— Вань, не говори ерунды. Никто тебя не переименует. А без редактора у тебя будет где-нибудь три ноги, как в фотошопе. И будешь так бегать.
— И что, скажешь, твой редактор отрежет мне ногу?
— Если лишняя, то легко. Слушай, не перебивай меня. Так вот, редактор говорит, что композиция повести страдает. Что всё важное уже произошло, история закончена, сюжетные линии завершены.
— Нет, ну как же… линии завершены… Но человек-то продолжается. Человек важнее линий, так ведь?
— Ну, так. Но вот так. Значит, мнение редактора не совпадает…
— Это моё не совпадает! Ну, я не знаю. Линии завершены, и что? Хотя… Хотя, знаешь — пусть отдельным рассказом, неважно. Мне главное, чтобы это было, понимаешь? Хоть… хоть Эдуардом.
* * *
— Ну, вы идёте или чего? — спросил Джефф.
— Куда?
— На Тверскую, — ответил он, будто это само собой разумеется, будто мы вот так каждый день тащимся ни с того ни с сего на Тверскую.
Я тогда ещё не понял, куда он нас зовёт. Ну и мы пошли, конечно. Чего бы не пойти.
Мы шли с Джеффом и Стоуном, и это было бы похоже на фразу из американского романа. Только роман, похоже, совсем не американский.
Стоун радостно смотрел по сторонам и говорил о треугольниках. А я думал — надо же, эти его треугольники: три палки, три точки — и столько математики можно из этих треугольников вынуть, столько там всего. Вся эта тригонометрия. Ну… И не только тригонометрия, конечно.
А Джефф, на удивление, молчал и даже как-то подпрыгивал. Какой-то он был подозрительно радостный, вертел своей синей головой (сверху покрасил синим, а с боков обычный цвет оставил, будто его макушкой в краску макнули. И бровь всё-таки проколол, и ему, между прочим, идёт).
— Водички бы, — сказал он.
И правда, пить хочется. Мы зашли в магазин, взяли бутылку воды. Стоун хотел пепси-колу, но его вдруг остановили: «Мы сегодня в стекле не продаём». Чего ещё… почему? Я хотел возмутиться, но Джефф многозначительно закивал и стал уговаривать Стоуна на кока-колу, которая в пластиковой бутылке. Стоун покачал головой — вот я не понимаю, в чём разница, а он понимает! Только пепси. Странный человек.
В общем, шли за водой, а накупили кучу всего, и тащить этот пакет пришлось, конечно, мне.
Стоун заливался соловьём, а я думал, начать с чипсов или…
И тут мы увидели.
Мы увидели автобус. И он был не простой автобус: стёкла изнутри у него были закрыты зеркальной плёнкой. И возле него стоял полицейский. В чёрном, как называется их такая форма, не знаю.
Мы прошли ещё несколько метров. И остановились.
Люди шли — и останавливались. Здесь. Дальше некуда было идти, всё было перегорожено такими… их зовут «космонавты», из-за шлемов и защиты. Росгвардия, в общем.
— Джефф, ты чего? — зашипел я. — На митинг нас привёл, что ли?
— Я привёл? Да вы что… вы не знали? — Джефф вдруг растерялся, сдулся. — Я думал, все знают! Вы чего… Я думал, вы тоже… вы со мной!
У Стоуна вдруг поголубели глаза. То есть буквально — будто фонариком ему изнутри в черепе светят, честное слово.
Люди вокруг стояли, такие обычные на вид. В шортах и майках, с татуировками, с кофейными стаканчиками. Можно подумать — на концерт какой пришли. Только тут иногда ещё бабушки попадаются.
…Одной такой бабушке было жарко. Прямо видно, как жарко, она вся покраснела от жары, но не уходит.
Просто стоят. Чего вот так стоять?
— До-пус-кай! — вдруг крикнул один парень, и тут же его поддержали, включились в ритм.
— До-пус-кай! До-пус-кай!
Реальный концерт. Только лица какие-то… сосредоточенные.
Я, конечно, знал что-то такое, вроде про выборы. Что кого-то там не допустили к выборам, люди собирали подписи, а их не засчитали, — в общем, всё как всегда… поэтому и «допускай».
Чего народу столько? И ладно люди пришли, но полиция… куда их столько? Против кого?…
А потом все просто стали хлопать в ладоши. И Джефф захлопал тоже.
Вообще это удивительно, я прямо тогда подумал — люди просто хлопают в ладоши, как в детском садике. И в этом вдруг — обнаруживаются слова… смыслы. Кто это придумал, хлопать? Ритм — слово — смысл.
…Я не люблю толпу, я там задыхаюсь. Надо уходить, если Джефф хочет — пусть себе митингует, но нам со Стоуном тут точно не место. Я бы какие альтернативные варианты поискал, чем толпой ходить.
Тут мне на глаза попалась та бабушка, которой жарко, — она села на парапет, не может больше стоять. И тут до меня дошло, такая ведь простая вещь:
— Воду будете?
Я отдал ей свою бутылку, хорошо, что ещё не начал пить. Ну вот… какой-то толк с меня. Не просто же хлопать тут стоять.
Большая часть людей ещё просто стояла, очень спокойно, даже расслабленно. Но тут я даже не увидел, а почувствовал какое-то движение. Люди пошли… стали двигаться. Два человека побежали, но остальные просто шли, просто, просто. Ничего страшного.
А потом я увидел, почему они идут. Как на них движется сплошная чёрная шеренга — в шлемах, в масках, в наколенниках и налокотниках. Как будто я попал в какое-то кино. Мне всё не верилось, что это всё на самом деле.
Я взял Володю Стоуна за руку. Как маленького. Рука была мокрая. А Джефф? Где Джефф?…
И тут я увидел, как эти «космонавты» в экипировке тащат какого-то парня. Тот спокойно так висит… А они его тащат. Лица не видно, только джинсы и кроссовки. И тут я вспомнил.
Вспомнил — секундой — четвёртый этаж и эти кроссовки рядом с другими. Тогда они были… да чего — это правда Джефф, это он?
Это он — и его тащат… И это никакая не книга, никакое не кино, это — на самом деле!
Чёрт… что
