— Через полчаса, — сказал Фокс, закончив разговор, — о, упс! Я им не тот адрес дал, свой.
Мы стали перезванивать, но было занято.
— Вот я придурок…
— Всё нормально, — успокоила я, хотя вообще была согласна, — через минут двадцать выйдешь на площадку.
Я замолчала. Кьяра перестала петь.
— Малыш?
— Я буду цистить зюбы, — объявила Кьяра и включила воду.
— Нет, — закричала я, подбегая к двери и барабаня по ней изо всех сил, — выключи воду немедленно!
— Не могу!
— Кьяра! Немедленно!
Она начала плакать. Фокс схватил меня за локоть, оттащил от двери.
— Перестань! Ты её пугаешь.
Я успела поймать испуганный взгляд, который он бросил на дверь. Словно Кьярка была тиранозавром, которого я не пугаю, а дразню сырым мясом. Я жутко разозлилась.
— Ay тебя есть другой способ заставить её выключить воду? Пусть испуганная, зато без воды!
— Я не буду выклюцять воду, — ответила Кьяра, — ни-ког-да!
Я похолодела.
— Всё, Фокс. Неси дрель.
— Зачем?
— Надо дверь сверлить.
— Сдурела. Ты будешь?
— Нет. Ты.
— Я не буду. Испоганю дверь. Твоя мать моим потом счёт выставит, а у нас и так денег нет.
— Фокс, ты придурок!
У меня хлынули слёзы, но я быстро вытерла их о плечо.
— Ничего она не выставит! А если Кьярка захлебнётся там?
— Ну хорош, а? Ничего с ней не сделается. Мастер уже через двадцать минут будет.
Тут Кьяра закашлялась. Я схватила Фокса за руку.
— Немедленно! Принеси! Дрель! Если она умрёт! То!
— Поплюй, дура! — огрызнулся он и всё-таки вышел.
Я припала к двери в ванной.
— Кьяра! Что там у тебя? Чего ты молчишь?
— Я зюбы цисю, — чуть хрипло ответила она, — не месяй!
Я села на пол у двери и зажмурилась.
«Пожалуйста, если Ты меня видишь и слышишь, сделай так, чтобы всё было хорошо».
Фокс приволок небольшой зелёный чемоданчик. Встал рядом со мной на колени. Открыл его. Там была дрель. И куча свёрл.
— У отца на работе, — начал он, не глядя на меня, — один мужик плохо кулачки зажал. Это тут.
Он показал пальцем на то место, куда вставляется сверло.
— Начал сверлить. Сверло вылетело. Выбило ему глаз.
— А ты их хорошо закрепи.
— Макарова!
Он поднял голову и мрачно посмотрел на меня.
— Макарова, я этого никогда не делал раньше. У нас дома отец занимается. Или дед, если отец в командировке.
Фокс посмотрел на дверь.
— Я даже не понимаю, где сверлить, — проговорил он с несчастным видом.
— Вот тут.
Я ткнула пальцем около ручки.
— Откуда ты знаешь?
— Видела, как папа сверлил. У нас только он всё делает. Я тогда рядом стояла и запомнила.
— А кто у вас заперся, опять она?
— Не, никто. Просто дверь сама. В комнату.
— Покажи, где!
— Да там уже сменили дверь. Дырища была ого-го. Мама тогда сразу сказала: давай везде замки сменим.
— А он чего не сменил?
— Ну, он такой, знаешь… Творческий. Увлекался, забывал.
— А чего ты в прошедшем времени говоришь, ушёл он от вас, что ли?
— Никуда он не ушёл! Слушай, хорош тут время затягивать. Давай, зажимай свои кулачки. Сверлить надо тут. Сделаешь дырку. И отожмём собачку.
— А твой отец сверлил такую же дверь?
— Конечно, — устало сказала я, — и…
Я замерла: из ванны вдруг послышались всхлипывания.
— Кьярочка, что случилось?
— Я стилала носоцьки… А один упал! Не могу его достать!
— И не надо! — заорала я, представив, как носочек затыкает сток, вода набирается и…
— Отойди от раковины! Кьяра! Немедленно!
А Фоксу сказала:
— Или ты сейчас начнёшь сверлить, или я включу её сама и просверлю тебе ногу.
А потом Кьяре:
— Малыш. Сядь на пол и жди! К тебе сейчас прилетит пчёлка.
Наконец Фокс вставил в дрель сверло. Я нашла в кладовке удлинитель, протянула его из кухни в ванную. Фокс встал на одно колено перед дверью. Он и так всегда бледный, а тут просто позеленел от напряжения. Вытаращил глаза и закусил губу. Зажмурил один глаз и…
— Подожди! — скомандовала я. — Кьярочка! Не пугайся! Это пчёлка летит!
— А где она? — спросила Кьяра, но тут Фокс, что-то пробормотав, начал сверлить.
Послышался жуткий звук, и длился он бесконечно.
— Хватит! — крикнула я. — Выключай! Она там…
Звук стих. Как я и думала — Кьяра рыдала.
