Вышли на улицу.
— Мама, это правда, что он совсем не промокает?
— Нет, не промокает.
— И в садик можно его надевать?
— Конечно, можно, когда дождь.
Оксана довольно улыбнулась, крепче прижала к груди сверток.
Ждала дождя день, ждала другой, а его все нет и нет. Утром, проснувшись, подбегала к окну посмотреть — какая погода?
А там, как вчера и позавчера, солнце вовсю!
— И почему он не идет? — начала сердиться Оксана.
— Кто не идет? — не поняла мама.
— Дождь.
— Зачем он тебе?
— Ну, чтобы дождевик надеть.
— Какая же ты глупенькая! — усмехнулась мама. — Погоди, настанет осень, он тебе еще надоест.
— А вот и не надоест, — заверила Оксана.
Как-то вечером она осталась дома одна. Я гулял во дворе, папа был в институте, маму позвали к соседям — кто-то у них заболел.
Оксана уложила своих кукол спать и сама собралась лечь. Пошла в ванную умыться перед сном. А там три блестящих, красивых крана. Один для холодной воды, другой для горячей, третий для душа. Оксане нужна была холодная вода. Но какой кран надо отвернуть, чтобы потекла холодная, она забыла.
Нагнулась, открыла средний — не течет, открыла еще один: ее так и окатило душем.
Она вытерла голову полотенцем, начала смотреть, как из дырчатой лейки струится вода.
И вдруг Оксана такое придумала, что от радости даже подпрыгнула.
Побежала в комнату, вытащила из шкафа дождевик, надела его и назад — в ванную. Потом немного подумала, вернулась, обула резиновые сапожки. Забралась в ванную, стала под душ.
Вода упругими струйками ударила, зашелестела по дождевику. Ну точь-в-точь как под настоящим дождем! Оксана даже запела, как в садике с подружками пела-приговаривала, когда шел дождь:
Дождик, дождик, лейся густо
На бабушкину капусту,
На дедушкины дыни,
Чтоб их не ели свиньи…
Дождевик оказался и вправду непромокаемым. Платье, голова под ним были совсем сухие. Только в сапожки налилось немного воды. Но ведь бывает, что и на улице во время дождя промочишь ноги.
Когда Оксана натешилась вволю, она закрутила краны, развесила на сушилке в ванной комнате дождевик, сняла сапожки.
А тут мама на порог.
Оксана бросилась ей навстречу.
— Мамуся, что я придумала!.. — захлопала в ладоши. — Такое, такое…
— Ну что там, что? Говори! — насторожилась мама.
Она знала: Оксану нельзя ни на минуту одну оставлять — непременно что-то натворит.
— А не будешь сердиться?
— Ладно уж, рассказывай.
— Дождик в ванне, вот что!..
Мама заглянула в ванную комнату, увидела на полу лужу, мокрые сапожки, на сушилке дождевик.
— Ох и выдумщица ты у меня! — покачала головой. — Больше не оставим тебя дома одну.
Оксана стояла и улыбалась. Знала, хитрющая, наверняка знала: мама теперь не станет ее ругать. А что не будут оставлять одну дома, так это же замечательно! Она и не любит оставаться одна.
История с вареньем
случилась уже после того, как Оксана придумала «дождик» в ванне.
Маме легко сказать: «Больше не оставим тебя дома одну». Но и впоследствии бывало так, что приходилось оставлять Оксану, поскольку иного выхода не было.
Вот и на этот раз.
Только привел я Оксану из детсада, прибежали мои одноклассники.
— Пойдем, — говорят. — Разрешил!
— Неужели?
— Честное пионерское!
— Ура! — кричу радостно и кидаюсь к дверям.
— Куда ты, куда? И я с тобой, — вцепилась в меня Оксана.
— Тебе нельзя. Это не для девчонок…
— Что не для девчонок?
— Ну, операция, на которую мы идем.
— Опера-ация? — испугалась она.
— Да не бойся. Не такая операция, о которой ты думаешь, — успокоил я ее. — У нас важное дело. Понятно?
— Понятно…
— Вот и играй в свои игрушки, пока я вернусь.
— Мама велела тебе не бросать меня одну, — сказала Оксана.
Ишь, не забыла, помнила!
