Я тоже не забыл поздравить маму и Оксану. Не пообедал несколько раз в школьной столовой и на сэкономленные деньги купил им по букетику подснежников.
Когда позавтракали, мама поставила на стол лимонад и коробку конфет.
— Угощайтесь, — сказала, — таких вы еще не едали.
Мы, как только попробовали, сразу поняли, что на свете нет ничего вкуснее конфет «Птичье молоко». Даже облизывались от наслаждения.
Мама очень радовалась, что конфеты нам так понравились. Но сама почему-то их не ела. Взяла одну — и все. Мы спросили — почему?
— Не люблю сладкого, — махнула рукой. — Сами ешьте.
Мы удивились: с каких это пор мама не любит сладкого? Прежде за ней такого не замечалось. Торты, мороженое, пирожное, всякое варенье и повидло тоже ведь сладкое, а мама их любит. И от конфет прежде никогда не отказывалась, а теперь вдруг не хочет?
Когда папа приехал из Москвы, мама была на работе. Он увидел на столе пустую коробку и спросил:
— Ну как, вкусные были конфеты?
— Очень вкусные!
— А маме не понравились, — сказала Оксана.
— Не понравились? — удивился папа.
— Угу, — подтвердил я. — Потому что мама не любит сладкого.
— Это она сама вам сказала?
— Сама.
— И вы, конечно, вдвоем съели все конфеты?
— Вдвоем.
— Тогда все ясно, — усмехнулся папа.
— Что ясно? — не поняли мы.
— Ну то, что они маме не понравились…
— А почему, почему?
— В народе говорят: мать сама не съест — детям отдаст. Так и ваша мама: увидела, что вам очень понравились конфеты, и не стала их есть. А вы, молодцы, рады стараться… А на самом деле она очень любит конфеты, и больше всего — я это знаю — вот эти, — постучал папа рукой по пустой коробке из-под «Птичьего молока».
Только тогда мы поняли, почему мама не хотела есть конфеты.
Я дал себе слово и непременно сдержу его: когда вырасту, буду работать, буду часто-часто покупать маме всякие сладости, и особенно конфеты «Птичье молоко».
Оксана,
как вы уже знаете, моя младшая сестра. Может, у кого-нибудь из вас, у кого есть младшие сестры и братья, и не так, а мне, признаюсь, Оксана причиняет немало, ох немало хлопот!
Каждый день, кроме субботы и воскресенья, утром нужно отвести ее в детсад, вечером забрать оттуда. Потом, если ни мамы, ни папы нет дома, накормить, уложить спать. А это не просто сделать, потому что она такая привереда, каких свет не видывал. Кроме того, Оксана еще требует, чтобы я с нею все время играл, читал ей сказки или рассказывал интересные истории. И ничего не поделаешь, приходится ублажать ее — куда денешься?
Но разве только это? Много всяких от нее неприятностей.
Вот однажды в воскресенье мы с ребятами собрались поиграть в прятки, или, как у нас, в Киеве, называют, в Панаса. Слышали, наверное, о такой игре, а может быть, и сами в нее играли? Ну, это когда кому-то одному завязывают платком или полотенцем глаза, несколько раз вертят вокруг себя, чтобы он забыл и не отгадал, где какая стена, а потом спрашивают:
«Как зовут?»
«Панас».
«Что любишь?»
«Квас».
«Панас, Панас, лови нас!»
Все разбегаются кто куда, прячутся, затихают, а Панас ходит по комнате с вытянутыми руками и пытается кого-нибудь поймать.
Подсказывать Панасу можно только в двух случаях. Это когда он с завязанными глазами может на что-то наткнуться и наделать беды — ну, например, опрокинуть горшок с цветком или разбить что-нибудь. Тогда его предостерегают:
«Огонь!»
И еще, когда Панас к кому-то приблизился и может его поймать, то кричат:
«Масло!»
Сначала Оксана сидела на диване и смотрела, как мы играем. Когда Панас хватал кого-то и восклицал: «Чур-чур меня, меня!», она заливалась хохотом, хлопала в ладоши — так ей было интересно и весело.
Но потом и Оксане захотелось поиграть с нами.
— Ты еще мала, — сказал я.
— А вот и не мала, — возразила она. — Я уже в подготовительной группе.
— Ну и что, что в подготовительной? Все равно мала — дошкольница! Сиди и смотри!
— Не хочу смотреть, хочу играть!
