Преодолевая усталость, он достал нарисованную грамоту из-под газетки в тумбочке, вынул из матраса ключ и пошёл. Не через окно, а нормально, дверью. Андрей Геннадиевич снова скользнул по нему взглядом выпученных, замученных обязанностями глаз и снова ничего не сказал.
... И вот среди глубокой ночи Игорь пошёл к кабинету, не таясь, по безлюдному лагерю. Поднялся по лесенке, нащупывая в кармане ключ. Остановился.
На лавочке слева от двери кабинета сидела Марина Алексеевна, у её ног, блаженствуя, развалился Тюбик. Марина Алексеевна носком тапочки почёсывала Тюбику брюхо.
— Иди, иди сюда, — поманила она рукой. — Садись... Видишь, какая я догадливая. Всех вас вижу насквозь. Сперва отдай ключ.
Игорь подал ей ключ.
— Твоя подделка у тебя, конечно, с собой. Дай сюда. Игорь вытащил из-под рубашки поддельную грамоту и отдал.
— Пойдём, сравним.
Зашли в кабинет. Марина Алексеевна включила люстру и приставила к стене поддельную грамоту рядом с настоящей.
— Что вы, её не видели, что ли, — сказал Игорь, утомившись молчанием. — Она здесь несколько дней висела.
— Очень здорово сделано, — сказала начальница. — Я её оставлю себе, можно?
Игорь пожал плечами:
— Оставляйте, я её для вас и нарисовал.
— Шутник... Вот тебе ножичек, счисти печать. Игорь стал соскребать наклеенную печать острым, как резец, ножичком. Марина Алексеевна сняла со стены рамку и вынула из неё Ларисину грамоту.
— Кто выдал? — спросил Игорь.
— Я сама догадалась.
— Это неправда.
— Ну, неправда, — согласилась Марина Алексеевна. — Но ты должен понять, почему я вынуждена говорить неправду. Ты сам один раз сказал мне неправду, тоже вынужденную. Ты меня даже ограбил. И всё-таки я считаю тебя честным мальчиком. Поэтому ты простишь мне мою неправду.
— Нет. — Игорь помотал головой. — Одно дело — я, а другое — вы. Всем можно, а вам нельзя. И зря вы врёте, я уже сам догадался, кто выдал. Мне она сразу не понравилась. Вся из себя выламывается, вся как на цыпочках и завистливая... Вот, готово.
— Давай.
Марина Алексеевна, не торопясь, вставила в рамку нарисованную Игорем грамоту, повесила на стену.
— Видишь, всё вышло, как ты хотел, — сказала она.
— Да, спасибо, — сказал он. — Только надо было сразу.
— Почему ты не спрашиваешь, отдам ли я грамоту Ларисе?
— Я же вижу.
— Да, мы понимаем друг друга, это большая радость. — Она обняла его, провела сильной рукой по волосам, по лицу, как бы снимая что-то. Потом отстранила от себя, держа за уши. — Жалко расставаться, парень. Приезжай будущим летом, скажи маме, что я приму без всяких затруднений.
— Спасибо за приглашение, Марина Алексеевна, мне очень тут понравилось в Ласпи, — сказал Игорь.
— И Лариска приедет, да?.. Ну, иди спать.
— Вы что, опять меня никак не накажете? Начальница усмехнулась.
— Хотела бы, да как я могу тебя наказать? Смена кончилась, а с нею и все наказания... Да, я же хотела дать тебе грамоту, уже написана была. Но после такой новости... — Она покачала головой. — Сам понимаешь, рука не поднялась. Вот тебе и наказание, ты лишён грамоты.
— Я бы лучше значок хотел, — признался Игорь со вздохом сожаления. — Значок в школу носить можно. Вот если бы вы меня лишили значка, я бы очень огорчился, а грамоты — это ничего.
— Жаль, лишить тебя значка я не догадалась. — Марина Алексеевна тоже вздохнула с сожалением. — Ну, ступай.
Развернула его и легонько толкнула к двери.
Тюбик вилял хвостом, но сахару с собой не было.
Игорь присел и погладил собаку, почесал шею и за ушами, похлопал по спине. Встал и увидел рядом Марину Алексеевну.
Она приколола ему значок над кармашком:
— Носи в школу. Будь настоящим ласпинцем, честным, смелым, справедливым, добрым и сильным. Слушайся старших и помогай младшим. Будь готов!
— Всегда готов! Игорь побежал в отряд.
Андрей Геннадиевич одной рукой писал, а другой рукой ерошил волосы на затылке.
Он обернулся на звук шагов:
— Сколько времени?
— Не знаю, — сказал Игорь.
— Это что, — нахмурился вожатый, — опять Судаков болтается?
— Опять, — сказал Игорь.
— Марш в койку1
И вожатый углубился в своё писание.
