— Смотрите лучше, я тут, бывало, по целому ведру землянушек набирал.
Но Татьянка с Машей, как ни старались, ничего, кроме небольших вздутий на земле, не видали. И только когда Костюха начал осторожно разгребать эти земляные бугорки и на свет стали выглядывать твердые белые шляпки шампиньонов величиной с куриное яйцо и больше, девочки восхищенно заахали.
— Ой, Костя, ты колдун, что ли?
— Сквозь землю видишь!
А Костюха, хоть и был старше своих спутниц лет на пять-шесть, но относился к ним как равный, без взрослой снисходительности, и сейчас даже порозовел от удовольствия, слушая их. Ловко орудуя перочинным ножичком, он извлекал из земли один шампиньон за другим, оставляя лишь корешки и самые маленькие грибки.
— Пусть растут. Завтра опять урожай соберем.
Когда выбрались из зарослей на лужок, грибов вместе с опенками оказалось с добрых полведра. Стали думать, куда их деть. Если разделить на всех — что там достанется… Лучше отдать кому-нибудь одному.
— Давайте-ка мы их зажарим, — предложил Костюха. — Вместе собирали, вместе и съедим.
— А где?
— Да здесь, на лужке. Я сейчас сковородку принесу.
Мальчишки тут же кинулись собирать возле ветел сухие ветки и гнилушки для костра, а девочки пошли к колодцу мыть и перебирать грибы. Через полчаса в самом конце Зеленого лужка весело горел костерок и на широкой сковородке жарились в сметане шампиньоны и опенки. Костюха (он был выходной в этот день) принес гитару, и Маша с Татьянкой, обнявшись, как это делают взрослые девушки, пели песни — про глобус, который крутится-вертится, про тропку тайную во ржи, про девчонку Наташку и ее ждущие чуда глаза…
А вокруг в траве несмолкаемо звенели кузнечики, вкусно пахло дымком и медовой сурепкой, и мелькали, мелькали перед глазами Костюхины пальцы, заставляя гитару и петь, и плакать…
Целый день пробыли ребята на Зеленом лужке. Когда поели грибов, стали играть в волейбол, потом в салочки. Затем девочки плели венки, а мальчишек Костюха учил ходить на руках и делать «мостик», даже разрешил побренчать на гитаре. А проголодавшись, снова развели костер и пекли на палочках, как шашлык, молодую картошку — Костюха принес со своего огорода. Ушел он от них только к вечеру.
— Сейчас, небось, в Ольховку пойдет, — сказал Сережка.
— Зачем? — спросила Маша.
— К ухажерке своей, зачем же еще.
— А ты откуда знаешь?
— Все знают… Он ее на велосипеде недавно катал, она теперь у нас завклубом работает. Артииистка! — насмешливо протянул Сережка.
Когда ребята возвращались домой, то действительно увидели Костюху. В белой нейлоновой рубахе с закатанными по локоть рукавами, с гитарой в руках, он размашисто шагал в сторону соседней деревни — Ольховки.
— Сереж, а она… красивая? — спросила дорогой Маша.
— Кто?
— Ну, эта… артистка.
— А… Ничего, в брючках ходит, с челочкой. А тебе зачем?
— Да просто так… — вздохнула Маша. — Ох, и попадет нам сейчас с тобой от бабушки: целый день дома не были!
— Это уж точно, — согласился Сережка.
И больше до самого дома они не проронили ни слова.
Вскоре Маша уехала в пионерский лагерь и в Большие Ключи вернулась только через месяц. Конечно, соскучилась по деревне, по своим друзьям-товарищам, и решила сбегать на Зеленый лужок: наверняка там кто-нибудь играет.
— Никого там нет, — охладил ее пыл Сережка. — Был лужок, да сплыл.
— Так-таки и сплыл? — лукаво улыбнулась она, понимая, что Сережка ее разыгрывает. — Вместе с опенками, с ромашками, с бабы-Лушиным теленком, с ветлами?
— Нет, ветлы остались. Да сходи, посмотри, если не веришь… Хочешь, пойдем вместе?
— Пойдем.
По дороге они зашли, за Татьянкой и та тоже сказала, что Зеленого лужка больше нету.
— Украли его у нас…
— Кто же это такой ловкий выискался? — усмехнулась Маша.
— Кто? Трактористы. А самый первый зачинщик — Костюха. Оставит трактор возле дома, гитару в руки — и мчится к своей артистке, — негодовала Татьянка. — А потом и другие стали там трактора ставить.
— И машины, — добавил Сережка.
— Да, и машины тоже. Всю землю вокруг так искорежили — ужас просто!