— Я ненадолго. Хочешь, включу телевизор?
— А варенья можно взять? — начала канючить Оксана.
— Нет, нельзя! Придет мама, у нее попросишь. — Я решительно захлопнул за собою дверь.
Наша «операция» состояла вот в чем. Возвращаясь из школы по старинной улице, на которой жил наш одноклассник Володька Струк, мы увидели в одном дворе огромную кучу всякого железа.
— Вот бы нам его! Сразу бы выполнили план! — с завистью сказал я: мне было поручено организовать сбор металлолома.
— Не отдадут! — сказал Володька. — Это же двор нашего пятиклассника Сергея Потапенко. А он жадина — страх! Однажды яблоко с их дерева упало на улицу. Я поднял. Так Сергей чуть собаку на меня не натравил.
— А ты поговори с ним, попроси. Может, и отдаст. Зачем им этот хлам? Только мешает. Давно надо было его сдать.
— Ладно, сегодня поговорю, — пообещал Володька.
Сергей поначалу отказал, потом передумал и разрешил. Потребовал только, чтобы мы за эти железки окопали ему в саду плодовые деревья. Ребята согласились, и я тоже.
Пока мы окапывали деревья, Оксана, как я потом узнал, смотрела телевизор, немного поиграла с куклами. Потом обошла все наши три комнаты и завернула на кухню. Села там на скамеечку и уставилась на буфет, где стояли банки с вареньем.
У нас в семье все любят варенье. Поэтому мама каждый год варит его очень много. Из вишен, абрикосов, слив, клубники, смородины, малины — из всего, из чего только можно сварить. По если я, папа и мама едим варенье только с чаем, то Оксана может есть его и с какао, и с молоком, и с кашей, и даже с борщом и селедкой. Если бы ей позволили, наверно, могла бы за один присест съесть половину, а то и целую банку! Такая она сладкоежка!
Оксана долго сидела и смотрела на буфет. Потом подумала: а что, если взять капельку-капелюшечку? Ну совсем немножко, пол-ложечки. Никто и не заметит…
Нет, этого делать нельзя — сразу отбросила соблазнительную мысль. Мама не позволяет брать.
«И почему не разрешает? — удивлялась Оксана. — Неужели ей жалко? Вон сколько наварила всякого-всякого — надолго хватит!..»
Интересно, сколько всего банок на полках? Наверное, десять… Нет, не десять. Одних больших будет с десять. Может, сосчитать?
Конечно, надо пересчитать. Она еще ни разу банки не считала. Вспомнила обо мне и подумала, что, наверное, я тоже не знаю, сколько у нас варенья. Когда вернусь, то она и мне скажет.
Взяла стул, приставила к буфету, стала считать.
Хоть в школу она еще не ходила, но считать умела хорошо. Даже складывать и вычитать немного научилась.
— Одна, две, три… — перебирала руками банки.
Насчитала четырнадцать. Проверила — снова четырнадцать. Больших восемь, поменьше — шесть.
Потом она принялась снимать с банок пластмассовые крышки. Конечно же, не затем, чтобы поесть варенье. Не-ет! Просто ей надо же узнать, сколько какого мама наварила.
В крайней банке, ясно, было вишневое, сегодня утром мама брала из нее к чаю. А в этой какое? О-о, по виду и не отгадаешь: может, тоже вишневое, а может, сливовое? И то и другое одного цвета. Нужно проверить.
Она соскочила со стула, взяла ложку, снова взобралась на стул, вынула из банки большую черную сливу. Ох и вкусная, наверное!.. Но Оксана все равно есть не станет — нельзя, мама рассердится. Разве что языком лизнет — и все…
И в следующей банке было сливовое. Потом открыла банки с абрикосовым, клубничным, смородиновым. Чтобы не ошибиться, Оксана из каждой черпала по ложке — проверяла…
Когда проверила все банки, снова закрыла их крышками. Облизала ложку и положила в ящик буфета. Стул поставила на место.
Тут как раз и я вернулся. Вошел в кухню и бросил на Оксану пристальный взгляд. Она смутилась.
— Может, думаешь, я варенье брала, да? — спросила, прищурив глаза. — Так вот не брала. Я только считала банки и проверяла, какое в них варенье. Знаешь, сколько у нас?..
