Напротив, она становилась все добрее и добрее. Детям происходящее не слишком нравилось, и они были полны дурных предчувствий.
В последний день каникул мисс Прайс торжественно ввела их в гостиную (где, кстати сказать, со времени прибытия Эмилиуса спал Чарльз). Все трое сели на кровать Чарльза, а мисс Прайс устроилась на маленьком стуле с прямой спинкой. Атмосфера была напряженной.
Мисс Прайс откашлялась и положила руки на колени.
— Дети, — начала она, — то, что я собираюсь сказать, думаю, не будет для вас сюрпризом. Вы заметили, что за последнюю неделю в доме стало несколько оживленнее.
Мисс Прайс облизала губы и слегка сжала руки. Глаза детей следили за каждым ее движением в поисках намека на то, что должно случиться.
— У меня нет ничего особенно ценного, — продолжила мисс Прайс, — но то немногое, что мне принадлежит, находится в довольно неплохом состоянии. Например, кухонная раковина, купленная только в прошлом году, стоила мне вместе с работой по ее установке около пятидесяти фунтов… Правда, оборудование ванной комнаты я забираю с собой. Если у меня и есть слабость, так это к современным водопроводным приспособлениям. Я ничего не имею против простой жизни на лоне природы, но купание в лохани — это уж чересчур! — мисс Прайс остановилась. — Вся вырученная сумма пойдет Красному Кресту, — добавила она.
Кери наклонилась вперед и, немного поколебавшись, недоуменно спросила:
— Какая сумма, мисс Прайс?
— Я же сказала, Кери. Сумма, вырученная от продажи дома!
— Вы собираетесь продать дом?
— Кери, будь внимательнее, когда тебе о чем-то говорят. Я продаю и дом, и мебель — все, кроме, как я уже сказала, оборудования ванной комнаты.
— И вы отдаете все деньги Красному Кресту?
— Все до последнего пенни.
— Но почему? — не выдержал Чарльз.
— Чтобы компенсировать этому столетию потерю здоровой женщины.
Кери слегка улыбнулась. Она привстала, затем снова села.
— Понимаю, — медленно сказала она. — О, мисс Прайс…
— Зато я ничего не понимаю! — перебил ее Чарльз.
— Чарльз, — сказала Кери, нетерпеливо поворачиваясь к нему. — Мисс Прайс имеет в виду… — Она бросила неуверенный взгляд на мисс Прайс. — Я думаю, мисс Прайс имеет в виду…
Лицо мисс Прайс было совершенно бесстрастным. Она кашлянула.
— Может, я не выразила это достаточно ясно, Чарльз, — сказала она. — Дело в том, что мистер Джонс сделал мне предложение, — тут она величественно улыбнулась Чарльзу, — и я его приняла.
Чарльз озадаченно уставился на нее:
— Вы собираетесь жить в семнадцатом столетии?
— По необходимости, — объявила мисс Прайс. — Мистер Джонс не может оставаться здесь, а там у него есть дом, домашний скот, сад… Кроме того, у мистера Джонса есть кое-какие сбережения.
— Но как вы поедете туда? — удивился Чарльз. — Ведь без Поля это невозможно.
— Все продумано. Завтра утром за вами заедет мистер Биссельвейт. Он отвезет вас на станцию и посадит на поезд. А сегодня после ужина Поль встанет рядом с изголовьем кровати и повернет шишку.
— Вы собираетесь уехать уже сегодня вечером?! — воскликнул Чарльз.
— К несчастью, нам придется. Хотя я не люблю ничего делать в спешке, без Поля у нас не будет средства передвижения.
Кери повернулась и, выдернув немного пуха из одеяла, уставилась на свою руку.
— Мисс Прайс, — сказала она.
— Да?
— Думаете, вам… — Кери упорно смотрела на одеяло. — Вам там понравится?
Мисс Прайс сложила руки на коленях. Странно, но, похоже, у нее не было готового ответа.
— Мистер Джонс и я, — проговорила мисс Прайс медленно, глядя на стену так, словно могла видеть сквозь нее, — два одиноких человека. Нам будет лучше вместе.
— Но кровать больше никогда не вернется, ведь Поль останется здесь!
Мисс Прайс не ответила. Она по-прежнему глядела на стену и думала о чем-то своем…
И снова там, где раньше стояла кровать, остался лишь тонкий слой пыли. Единственное различие было в том, что на этот раз комната выглядела более пустой. Ковры были свернуты, ящики комода приоткрыты. Скомканный кусок тонкой прозрачной ткани лежал на полу, зацепившись за ножку умывальника.
Итак, она уехала. Там, где всего минуту назад царила суета и суматоха сборов, где звучали последние слова прощания, теперь было тихо и пустынно.
