и серебряных монет толщиной в пять-шесть футов, высыпавшихся из мешков, где они прежде хранились. За долгие годы металл слежался и выровнялся, как песок во время отлива. На монетах и под ними, зарывшись в них, как обломки крушения в песке, были чеканного серебра седла для слонов с бляхами кованого золота, украшенные рубинами и бирюзой. Там были паланкины и носилки для княгинь, окованные и отделанные серебром и эмалью, с нефритовыми ручками и янтарными кольцами для занавесей; там были золотые светильники с изумрудными подвесками, колыхающимися на них; там были пятифутовые статуи давно забытых богов, серебряные, с изумрудными глазами; были кольчуги, стальные, с золотой насечкой и с бахромой из почерневшего мелкого жемчуга; там были шлемы с гребнями, усеянными рубинами цвета голубиной крови; там были лакированные щиты из панциря черепахи и кожи носорога, окованные червонным золотом, с изумрудами по краям; охапки сабель, кинжалов и охотничьих ножей с алмазными рукоятками; золотые чаши и ковши и переносные алтари, никогда не видевшие дневного света; нефритовые чаши и браслеты; кадильницы, гребни, сосуды для духов, хны и сурьмы, все чеканного золота; множество колец для носа, обручей, перстней и поясов; пояса в семь пальцев шириной из граненых алмазов и рубинов и деревянные шкатулки, трижды окованные железом, дерево которых распалось в прах и остались груды опалов, кошачьего глаза, сапфиров, рубинов, брильянтов, изумрудов и гранатов.
Белая кобра была права: никакими деньгами нельзя было оценить такое сокровище – плоды многих столетий войны, грабежей, торговли и поборов. Одним монетам не было цены, не говоря уже о драгоценных камнях; золота и серебра тут было не меньше двухсот или трехсот тонн чистым весом.
Но Маугли, разумеется, не понял, что значат эти вещи. Ножи заинтересовали его немножко, но они были не так удобны, как его собственный нож, и потому он их бросил. Наконец он отыскал нечто в самом деле пленительное, лежавшее перед слоновым седлом, полузарытым в монетах. Это был двухфутовый анкус, или бодило для слонов, похожий на маленький лодочный багор.
На его верхушке сидел круглый сверкающий рубин, а восьмидюймовой длины ручка была сплошь украшена нешлифованной бирюзой, так что держать ее было очень удобно. Ниже был нефритовый ободок, а кругом него шел узор из цветов, только листья были изумрудные, а цветы – рубины, вделанные в прохладный зеленый камень. Остальная часть ручки была из чистой слоновой кости, а самый конец – острие и крюк – был стальной, с золотой насечкой, изображавшей охоту на слонов. Картинки и пленили Маугли, который увидел, что они изображают его друга Хатхи.
Белая кобра следовала за ним по пятам.
– Разве не стоит отдать жизнь за то, чтобы это увидеть? – сказала она. – Правда, я оказала тебе великую милость?
– Я не понимаю, – ответил Маугли. – Они все твердые и холодные и совсем не годятся для еды. Но вот это, – он поднял анкус, – я хотел бы унести с собой, чтобы разглядеть при солнце. Ты говоришь, что это все твое. Так подари это мне, а я принесу тебе лягушек для еды.
Белая кобра вся затряслась от злобной радости.
– Конечно, я подарю это тебе, – сказала она. – Все, что здесь есть, я дарю тебе – до тех пор, пока ты не уйдешь.
– Но я ухожу сейчас. Здесь темно и холодно, а я хочу унести эту колючую штуку с собой в джунгли.
– Взгляни себе под ноги! Что там лежит?
Маугли подобрал что-то белое и гладкое.
– Человечий череп, – сказал он равнодушно. – А вот и еще два.
– Много лет назад эти люди пришли, чтобы унести сокровище. Я поговорила с ними в темноте, и они успокоились.
