буду урчать, чтобы чёрный туман побыстрее рассеялся. Мы умеем создавать уют. А дылды пускай учатся говорить и слушать друг друга. Уже пора, не котята всё-таки. Доброе слово — оно и кошке приятно. А уж человеку тем более. Заруби это себе на носу, ведьма. Почаще говори хорошие слова своим близким. Хвали их, радуйся успехам. И тогда в доме будет царить мир.
Похоже, Мурке нравилось поучать неразумных «дылд». Но Тайка не стала напоминать, что вообще-то это она нашла причину порчи, а значит, не нуждается в наставлениях. Вместо этого важно кивнула.
— Конечно, Мурианна Тимофеевна. Я с вами полностью согласна.
После оттепели в Дивнозёрье подморозило, дороги и тропки схватились льдом, а сверху ещё потом снежком присыпало — будто в насмешку. Скользко стало, хоть коньки надевай. Никифор давеча к зазнобе своей ходил — домовихе Анфисе, — так три раза навернулся. Вернулся домой, охая и хромая, забрался на печку и оттуда ни гу-гу. А тут как раз дрова закончились. Пришлось Тайке самой во двор идти да за топор браться. Силёнок маловато, конечно, но деда Фёдора не попросишь. Почему? Так он тоже лодыжку растянул. Даже клюка не помогла.
И спасибо, что только растянул! А то вон Надюха — Тайкина подружка — в школу с загипсованной рукой пришла. Писать теперь на уроках не может, только слушает…
Пушок крутился под ногами, помогал стаскивать полешки в поленницу и бухтел:
— Ох, не нравится мне всё это. Какой-то лёд нынче подозрительный.
— Да какой подозрительный? Самый обычный, — отмахнулась Тайка, утирая пот со лба. — Было тепло, сейчас холодно. Каждый год такое бывает.
— Но не каждый год столько людей падает и руки-ноги ломает. А уж Никифор наш знаешь какой ловкий всегда был? Он как я — если и падает, то на все четыре лапы. Ой, то есть в его случае на две. А тут поди ж ты — ушибся. Нужно принять меры. Ты ж ведьма!
— Вот я и собираюсь их принять, — Тайка воткнула топор в чурбачок. — Сейчас только печку натопим, а потом пройдёмся с тобой по переулку с песочком. Вот тебе и всё колдовство.
— Не веришь, значит? А зря! — надулся Пушок. — Я, между прочим, тебя старше и делюсь коловершьей мудростью! Не ценишь ты меня, Тая. Даже пирогами не кормишь. Эх…
— Как это не кормлю? А кто вчера полный противень умял, а? С яйцом и с луком, — опешила Тайка.
Обвинение было несправедливым, но она не обиделась, потому что знала трепетное отношение Пушка к пирогам и вообще к еде. Бывало, конечно, что попрекала коловершу, но больше в шутку и вообще за дело: например, когда тот сам всё съел, а с друзьями не поделился. Бедняга в детстве успел поголодать, так что до сих пор пытался наесться впрок.
— Так то вчера было, — фыркнул коловерша. — А сегодня не кормишь!
— Да не ворчи, будут тебе пироги. Но после того, как дела сделаем.
Так слово за слово, шутка за шуткой — поработали они на славу: и дров запасли, и дорожки от снега расчистили, щедро присыпав песком.
— Вот, дело сделано, — Тайка отряхнула рукавицы. — Проще пареной репы! Никто не поскользнётся теперь.
И — шмяк — сама с размаху села на лёд. Обидно стало до слёз. Ну как же так?! Не говоря уже о том, что это было больно.
А Пушок вдруг вскричал:
— Тая, смотри-смотри!
У неё из-под ног раскатились ледяные шарики. Послышалось тихое хихиканье. Коловерша бросился ловить маленьких негодяев, но те ловко уворачивались. Миг — и уже затерялись в сугробе, поди найди их!
— Только молчи, — насупилась Тайка.
— Да я молчу.
— Вот и всё. А то по глазам вижу, что ты хочешь сказать.
— Тая, ты научилась читать мысли? — Пушок пытался выглядеть серьёзным, но у него получалось плохо. Хитрая морда так и норовила расплыться в улыбке.
— «Я же говори-и-ил, что дело нечи-и-исто», — передразнила Тайка.
— Заметим, я этого не сказал.
— Зато слишком громко думал.
— Ну так это у нас не возбраняется, — хмыкнул коловерша, сдувая с усов снег. — Ты встать-то можешь?
— Ох, кажется, могу…
Так потихоньку, нога за ногу, они поковыляли к дому. Сзади послышалось какое-то шуршание, и Пушок зашептал:
— Только не оборачивайся. Мне кажется, они за нами идут. Видать, решили, что мало тебе досталось.
— У-у, прицепились! Кто это вообще?
Пушок в задумчивости наморщил лоб:
— Припоминаю, будто бы бабка Ведана — старая ведьма Дивнозёрья — называла их гололёдышки.
— Значит, ты раньше их встречал?
— Нет, только байки слыхал. Тай, они ближе подбираются. Думаю, надо их задержать и допросить с пристрастием.
— И как же мы их поймаем? — Тайка чувствовала себя очень неуютно. Вроде и маленькие эти гололёдышки, а проблемы от них большие. Покатятся, уронят — не ровен час сломаешь себе чего-нибудь.
— Может, шапкой? — коловерша прищурился, прикинул и покачал головой, отвечая сам себе: — Нет, шапка маловата. О, знаю! Коробкой! Зря у нас она на крыльце пылится, что ли? Ну, та, что от принтера.
— Давай попробуем.
Они переглянулись и кивнули друг другу — ну чисто герои шпионского боевика, заметившие слежку. Тайка ускорила шаг, Пушок припустил за ней — хорошо, когда крылья есть, не поскользнёшься!
Гололёдышки замешкались, а когда поняли, что надо бы поднажать, у Тайки уже была наготове коробка, а Пушок подхватил метлу, которой они крыльцо чистили. Вжух — замёл все шарики, ни одного не упустил. И распушился, гордясь своей ловкостью:
— Ха!
— Что, допрыгались? — Тайка хорошенько тряхнула коробку.
Со дна послышался недовольный писк, похожий на мышиный, и на неё воззрились чёрные как угольки глаза. Три десятка пар, не меньше.
— Так нечестно! — заверещал самый большой гололёдышек.
— А людям под ноги бросаться честно? — возмутилась в ответ Тайка. Ух, сама от себя не ожидала такого командного голоса.
Комочки в ужасе откатились к задней стенке, некоторые ощетинились ледяными иглами.
— Смотри, Тай, злые ёжики! — хохотнул Пушок.
Весь боевой настрой сбил, балбес. Тайка заулыбалась и сразу стала выглядеть менее грозно. Наверное, поэтому самый большой гололёдышек решил поканючить:
— Мы больше не бу-удем. Ну, похулиганили немного, с кем не бывает. Жить-то нам осталось недолго: по весне сами растаем. Не запирай в темнице, выпусти на волюшку!
— Не отпущу, пока на все мои вопросы не ответишь.
— Так за чем дело стало? Спрашивай.
— Только врать не вздумайте. Откуда вы взялись в Дивнозёрье? Говорят, давненько вас не было, — она склонилась над коробкой. Ох, только бы не выпрыгнули. Второй раз их так легко не поймаешь