Вскоре и Маша убедилась, что ребята говорили правду. На месте стоянки тракторов трава была вытоптана, выжжена мазутом и соляркой. Через весь Зеленый лужок, словно шрам по лицу, тянулся наискось глубокий след от трактора. А в одном месте чернел большой круг: здесь, видимо, трактор крутился на одной гусенице. В канаве, где еще недавно стояла прозрачная весенняя вода, в которой плавали пушистые утята и отражалось небо с облаками, теперь были свалены какие-то железки. В них ковырялись Санька и Ванька.
— А мы водолазами работаем! — весело закричали они. — Смотрите, сколько всякой всячины со дна «моря» вытащили!
Но увидев озабоченные лица ребят, близнецы тоже притихли.
— Вот написать в газету, будут знать! — опять завелась Татьянка.
— В «Пионерскую правду», что ль? — усмехнулся Сережка. — А трактористы ее не читают…
— Ну, тогда в район пожаловаться!
— Пожалуешься на свою шею… Я один раз отцу пожаловался, когда еще в первый класс ходил. Живо заработал.
— Что заработал? — спросил Санька.
— Подзатыльник, что же еще.
С объездной дороги прямо на ребят по косому тракторному следу мчалась грузовая машина. У стоянки она круто развернулась, фыркнула отработанным бензином и затихла. Из кабины вылез шофер дядя Коля, живший по соседству. Человек он был добродушный и частенько катал в кабине ребятишек. Маша тоже не раз каталась с ним и сейчас, как старого знакомого, спросила его:
— Дядя Коля, а зачем вы машину здесь ставите?
— Что? — не понял шофер. — А, машину… Да вы чего собрались целой толпой? Ведь все в кабину не поместитесь…
— Да мы не кататься, — объяснила Маша. — Раньше играли на Зеленом лужке, а теперь видите он какой…
— Тут не заправочная станция, вас штрафовать будут! выпалила Татьянка.
— Та-а-к… — заинтересованно протянул дядя Коля, оглядев ребят. — Это за какие же грехи нас штрафовать? Здесь земля колхозная? Колхозная. А машина и трактора чьи? Тоже колхозные. Вам все, надеюсь, понятно? А теперь — марш отсюда, не вертитесь возле техники.
Сегодня дядя Коля был не в духе. И ребята медленно пошли краем Зеленого лужка, словно совершали круг прощания. По пути им попадались то ворох битого кирпича и сажи (видимо, в каком-то доме перекладывали печку, а мусор выбросили сюда), то пустые бочки из-под горючего, то разорванный бумажный мешок с удобрениями, который, наверное, свалился из кузова и его не стали поднимать… Там, где удобрения рассыпались по траве, она завяла и пожухла. Саньке и Ваньке это показалось удивительным: ведь она должна быть еще гуще и выше!
— Если вас одними таблетками кормить, что от вас будет? — спросил Сережка.
— Умрем! — уверенно заявил Санька.
— Если много съедим — умрем, — подтвердил Ванька.
— Вот так же и трава.
— А удобрения все равно как таблетки, да?
— Конечно.
— А мы думали все равно как витамины, — признались близнецы.
— Витамины и есть, — поддержала близнецов Татьянка. — Я сама в газете читала: «витамины полей» их называют.
— Иди ты со своими газетами! — разозлился Сережка, — Что же тогда трава от этих витаминов посохла вся?
И наверняка разгорелась бы ссора, да Маша вовремя вспомнила, что привезла две коробки акварельных красок.
— Пойдемте к нам рисовать! — пригласила она.
И ребята всей гурьбой зашагали к дому бабушки Фроси.
Прошло несколько дней. Вряд ли ребята думали что рисование так увлечет их: игры, шалости, рыбалка, даже походы за горохом на колхозное поле — все было забыто.
— Бабушка, Маша встала? — прибегал кто-нибудь из них с утра пораньше.
— Встала, встала, греховодники… Проходи-ка в горницу, она там.
А через час-другой горница уже гудела от ребячьих голосов. Девчонки и мальчишки превратили ее в мастерскую и картинную галерею одновременно.
Когда Маша показала товарищам акварельные краски и кисточки, всем захотелось что-нибудь нарисовать. У кого дом получился, у кого самолет… А Маша нарисовала Костюху — идет он по Зеленому лужку с гитарой, спешит к своей артистке, а сзади него остаются огромные черные следы.
— Здорово! Очень похоже! — загалдели мальчишки, хотя вряд ли кто из них (да и Маша тоже) могли объяснить, зачем здесь огромные черные следы. Хорошо — и все тут! И все тоже принялись рисовать Зеленый лужок. Кто на столе расположился, кто на сундуке, кто на подоконнике. Готовые картинки развешивали по стенам. Чего только тут не было! И взявшиеся за руки луговые опенки, преградившие дорогу трактору, и храбрый зеленый кузнечик, который дрался двумя шпагами с шофером дядей Колей, и грустный соловей на смородиновом кусте, зажимающий уши крылышками, и посиневшая от удобрений-таблеток трава…
