Вот тут-то невзрослый зверь раскрыл рот, вывалил язык и стал вовсю глядеть на Чучу. Про птенца он забыл совсем.
— Эй, ты кто?
— Я не знаю. Вон тот рыжий зверь…
— А, Белка с Сухой Сосны.
— Да, да, так она говорит, что я мышь.
— Белка слишком важничает. Я не знаю, что такое «мышь», но ты на нее не похож. Можешь спуститься.
Чуча не двинулся.
— А ты кто?
— Я — Волк. Когда я вырасту, меня будут звать, как и моих стариков, — Скальный. Мы живем за рощей скальных дубов. Ну, прыгай вниз!
Чуча разжал посиневшие пальцы и неловко брякнулся в траву. Пока он вставал, Волчонок успел легонько давнуть его лапой.
— Эй, эй! — крикнула сверху Белка, — Не смей трогать наше лесное Чучело.
— Я и не трогаю.
— Ах ты, врун! Больно он тебя, Чучелко?
— Ничего, — пропищал Чуча, облизывая помятый бок.
— Смотри, скальный злодей! — летело сверху.
— Он пошутил! — громко крикнул Чуча. И правда, косточки у него уже не болели.
— Ты хороший парень, — тявкнул Волчонок, — Пошли, я покажу тебе кабанов.
Под низкими елками было совсем темно и душно. От земли подымался горячий запах сухой хвои, сверху забивал свежий смоляной дух.
Здесь Волчонок ступал мягко, ветки раздвигал неслышно и все припадал, припадал на передние лапы, стелил голову по земле.
Волчонок прошел, а потом остановился возле большой хвойной кучи, которая вся копошилась, двигалась, кишела.
— Что это? — спросил Чуча.
— Муравьи. Ох и противные! — И — раз! — задней лапой разворотил часть кучи.
— Зачем? Они тебя не трогали.
— А попробуй сунь к ним лапу. Ну, попробуй!
Чуча сунул и сразу затряс ею. Несколько черных букашек скатились в траву, а на розовой лапе остались красные пятна.
— Ясно?
— Теперь ясно.
— А если к ним залетит бабочка или стрекоза — одни крылышки останутся.
Они двинулись дальше, скользя под еловыми ветками, как под крышей.
— Слышишь? — Волчонок повернулся к Чуче.
Но тот едва поспевал и, кроме желтого хвоста, не замечал ничего.
— Слышишь? — Волчонок повел носом, — Здесь проходили свиньи.
И вдруг сквозь ельник просочился желтый теплый свет, и открылась яркая и сочная поляна с белыми бабочками, зеленой травой и синими, белыми и желтыми цветами.
— Смотри! — жарко выдохнул Волчонок.
Через поляну медленно шла длинноносая бурая и седая кабаниха. А за ней, едва видные в траве, — рыжие, с коричневыми полосками вдоль тела, кабанята.
— Ой, какие! — ахнул Чуча. Он не мог отвести глаз. — Послушай, Скальный, а потом они тоже будут серыми?
Чуча сидел на задних лапах, а передними ухватился за веничек травы-перловника.
— Конечно, — кивнул Волчонок, — И я тоже буду серым.
Поляна была уже пуста, а они все сидели, с раздувающимися ноздрями, прерывисто дыша. Потом Волчонок вытянул толстые желтые лапы, положил на них морду. Глаза его стали узкими — две темных щелочки.
— Слушай Песню Леса, — сказал он, — Ляг в траву, так лучше, и слушай.
Чуча лег, запрокинул голову к далеким переливающимся верхушкам сосен, ясеней, берез…
«Ша-а-а», — летело сверху.
«Уи-чок-чок», — из кустов.
«Цк-цк-цк», — рядом из травы.
И все это смешалось, и Чуча услышал:
У меня есть лисы и лоси, — так говорил лес,
На суках раскосые рыси, говорил лес,
Ржавые балки
И рыжие белки,
Текучие реки,
Ползучие раки,
Под водою — линь,
Над водою — лань…
— Это все правда? — спросил Чуча.
Но Волчонок не ответил. Бок его поднимался ровно, одно тяжелое ухо завернулось, показав бело-серую подпушку, вокруг черного сухого носа металась муха. Чуча отогнал ее.
«Какой красавец! — подумал он, — Какой красавец!»
Теперь, где бы ни был Чуча, он слышал, как поет лес. И различал все новые слова. И знал, что все они — правда.
У меня есть дубы и грабы, — так говорил лес,
У меня есть грибы и рыбы, — говорил лес,
Затоны щучьи,
Заводи рачьи,
Сладкая рябина под осень
И зеленая сень, где ясень!
Белка с Сухой Сосны показала Чуче, как, прижавшись друг к дружке, в зеленом лапчатом домике живут орехи. Белка уносила их в гнездо, и Чуча помогал ей.
Видел он множество красной и дымно-черной ягоды, ел ее и дивился щедрости леса. Ему нравилось смотреть, как, поднимая землю, лезут из нее бледные, почти белые, свернутые в трубку, побеги травы.