– Но разве мне нужно что-нибудь из того, что ты называешь сокровищем? Если ты позволишь мне унести анкус, это будет добрая охота. Если нет, все равно это будет добрая охота. Я не враждую с Ядовитым Народом, а кроме того, я знаю Заветное Слово твоего племени.
– Здесь только одно Заветное Слово, и это Слово – мое!
Каа метнулся вперед, сверкнув глазами:
– Кто просил меня привести человека?
– Я, конечно, – прошелестела старая кобра. – Давно уже не видела человека, а этот человек говорит по-нашему.
– Но о том, чтобы убивать, не было уговора. Как же я вернусь в джунгли и расскажу, что отвел его на смерть?
– Я и не убью его раньше времени. А если тебе надо уйти, вон дыра в стене. Помолчи-ка теперь, жирный убийца обезьян! Стоит мне коснуться твоей шеи, и джунгли тебя больше не увидят. Никогда еще человек не уходил отсюда живым. Я Страж Сокровищ в Княжеском городе!
– Но говорят тебе, ты, белый ночной червяк, что нет больше ни князя, ни города! Вокруг нас одни только джунгли! – воскликнул Каа.
– А сокровище есть. Но вот что можно сделать. Не уходи еще, Каа, – посмотришь, как будет бегать мальчик. Здесь есть где поохотиться. Жизнь хороша, мальчик! Побегай взад и вперед, порезвись!
Маугли спокойно положил руку на голову Каа.
– Эта белая тварь до сих пор видела только людей из человечьей стаи. Меня она не знает, – прошептал он. – Она сама напросилась на охоту. Пусть получает!
Маугли стоял, держа в руках анкус острием вниз. Он быстро метнул анкус, и тот упал наискось, как раз за клобуком большой змеи, пригвоздив ее к земле. В мгновение ока удав налег всей тяжестью на извивающееся тело кобры, прижав его от клобука до хвоста. Красные глаза кобры горели, и голова на свободной шее бешено моталась вправо и влево.
– Убей ее! – сказал Каа, видя, что Маугли берется за нож.
– Нет, – сказал Маугли, доставая нож, – больше я не хочу убивать, разве только для пищи. Посмотри сам, Каа!
Он схватил кобру пониже клобука, раскрыл ей рот лезвием ножа и показал, что страшные ядовитые зубы в верхней челюсти почернели и выкрошились. Белая кобра пережила свой яд, как это бывает со змеями.
– Тхунтх (Гнилая Колода), – сказал Маугли и, сделав Каа знак отстраниться, выдернул анкус из земли и освободил белую кобру.
– Княжескому сокровищу нужен новый страж, – сказал он сурово. – Тхунтх, ты оплошала. Побегай взад и вперед, порезвись, Гнилая Колода!
– Мне стыдно! Убей меня! – прошипела белая кобра.
– Слишком много было разговоров про убийство. Теперь мы уйдем. Я возьму эту колючую штуку, Тхунтх, потому что я дрался и одолел тебя.
– Смотри, чтоб она не убила тебя в конце концов. Это смерть! Помни, это смерть! В ней довольно силы, чтобы убить всех людей в моем городе. Недолго ты удержишь ее, Человек из Джунглей, или тот, кто отнимет ее у тебя. Ради нее будут убивать, убивать и убивать! Моя сила иссякла, зато колючка сделает мое дело. Это смерть! Это смерть! Это смерть!
Маугли выбрался через дыру в подземный коридор и, обернувшись, увидел, как белая кобра яростно кусает потерявшими силу зубами неподвижные лица золотых идолов, лежащих на полу, и шипит:
– Это смерть!
Маугли и Каа были рады, что снова выбрались на дневной свет. Как только они очутились в родных джунглях и анкус в руках мальчика засверкал на утреннем солнце, он почувствовал почти такую же радость, как если б нашел пучок новых цветов, для того чтобы воткнуть их себе в волосы.
– Это ярче глаз Багиры, – сказал он, с восхищением поворачивая рубин. – Я покажу ей эту штуку. Но что хотела сказать Гнилая Колода своими словами о смерти?
