— Откуда? — девочка тяжко вздохнула. Как маленькая, уставшая от жизни старушка.
— А что — так?
— Да мама с папой пробовали, но это очень-очень сложно. И если даже — то нескоро.
— Хм-м… Точно. У нас, как говорится, имеет место быть… А кто твои мама с папой, девочка, в смысле, чем занимаются?
— Папа — инженер. А мама — учительница. В школе японский преподает. Только, говорит, часов мало, поэтому и денег…
— Но папа-то хорошо зарабатывает?
— Папа — хорошо! Но тоже мало.
— Ясно. Все ясно… А что поделаешь — трудные времена. Может, скоро полегче станет… Извини за бестактность, но многие ваши назад уехали, когда мы земную ось правили…
— Нам тогда не хотелось. Но теперь, наверное, уедем скоро. Правда, пока окончательно не решили, но…
— Уедете? — вздрогнул Иванушка.
— Еще не точно…
— Да, от вашей прекрасной страны мало осталось. Мы, правда, чисто по-русски поделились с вами как с погорельцами, чем могли, хребет Сихотэ-Алинь — чуть не весь, что поболе несчастных Курил, а про нас все равно… Хотя — замнем…
— От нашей прекрасной страны, которая была и так небольшая, остался один архипелаг. Вроде Курил бывших. А Сихотэ-Алинь… Нет, спасибо, конечно, только там все чужое… Так, во всяком случае, папа с мамой говорят. А они мне добра желают… — Пожалуй, это была и впрямь маленькая, но изрядно пережившая старушка. Каких немало и в иные, более стабильные времена.
— Но зачем же вы — тогда?
— Как, разве вы не слышали?!
— Что? — это Иванушка и дед спросили хором.
— Как что? Ну, вы даете! У нас же там теперь — микадо опять!
— Это что? — ляпнул Иванушка, столь явно выказав свое невежество, что дед аж болезненно поморщился.
— Ваня, так шутить глупо! — почти что прикрикнул он на внука и, чтобы внук его правильно понял, быстро добавил: — Про микадо, про то, что у вас восстановлена монархия, мы, разумеется, знаем и сердечно рады. Но просто нам показалось, что ты про другое сказать хотела, ведь про микадо сейчас весь мир только и говорит.
— Я лишь хотела добавить — но об этом вы тоже, значит, слышали — что микадо приказывает всем японцам… Потому что Родина…
— Ясно, Лиза, все ясно. Святое дело. Конечно. Раз сам микадо…
— Ой, мне домой пора, меня родители потеряют!
— Да-да, конечно, Иван, проводи Лизавету. Приятно было познакомиться, заходи к нам еще, девочка.
— Можно?
— Нужно.
— Хорошо. Если только родители мне сейчас не запретят.
— Так уж постарайся, чтоб не запретили!
— Обязательно. До свидания, дедушка.
— До свидания, внучка…
И молодежь ушла, но у деда весь сон пропал, мысли всякие тревожные да не особо веселые одолевать начали…
«Конечно, это, должно быть, очень тяжело, когда все вокруг чужое и все чужие. Сам, правда, на собственной шкуре не испытал, но чувствую. А глобалисты хотели — через колено. Какое счастье, что не вышло…»
А Иванушка между тем довел новую подружку до ее дома, оказалось, что они в пятиэтажке снимают однокомнатную, где, кроме Лизы, мамы и папы, еще два братика-близнеца годовалых. И все — японцы!
Иванушка мужественно довел Лизу до двери квартиры, потому что именно в подъездах любят шалить ужасные злые маньяки, открыл Лизин отец — щуплый невысокий очкарик, а за его спиной маячила миниатюрная мама, будто сошедшая со старинных японских акварелей времен Хокусая, что ли. Тоже в очках. Оба, однако, обрадовались с чисто местной непосредственностью. Стало быть, она, непосредственность, не такая уж местная. Оба, значит, уже начинали беспокоиться.
— Это — Иванушка, — сказала Лиза родителям, — мы с ним сегодня случайно познакомились и уже подружились.
— Здравствуй, Иванушка! — сказал Лизин папа. — Меня зовут дядя Игорь. — И пожал Иванушке руку. Его рука показалась Иванушке очень сильной. Хотя и маленькой.
— А меня — Мария Ивановна, — сказала мама и улыбнулась.
Улыбнулся и дедов внук, но ничего не сказал, только молча удивился, что всех по-русски зовут.