А однажды он глянул на сосну и увидел, что одна чешуйка, маленькая точка, вдруг засверкала — от нее пошли синие, потом красные лучи.
Чуча сморгнул, и лучи стали голубыми, ярко-желтыми, оранжевыми.
— Что это?
— Не вижу, малыш, — отозвалась Белка с Сухой Сосны.
— Да вот же, вот на коре. Сейчас заденешь лапой!
— Нет ничего, кроме смолы. Поди-ка слижи ее. У тебя будут белые и крепкие зубы.
И верно, это светилась капелька смолы. И тогда Чуча впервые сам прибавил слова к Песне Леса:
Сладки твои смолы,
Ростки твои смелы…
И лес подхватил, запел, как свое:
Сладки мои смолы,
Ростки мои смелы!..
— Это я придумал, — робко сказал Чуча.
— Не болтай глупости! — рассердилась Белка, — Вот хвастунишка!
А Волчонок, узнав об этом, сразу поверил:
— Ты молодец! Умный малый! А хочешь посмотреть, где олени ходят к речке?
И опять они бежали через густой кустарник, мимо заболоченных полян. Там сплошь наросла темная ольха, на ее ветках кое-где рыжели клочки шерсти. Длиннющие елки были выворочены с корнем: болотистая земля в бурю не удерживала их.
Здесь пахло осокой, а в узких ямках от копыт — сладковато и волнующе.
— Олени! — вздохнул Волчонок, принюхиваясь.
— Ты больше всех знаешь о лесе, — в который раз сказал ему Чуча.
— Все звери знают это. Кроме тебя, конечно, — огрызнулся Волчонок.
А потом провел языком по Чучиной серой мордочке. Ведь его, Волчонка, редко кто хвалил.
Так проходило лето.
И настал день, когда выпорхнула из кустов маленькая серая птичка в красновато-бурой шапочке — Славка. Она второй раз за лето вывела птенцов, вырастила их и теперь перескакивала с ветки на ветку — скок-скок-скок! Это значило, что ее заботы о малышах кончены и можно спеть.
И она запела:
Лето в лес приводит день за днем,
Льет на них то солнце, то дожди!
Подросли утята в тростниках.
Желтый пух сменили на перо.
Олененок гордо ощутил
Между двух ушей два бугорка,
А лисенок притащил в нору
Мышь, которую он сам поймал.
Все так и было. Откуда только Славка знает это? Ведь целое лето провозилась с птенцами?! Да такое знают все звери и птицы в лесу. А Славки, к тому же, мастера петь.
Вот тогда и забеспокоилась Белка с Сухой Сосны.
— Ты уже большой, а такой неосторожный! — закричала она Чуче сверху, из гнезда, — Мои бельчата уже ловчее меня. А у тебя — мягкие когти.
— Они не твердеют, что же мне делать? — опечалился Чуча.
— Тогда надо быть хитрым. Не сильным — так хитрым. Ты же, как привязанный, бегаешь за Скальным Волком. А чему он тебя научил?
— Он научил меня слушать Песню Леса.
— Це! — фыркнула Белка, — Чему тут учить? Ее слышат все звери, иногда даже люди. А говорил он тебе о Правде Леса?
— Нет.
— И не скажет.
— Почему?
— Потому что он живет не по правде. Серый разбойник.
— Он не серый. И никого не трогает. А вот муравьи…
— Что муравьи? — переспросила Белка.
— Муравьи знают Правду Леса?
— Конечно.
— А сунь лапу в их кучу.
— Я тоже отгрызу чужую лапу, если она залезет в мое гнездо, — сердито цокнула Белка.
— А бабочка? Когда бабочка прилетает к ним в гости? — Чуча хорошо помнил, о чем говорил Волчонок.
— Это их еда.
— Как же так! — обиделся Чуча, — Муравьи убивают — и живут по Правде Леса, а Скальный…
— Он еще молод, — перебила Белка с Сухой Сосны. И голос ее зазвучал торжественно: — Настанет день, когда он, как и его родичи, убьет просто так…
«Он уже!..» — хотел крикнуть Чуча, но закрыл рот обеими лапами. Да, да. Так оно и было.
Молодая Сорока Ясенская (ее назвали Ясенской оттого, что она свила гнездо на ясене. Звери и птицы так дают друг другу имена) в первый раз высидела птенцов и хлопотала над ними и кричала от темна до темна.
Тогда Чуча еще не бывал в логове Скального, и Волчонок впервые пригласил его.
Они трусили мимо светло-зеленых гладких стволов ясеня и бурых морщинистых дубов. Вдруг Волчонок остановился.
У корней разлапого дуба, в солнечном пятне, дремал один из сыновей Ясенской Сороки.
Волчонок показал на него глазами Чуче и сделал бесшумный шаг. Еще. Еще… В ветках отчаянно крикнула Сорока, но было поздно. Тяжелая лапа опустилась и поднялась.