Игорь проводил глазами автобус, увозящий Ларису. Подумал, что через пятнадцать минут его можно будет ещё раз увидеть высоко на горе, где он выезжает на Ялтинское шоссе. Подождал и ещё раз увидел. Автобус медленно, как жук по дощечке, прополз до поворота и пропал уже навсегда.
Игорь вспомнил слова Ивана Ивановича, что от всех горестей жизни спасает работа, и пошёл к нему в мастерскую. Попросил сучок и резец и стал делать человечка, опирающегося на палку.
К Ивану Ивановичу пришла худенькая девушка, начинающая художница из Симферополя. Зайдя потом в комнату попить воды, Игорь не узнал сразу Ивана Ивановича, испугался, что кто-то другой сидит на его табуретке. Иван Иванович был в наглаженных светлых брюках, в свежей жёлтой рубашке, такой отшлифованный, солидный, не хуже, чем папа.
Игорь стал пить воду очень медленно, чтобы послушать.
— Работа будет непрерывной и напряжённой, — говорил Иван Иванович девушке. — Судя по вашим рисункам, вы обладаете талантом. Однако что это значит? Талантливы все. Природа не создаёт бездарных, она не расточительница. Но! Одни люди развивают свой талант, настраивают на определённую волну и запускают в работу. Другие — и таких, к нашему общему сожалению, много — оставляют талант тлеть вхолостую, подобно свече, накрытой кастрюлей. Для того чтобы снять со своей свечи чёрную кастрюлю инертности и лени, необходимо прежде всего создать свою личность, а уж потом хвататься за кисть...
Допив последний глоток, Игорь ушёл во дворик и продолжил работу.
Он резал, пока совсем не стемнело.
Вернулся в комнату.
Девушка уже ушла. Иван Иванович снова был одет в шорты и мягкую клетчатую рубашку. Он смотрел в книгу.
Игорь поставил своего человечка на опустевшую полку.
Оторвавшись от книги, Иван Иванович предложил:
— Поскучаем вместе? Есть кофе.
— Нет, я лучше один, — ответил Игорь. — До свиданья. А девушка была очень красивая, мне понравилась. Завтра я уезжаю. Всего вам хорошего.
— Всего доброго, Игорь. Желаю успехов. И немножко удачи.
Игорь вышел, спустился со сцены и наткнулся на Дунина.
— Слушай, в восьмом отряде один парень, сын командира корабля, папа за ним катер прислал, стоит у причала, — единым духом выпалил Дунин. — Я со старшиной говорил, он тебя возьмёт в Севастополь и ночевать где устроит. Идея?
— А зачем?
— Как зачем?! Лариска в Камышовой живёт, адрес у тебя в кармане, на десятом троллейбусе полчаса от центра. Сегодня поздно, а завтра можешь заявиться хоть в семь утра, хотя лучше, конечно, в восемь, она как раз на пляж пойдёт. Это же поступок!
Игорь не стал спрашивать, откуда Дунин знает, что адрес Ларисы у него в кармане и что она пойдёт на пляж в восемь утра.
Он только сказал:
— По-моему, это не поступок, а трепыхание. Переполох был бы и здесь и там, опять неприятности. Мы попрощались.
Помолчав, Дунин тихо спросил:
— Навсегда?
— Навсегда только умирают, — сказал Игорь. — Ты же мне перед зимними каникулами пришлёшь письмо с приглашением?
— Конечно! Мне Марина хотела грамоту дать за праздник Нептуна, уже написана была.
— Почему же не дала?
— Всё потому. Светка разболтала как раз перед прощальной линейкой. Марина рассвирепела и разорвала грамоту в клочья.
— И меня грамоты лишила.
— Я знаю... Слушай, тебе так ничего и не было?
— Смена кончилась, — сказал Игорь. — Что она может сделать?
— Да? — протянул Игорь. — Мало ты знаешь. Она может такое написать отцу на работу, кого он воспитал. Или в школу. Думаешь, не бывало таких случаев?
— Она же понимает, что мы с тобой не для безобразия всё это сделали, а для справедливости. Марина Алексеевна всех насквозь видит.
— Нарушение есть нарушение.
— И всё-таки существует разница, — возразил Игорь. — Всё дело в разнице.
— Ты говоришь всегда как-то в общем, — заметил Дунин. — Объясни лучше на примере из жизни.
— Пожалуйста. Когда мы в ватербол играем во время купания и мяч улетает за буйки, ты же плывёшь за мячом, нарушаешь основное правило купания. И тебя никто за это не наказывает, потому что есть разница, из-за чего нарушаешь.
Дунин засмеялся:
— Мяч пропадёт. Если запретить его доставать, мячей не напасёшься!
— Может, и тут чего-нибудь пропадёт... Нам не видно, а Марина Алексеевна разбирается...
Игорь смотрел на море, думал о катере, на котором не поплывёт в Севастополь, и о Ларисе, которую завтра не увидит.
Он ещё не знал, а Дунин уже догадался, что завтра Лариса придёт на вокзал провожать ленинградский поезд.
