— Очень, — не дал он договорить и протянул ей руку.
Саша взяла его за руку.
— Тогда почему…
— Ты ведь не целуешься со всякими, — напомнил Миша ее любимую фразу.
— Да, точно… — она покосилась на него, — только ты не всякий.
Они пошли по усыпанной красным песком дорожке, Миша молчал, ей даже показалось, что он забыл про ее слова… Потом он перешагнул через невысокое ограждение и ступил на газон.
— Идем, — позвал Миша, — хочу кое-что тебе показать.
Саша недоуменно следовала за ним, гадая, зачем он ведет ее в кусты, почему это таинственное «кое-что» нельзя показать прямо на дорожке.
— Не нужно так испуганно смотреть, — улыбнулся он, приподнимая ветку, чтобы та не ударила ее, — не беспокойся, я не увожу тебя подальше от чужих глаз, чтобы до смерти зацеловать.
Ее это нисколько не успокоило, можно сказать, разочаровало, ей эти кусты как раз показались прекрасным местом для поцелуя, но у Миши были явно другие намерения. Он остановился возле маленького холмика у куста и опустился на корточки.
— Это могила? — нахмурилась Саша.
Он усмехнулся, а ей стало неловко из-за своего предположения. Миша отодвинул ладонью рыхлую кучку земли, и она увидела стекло, под ним лежали засохшие полевые цветы.
— Что это?
— Могила, — он засмеялся, — знаешь, ты права, это могила, в ней я год назад похоронил свои чувства к тебе.
Саша опустилась рядом и как следует разгребла землю. За стеклом помимо цветов лежал свернутый в трубочку листок.
— Что там написано?
Он вложил ей в руку камень.
— Разбей и прочти.
Она хотела разбить, но потом отложила камень.
— Это так красиво, я не могу.
Миша взял камень, без раздумий разбил стекло, вытащил листок, развернул его и протянул ей. Саша хотела прочитать, но Миша все еще не отпускал его. Их взгляды встретились.
— Я люблю ее и ненавижу, — тихо произнес он. — Люблю, когда улыбается, и ненавижу, когда смеется надо мною. Люблю ее нежный взгляд, пусть и обращенный не на меня, и ненавижу в нем жестокую надменность. Люблю ее красоту и ненавижу в ней зависть. Люблю слушать ее голос и ненавижу, когда в нем проскальзывает злость. Люблю ее тонкие изящные пальцы и ненавижу ее небрежный почерк. Люблю смотреть на ее губы и ненавижу, потому что никогда не смогу их поцеловать. Люблю ее длинные ресницы, люблю рыжие волосы, люблю россыпь солнечных веснушек на милом лице и ненавижу ее безразличие. Ненавижу ее нелюбовь. Ненавижу ее ненависть ко мне. — Миша умолк, отпустил кончик листа, и он упал назад в свою могилу, к разбитому стеклу с увядшими цветами. Они одновременно поднялись, Саша шагнула к Мише и поцеловала.
Маша в очередной раз сверила адрес на конверте, который ей вручил Миша, и остановилась возле новостройки. Этот дом она уже обошла несколько раз, но все еще продолжала сомневаться. На небе сгущались тучи, где-то вдалеке грохотал гром. Зонта у нее не было, куртки тоже, поэтому с первыми каплями она решительно открыла дверь и вошла в чистую, ухоженную парадную.
— Куда ты, девочка? — обратилась к ней пожилая консьержка.
— А я курьер, в пятьсот тридцать третью квартиру.
— Подожди, узнаю, — прикрикнула женщина, ловко набирая на телефоне номер квартиры. — Здравствуйте, Роман Аркадьевич, к вам тут курьер, пустить? Хорошо. Можешь пройти, девочка.
Маша еще никогда не видывала таких лифтов с зеркалами чуть ли не в полный рост. Она приподняла подол синего сарафана, чтобы посмотреть, как выглядит левая нога без гипса, но никаких отличий от правой не заметила. На днях закончились сеансы лечебной физкультуры, ей казалось, будто она никогда себе ничего не ломала; кости срослись, доктор вместе с родителями не мог нарадоваться. Она раньше других сдала экзамены. В то время как сестра с друзьями корпела над учебниками, Маша отдыхала.
Лифт открылся, она вышла на площадку и поискала номер нужной квартиры. Темно-красная дверь приоткрылась, показался высокий мужчина в тренировочных штанах и полосатой майке, слегка обросший щетиной, но, несмотря на это, — приятный.
— Курьер? — улыбнулся он.
— Да.
Неожиданно в приоткрытую дверь прошмыгнул белый кот.
— Эй, стой! — закричал мужчина так, словно произошло нечто страшное. — Девочка, лови его скорее, сын убьет, если кот сбежит! — Маша сделала к белому коту осторожный шаг и позвала:
— Кис-кис-кис.