Он, вообще-то, имел твердое намерение только проводить новую подружку и немедленно уйти. Однако когда его пригласили на чай, он вспомнил, что Лиза-то какао у них пила, и, чуть поколебавшись, решительно шагнул внутрь. Сразу разулся, конечно, понятия не имея, что у японцев тоже есть обычай разуваться, чем доставил хозяевам явное удовольствие. Но неужто они, живя здесь уже довольно долго, до сих пор не замечали, что русские им хотя бы в этом ничуть не уступают? Наверняка замечали. Но, должно быть, это их продолжало умилять…
Чай оказался таким, какой Иванушка и дома пил, но в то же время — совсем не таким. Гораздо, гораздо вкуснее. И подумалось: а ведь будь у них под рукой своя японская вода да все остальное, то каким бы получился чай? И еще подумалось, что и наши бы люди, имея возможность пить такой напиток, тоже, может, сделались трезвыми, как японцы. Но тут же встали перед глазами противные дядьки да тетки, день и ночь неприкаянно слоняющиеся по поселку, которых после Потопа совсем не стало, но со временем откуда-то опять появились — они б тогда наверняка так же ханыжили насчет чая и все равно на работу не ходили.
А вот печенье, которое к чаю подали, Иванушка не любил. Они с дедом такое никогда не покупали. А покупали дорогое и рассыпчатое…
Таким образом, побывав в гостях, Иванушка, по обыкновению, и десятка слов не сказал вслух, но подумать успел о многом. Хозяева же решили, что мальчик этот очень хорошо воспитан — заметил, что за ширмой годовалые близнецы спят, и моментально сообразил, как следует себя вести. И не стали запрещать своей дочке с ним дружить. Потому что должен же у нее быть какой-то круг общения.
— Дед, — спросил Иванушка с порога, — а почему они все по-русски называются?
— Это, как им кажется, должно нравиться нам, — не задумываясь, ответил дед, — да еще они уверены, что мы их настоящие имена будем обязательно и даже нарочно коверкать. Хотя имена-то у них… Вот у монголов — да! Язык сломаешь. Был у меня в институте приятель — Алдаберген Букей. Так я почти уверен, что никакой он не Букей, но — на порядок заковыристей. А японские — семечки. Кстати, брать себе русские имена — не только японская причуда. Многие и, что характерно, чаще всего азиаты этим грешат. Европейцы — редко.
— А-а-а… — сказал Иванушка и тоже стал раздеваться.
Но дед-то намеревался основательно с внуком побеседовать! И о вещах куда как серьезных. Так что пришлось допытываться. Впрочем, как обычно.
— И что вы там делали?
— Чай пили, чего еще в гостях делают?
— А о чем говорили?
— Ни о чем.
— Совсем-совсем?
— Совсем-совсем. Там же за ширмой мелкие спали.
— Тогда конечно… И как вы теперь будете? С Лизой-то.
— По-моему, я произвел на них хорошее впечатление. Так что — будем как-нибудь, наверное…
— Это хорошо. Мне Лиза тоже понравилась. Серьезная мадемуазель. Не то что наши некоторые. Только ты, Иванушка, не очень-то… Они ж скоро уедут.
— Может, еще раздумают.
— Вряд ли.
— Будет плохо. Очень плохо. Я даже не знаю…
И дед понял, что его любимый внук серьезно влип. И если он по натуре тоже однолюб — а это, скорей всего, так, то — беда. И надо как-то, что-то… Может, не поздно еще…
— Я, Иванушка, конечно, не вправе вмешиваться в твою личную жизнь, однако, видишь ли… Очень уж мы и они — разные! До такой степени разные, что у нас — «гора», а у них — «яма». Мы — чужие им. Они — чужие нам. И в таких случаях редко что-то хорошее выходит.
— Да ну! — отмахнулся внук. — Шовинизм какой-то. Пережиток. Все люди — братья.
— А земная ось? Или уже забыл?
— Прекрасно помню. Но отдельные случаи ничего не решают. И мой случай — отдельный.
— Отдельный? А представь, Иванушка, что вот бы у нас тут тоже свой микадо вдруг выискался! И кинул бы какой-нибудь клич. От имени Родины, само собой. И мы бы все — как стадо баранов… Можешь ты такое представить? Я — нет.
— А я — запросто. Хотя, допустим, лично ты на этот клич не побежишь. И я не побегу. Но бараны-то найдутся и у нас. Сколько угодно.
— Увы, найдутся. Но эти-то, Судзуки твои, баранами точно не выглядят. Однако — едут. На клич. Как это объяснить с помощью нашей логики?
— Никак.
— Вот. А разные логики, это — как разные планеты. Пропасть!
— Да, может, не уедут они!
— Может. Давай спать.
— Давай.
И они выключили свет, Иванушка отвернулся к стене, дед — в противоположную сторону, и стали спать. Даже без обычной сказки. То есть внук засопел почти сразу — может, надеялся увидеть во сне свою Лизу, а дед, по обыкновению, еще долго-долго не мог уснуть. Его одолевали думы.
Иванушка больше лук даже в руки не брал. Вот до чего дед заморочил ребенка своими сказками — с девчонкой по-нормальному не познакомиться! И этот же самый дед еще пытается кого-то…