— Маленький мой, не плачь, — я до крови прикусила указательный палец, чтобы не разрыдаться вместе с моей девочкой, — скоро всё кончится, это чуть-чуть рычания, и всё…
— Лычания? — сквозь слезы проговорила она. — Там лев…
— Нет, там не лев, там…
У меня случилось замыкание в мозгах. Я ничего не могла придумать.
— Слушай, — сердито сказал Фокс, — чего ты ей голову морочишь? Она же не маленькая. Скажи ей, как есть!
— Не маленькая?! Ей три!
— Тьфу, — сплюнул он, — ну ты и нянька. Только сюсюкать можешь. Эй! Кьяра! Слышишь меня?
— Да, — прорыдала она, — ты мой папа?
— Да нет! Меня зовут дядя… Ну, в смысле просто Рома. Поняла? У меня тут дверь. Тьфу, дрель. Так вот. Она такая… Жужжит.
— Я слысала… Я боюсь! Я к маме хоцю!
— Мамы нет, — сказал Фокс.
— Слушай, ты, правдоруб, — чуть не заплакала я, — она же сейчас…
Кьяра действительно разрыдалась ещё громче. Фокс поморщился.
— Зато есть Лиза! К Лизе ты хочешь? — крикнул он.
— Да!
— Так вот. Сейчас я просверлю дырку. И открою дверь. И ты пойдёшь к Лизе. Договорились?
— А цем ты будесь свейлить?
— Дрелью. Она жужжит вот так.
Фокс включил дрель и тут же выключил.
— Стасьно!
— Да, страшно, — согласился Фокс, — но это просто инструмент. Обычный. Он не кусается.
— Инстумент?
— Как в «Фиксиках»![10] — крикнула я. — Помнишь, мы смотрели «Фиксиков»! У них микроволновка сломалась! Они её чинили. Кьяра, помнишь?
— Да. А спой!
Фокс посмотрел на меня. Я шмыгнула носом.
— Лиса!
— Да, Кьярочка. «А кто такие фиксики, большой-большой секрет!» — затянула я, и моя девочка стала подпевать.
— Так, фиксики, — сказал Фокс, — врубаю. Готовы?
Когда он выключил дрель на этот раз, Кьяра ещё пела.
Фокс сходил за отвёрткой и принялся ковырять дырку в двери.
— А ты какой фиксик? — спросила Кьяра.
— Я синий, а ты? — сказала я.
— Я зеёный. А Лома, он какой?
Фокс фыркнул.
— Фиолетовый, ёлки, — сказал он, — так, тётки. Приготовились. Сверлю.
Он сверлил, останавливался, ковырял отвёрткой, снова сверлил, а потом вдруг — чпынь! Он стукнул отвёрткой по собачке. Отжал её. Схватил за ручку. Повернул…
— Кьяра! — крикнула я, бросаясь в ванную. Конечно, она стояла босиком. На ледяном кафельном полу. Мокрая, как лягушка, замёрзшая, с распухшим от слёз носом и красными точками по всему лбу.
— Глупая девочка, глупая, зачем ты заперлась!
Я сдёрнула с батареи махровое полотенце. Завернула её, подхватила и наконец прижала к себе.
И заплакала сама, уткнувшись в пахнущее лимонным гелем для душа полотенце.
У Кьярки есть удивительное свойство. Она любит на улице наломать веточек, собрать их в букет и отлавливать ни в чём не повинных прохожих. Перегораживать им дорогу, бросаться под ноги. Протягивать букеты с умильной улыбкой и бормотать:
— Это ва-ам!
Поначалу мне это очень нравилось. Добрая, думала я, девочка у меня растёт. Потом стало напрягать. Потому что бежишь с ней в магазин, а она — со своими ветками. Или бывает, что люди торопятся, а она правда же под ноги лезет, мешает. Или кто-то не понимает, зачем ему букет сухих веток, возможно, ещё и описанный собаками. Или бывают люди, с которыми мне совсем не хочется, чтобы Кьяра сталкивалась. Алкоголики перед церковью. Или непонятые дядьки в дутых куртках возле речки. А она же дарит букеты всем, без разбора…
Один раз шли мы с ней мимо жуткого нищего, вообще без носа, грязного ужасно. Вижу, Кьярка уже подбирается к нему с букетом.
— Отойди, — говорю ей, — от дяди. Не надо к нему.
— Поцему?
— Просто послушайся! — огрызнулась я.
Проходим мимо, а нищий вдруг подскакивает и трогает меня за плечо. Меня передёрнуло от страха, а он улыбается и говорит:
— Ты молодец. Вот такая у тебя девчонка! (показывает большой палец). Когда она с братом ходит, то всегда мне букеты дарит…
…Это я к чему всё.
Когда я выволокла Кьяру из ванной, нечаянно толкнув Фокса, который разглядывал дырку в двери, к нам позвонили. А потом вошёл дядька. В чёрной куртке и чёрной кепке. С ящичком. Похожий на киллера.
— Ой, — сказала я, — вы нас нашли? 3-здрасте…