— Хватай же его, он такой… сбежит, и поминай как звали!
— А почему же он убегает? — удивилась Маша. — Разве ему плохо у вас?
— Плохо?! — фыркнул мужчина. — Да он как сыр в масле… глянь, какой жирный, а принесли, тощий был, смотреть жалко!
Она взяла кота на руки и погладила по мягкой белоснежной шерстке. Зеленовато-голубые глаза изучающе уставились на нее, а красный нос потянулся навстречу.
— Ну, посмотри на него, — засмеялся мужчина, — не успел увидеть, уже целуется; вообще-то он у нас не такой, к чужим даже не подойдет. Сына моего любит, остальных игнорирует.
Маша хотела передать кота хозяину, но мужчина посмотрел в окно, за которым стеной шел дождь.
— Ты, девочка, зайди, там дождь зарядил, пережди.
— Да ничего страшного…
— Зонтика нету, вымокнешь, такой ливень ненадолго, — он распахнул дверь, — заноси этого обормота.
Она вошла в просторную прихожую с высоким потолком, двумя светло-бежевыми креслами, зеркальными встроенными шкафами и отпустила кота.
— Письмо? — напомнил мужчина.
— Ах, точно, — она полезла в сумочку, перекинутую через плечо, вынула немного помятый конверт. — Вот, пожалуйста. — Мужчина быстро вскрыл письмо, брови его сошлись на переносице, потом взлетели на лоб, и он проворчал:
— Мусор, очередная реклама.
Ей стало неудобно, что она побеспокоила человека из-за какой-то рекламы. Миша ее уверял, что письмо очень важное и его нельзя просто бросить в ящик, а нужно отдать лично руки.
— Я не знала, — виновато пролепетала Маша.
Он глянул на нее.
— Конечно, не знала, а я разве что-то говорю… — Лицо его разгладилось. — Смотри-ка, как ты нашему котику понравилась. — Маша глянула на кота, преданно растянувшегося у ее ног, и улыбнулась.
— Очень красивый кот, — она помешкала, но все-таки спросила: — А откуда он у вас?
— Сын откуда-то притащил, сам не знаю.
— А давно?
Мужчина призадумался.
— Лет пять, наверно, а точно не скажу.
— Ясно, простите, что принесла вам рекламу, я пойду, дождик, вероятно, уже закончился.
— Да не извиняйся, не ты же виновата, что они до того обнаглели, шлют свои листовки с курьером, разбогатели на мусоре всяком, бумагу только переводят…
Маша не успела выйти за порог, как кот рванул за ней, хозяин только и успел ногу поставить, чтобы преградить ему путь.
— Шальной, — пробурчал мужчина, — совсем ненормальный, чего не живется, всегда с этими бездомными так, свобода манит.
— До свидания, — попрощалась она, наблюдая за красивым котом, рьяно вцепившимся в тапку.
— До свидания, — мужчина закрыл дверь, но она услышала, как он произнес: — Пошли, Люська, пожрать тебе дам, не дело тапками обедать! Ну, чего встал, Людовик, идем!
Приехал лифт, а Маша продолжала стоять с колотящимся от волнения сердцем, глядя на темно-красную дверь.
— Людовик, — повторила она, как заклинание, имя котенка из далекого прошлого.
Маша решительно подошла к двери, но рука возле звонка остановилась. Она абсолютно не знала, что сказать, как объяснить хозяину, какое огромное значение имел для нее этот кот. Все эти годы она жила с надеждой, что милый Людовик нашел себе достойных хозяев, и даже не надеялась когда-нибудь узнать что-либо о нем. Первое время она пыталась разыскать того самого мальчика с крыши, с которым познакомилась в одну звездную ночь, но он точно сквозь землю провалился. Чего она только не передумала, плакала по ночам, обошла все квартиры в их доме, чтобы узнать, не взял ли кто-нибудь котенка себе. Поиски ее оборвались, когда она случайно услышала разговор родителей: папа сказал, что в то время, как пропал котенок, в доме травили крыс и он, скорее всего, погиб. Она не хотела в это верить, поэтому выдумала себе чудесную историю, в которой Людовика подобрал какой-нибудь хороший человек. Этот человек ей представлялся девочкой ее возраста, очень похожей на нее. На деле оказалось иначе. Хорошим человеком была вовсе не девочка, а мальчик, задиристый и грубоватый.
Маша блаженно улыбнулась.
Она не очень хорошо его помнила, но благодарность ее не знала границ.
— Даже имя не изменил, — пробормотала она, поглядывая на заветный звонок. Хотелось еще разочек взглянуть на свою детскую мечту, но она не осмелилась. И пусть дома ее ждал собственный Людовик, серенький, доверчивый и любимый, сердце до сих пор екало при воспоминании о белом котенке со смешным красным носиком.