Кровать была нагружена доверху. Оборудование ванной комнаты, любовно снятое Чарльзом и Эмилиусом и завернутое в одеяла и простыни, заняло слишком много места. А ведь кроме корзины с одеждой и двух чемоданов были еще вещи, которые мисс Прайс не смогла оставить и в последнюю минуту тоже взяла с собой. Среди них были: серебряный кувшин для сливок, вторая грелка, ложечка для яиц, коробка из-под печенья, в которой хранился чай, несколько бисквитов, шесть банок сардин, чайные и столовые ложки, новая скатерть, сабля отца мисс Прайс, альбом с фотографиями, бутылка лавандовой воды… Все это было упаковано, связано бельевыми веревками — и в конечном итоге стало представлять из себя огромную, шаткую груду, на которую сверху взгромоздились мисс Прайс и Эмилиус. По настоянию Кери мисс Прайс надела свою лучшую соломенную шляпу.
— И впрямь, лучше ее надеть, чем запаковывать, — согласилась мисс Прайс.
Прощаясь с детьми, мисс Прайс немного всплакнула. Напоследок она еще раз напомнила, что миссис Китхаттен, которая жила чуть дальше по дороге, должна прийти и приготовить им завтрак, что билеты на камине в столовой, что мистер Биссельвейт будет ждать их в девять тридцать, что проверять предметы, внесенные в опись, придут после часа, о чем следует напомнить миссис Китхаттен, что остаток молока следует вскипятить, иначе оно до утра прокиснет.
Потом Поль встал у изголовья кровати и, повернув шишку, назвал пункт назначения. Через мгновение комната опустела. Лишь оберточная бумага, шелестя, летала над полом, будто от ветра, да занавеска развевалась, как парус в непогоду. Все трое сразу почувствовали себя ужасно одинокими. Они спустились вниз и прошли через кухню в буфетную. Пустота была повсюду. Сушильный шкаф был еще влажным после мытья посуды, оставшейся от ужина, той самой, которую дети мыли вместе с мисс Прайс.
Дверь в сад была открыта, и дети вышли из дома.
Солнце садилось за лесом, и вершина холма в эти предвечерние часы казалась золотой.
— Сейчас они уже, наверное, там, — сказал наконец Чарльз, нарушая затянувшееся молчание.
Кери посмотрела вдаль, где за погруженным в сумрак лесом начинался знакомый склон горы Медника.
— Знаю! — воскликнула она неожиданно. — Давайте сбегаем туда! Как раз успеем вернуться до темноты!
— Но мы все равно их не увидим, и вообще… — возразил Чарльз.
— Это не имеет значения. Мисс Прайс как-нибудь узнает о том, что мы пришли.
Как чудесно было бежать, карабкаясь вверх по песчаным тропинкам, продираться через папоротник и высокую траву! Как хорошо было ощущать на своих плечах последние ласковые лучи солнца и видеть тени, скачущие впереди по траве!
Когда дети добрались до разрушенного дома, Кери взобралась на стену, отыскав самое высокое место. Она села и, положив подбородок на руки, погрузилась в глубокое раздумье, больше походившее на какое-то оцепенение или гипнотический сон. Ветер шевелил ее волосы, неподвижная тень тянулась от стены через кусты черной смородины вверх по залитому солнцем холму… Чарльз и Поль бродили между камнями, собирая попадавшиеся по дороге ягоды, и искоса поглядывали на сестру.
Через некоторое время Кери слезла со стены. Погруженная в молчание, она медленно прошла мимо мальчиков. На ее лице застыла мечтательная улыбка.
— Я вижу их, — сказала она нараспев и остановилась в зарослях лопухов, где когда-то, как говорил Эмилиус, был яблоневый сад.
— Пойдем, Кери, — сказал Чарльз. Он знал, что это игра, но все равно происходящее ему не нравилось.
— Я вижу их совсем ясно, — продолжала Кери, как будто не слыша его слов. Она развела руки в стороны и немного приподняла лицо, как на картине «Пророчица», которая висела у них дома.
— Они медленно идут по дорожке рука об руку… Теперь они остановились под яблоней… На мисс Прайс нет шляпы… Теперь они повернулись и смотрят назад, на дом…
— Ну, хватит, Кери. Пойдем, — сказал Чарльз неуверенно. — Уже темнеет.
— А теперь, — Кери уважительно понизила голос, — мистер Джонс поцеловал мисс Прайс в щеку. Он говорит… — Кери остановилась, как бы прислушиваясь к чему-то. — Он говорит, — продолжила она торжественно через минуту: «Моя единственная… Моя самая лучшая… Моя первая и последняя любовь…»
Затем вдруг Чарльз с Полем увидели, как меняется выражение ее лица. Глаза Кери расширились, а рот открылся от изумления. Она поспешно огляделась, затем выпрыгнула из лопухов и, неловко вскарабкавшись на стену, недоуменно уставилась вниз, на то место, где стояла до этого.