— Играй с куклами и нам не мешай! — сердито приказал я ей.
Оксана обиделась. Надула губы, нахмурилась, вот-вот заплачет.
— Рома, пусть… Пусть с нами играет, — заступились за нее девочки.
И я разрешил ей играть с нами.
— Ну, ладно, иди уж, привереда…
Оксана вытерла кулаком мокрые глаза, сползла с дивана и рада-радехонька, что ее приняли в игру.
Как раз мне выпало быть Панасом. Я хорошо знаю, как надо играть. Когда выкрикнут: «Панас, Панас, лови нас!», не спешил сразу бросаться ловить. Сначала постою немного, послушаю. Услышу шепот, смех или шорох, выставлю руки и иду туда. И обязательно кого-нибудь поймаю. Если же я прячусь, то заранее примечу надежное место. Только крикнут, я шмыг — спрячусь там и даже не дышу.
Оксана же, хоть и ловкая и быстрая, прятаться еще не умела. Выбрала себе такое место, которое уже все знали.
Что, вас удивляет, как я догадался? Ха-ха!.. Очень просто… По правилам игры Панасу глаза надо завязывать так, чтобы он совсем ничего не видел. Но я всегда хитрил: то складывал платок так, чтобы он просвечивал, то чуть сдвигал его и подглядывал.
Правда, я решил не ловить Оксану и нарочно проходил мимо того места, где она пряталась.
Однако случайно Оксана все-таки попалась в руки. Сгоряча не узнал ее, выкрикнул:
— Чур-чура за меня! — и сорвал платок.
Увидел, кого поймал, и хотел снова натянуть повязку, но Оксана как завизжит:
— Я Панас! Я Панас!..
Ничего не поделаешь, пришлось согласиться.
Я завязал ей платком глаза так, чтобы видно было сквозь него. Быстрее, думаю, кого-нибудь поймает, и будет у нас другой «Панас», и начнется снова настоящая, серьезная игра.
Но нет!
— Я все вижу! — сказала Оксана.
— Молчи! — шепнул я ей на ухо. — Тебе же лучше!
— Не хочу лучше! — уперлась она. — Как себе, так и мне завязывай!
«Вот глупая — «как себе»! — подумал я. — Знала бы, как себе завязываю, не говорила бы».
— Не капризничай! — слегка толкнул под бок Оксану. — Давай вертеть буду.
— Не надо меня вертеть! — сорвала с глаз платок. — Это нечестно! Перевяжи!
— Нечестно?.. — еле выдавил я. Меня словно в жар кинуло — так стало вдруг неловко-неловко.
Глянул на ребят — они стоят, слушают и, кажется, совсем не понимают, о чем мы спорим.
— И неинтересно, — добавила Оксана.
— Конечно, неинтересно, — сразу согласился я, чтобы прекратить разговор.
Выхватил у Оксаны платок, сложил вчетверо и крепко завязал ей глаза.
— Ну а теперь видно?
— Нет, ничего не видно. Крути!
Я крутанул ее несколько раз, и мы разбежались по комнате.
На этот раз я не искал безопасного места и нарочно дал себя поймать Оксане. Она, ясное дело, ни о чем не догадывалась, прыгала от радости, хлопала в ладоши, выкрикивала:
— Ага, попался! Попался!..
Когда же завязывали глаза мне, Оксана внимательно следила, чтобы платок сложили вчетверо и крепко затянули. Да я и сам не стал хитрить: так играть, по-настоящему, без обмана, и в самом деле интересней…
Только не подумайте, что это одному мне столько хлопот с Оксаной. Маме и папе тоже достается.
Недавно, когда Оксана промокла под дождем и простудилась, мама купила ей в универмаге
дождевик
Оксане он очень понравился. Красный, с капюшоном и удобными кармашками и легкий-прелегкий. Даже снимать его не хотела после примерки.
Но мама сказала:
— Ну на что это похоже — идти в солнечную погоду по улице в дождевике? Пойдет дождь — тогда и наденешь. Может, ты еще и в резиновые сапоги обуешься?..
— Нет, — покачала головой Оксана.
— То-то же. Снимай-ка быстренько! Не то и воробьи засмеют.
Воробьи, конечно, Оксану совсем не беспокоили. Она никогда не видела, чтобы они смеялись. А что сейчас не время ходить в дождевике, так мама, конечно, права. И Оксана сняла его.
