что ли? – закричал боярин Афонин.
– Знать, умнее! – сурово сказал Макар. – Раз её люди Премудрой прозвали. Эй, скорохода ко мне!
Вбежал мальчик в новеньких красных полусапожках.
– Вот что, малый, сбегай к Василисе Премудрой и спроси у неё, что делать с Соловьём-разбойником?
Мальчишка кивнул и бегом кинулся из зала. А бояре стали ждать, почёсывая бороды. Запыхавшись, мальчик прибежал обратно.
– Она говорит, надо картинки по деревням пустить. Мол, сбежал Соловей-разбойник. Лет ему столько-то. Кто поймает, тому награда – полбочонка серебра. Его мужики сразу и выловят.
– А ведь неплохо придумала! – сказал Макар. – Верно, бояре?
– Верно!
– Правильно!
– Чего уж там! – согласились бояре.
А парень в зеркале ждал.
– Ну, а вторая новость какова? – спросил у него царь.
– А вот какова. Купец Сыромятников от Молочной речки рукав отвёл к себе на огороды. Капусту молоком поливает. А молоко грязное обратно в речку течёт.
– То-то я смотрю, сметана была какая-то не такая! – крикнул боярин Афонин. Тот самый, который плавал по Молочной реке.
– Ладно, ладно! – поднял руку царь. – А что делать будем?
– Выпороть бы его. На площади при народе, голубчика, – вкрадчиво проговорил Чумичка.
– Не пойдёт! Купцов пороть – товару не видать! – возразил Макар.
– Золотые слова! – согласился писарь. – Как это я сам не додумался? Это надо записать. Это надо для внуков оставить!
– Да погоди ты со своими внуками! Эй, малый! – позвал царь скорохода. – Сбегай ещё раз к Василисе. Что она посоветует?
– Дяденька царь, а чего я всё к ней бегаю? Давай её сюда позовём, – сказал мальчик.
– Да где же это видано? Бабу, да в царскую думу пускать! – заволновался Чумичка.
– Нельзя! – закричали бояре. – Не женское это дело – в думе сидеть! Пусть дома советует!
И мальчишка помчался за ответом. Через пять минут он доложил царю:
– Она говорит, с купца надо полбочонка серебра взять! Сразу тот купец поумнеет.
– А что? Дело она говорит! – закричал боярин Морозов. – Серебро то и дадим за Соловья-разбойника. Тому, кто его выловит.
– Надо же! – удивился Чумичка. – Как выдумывает! Даром что баба!
Царь стукнул посохом.
– Ну, так и пиши!
– Вот тут ещё одна новость есть, – сказал вдруг парень из зеркала. – Только я не знаю, говорить её или нет? Уж больно новость необычная. Нельзя её при всех.
Дума притихла.
– Ваше величество, – сказал Чумичка, – прикажи боярам: кто умеет тайну хранить – пусть остаётся, кто не умеет – пусть домой идёт!
– Так тому и быть.
Макар согласился.
Сейчас же к выходу направился боярин Чубаров.
– Ну её к лешему, эту тайну! Не знаешь – не проболтаешься!
– Теперь говори! – приказал писарь зеркалу.
– Так вот, – говорит парень, – царь наш собирается нас покинуть. Устал, говорит. Надоело, говорит, царствовать. В деревню хочет уехать.
– Как же так?! – встрепенулся писарь. – А я?
Он упал перед царём на колени:
– Не губи, царь-батюшка! Какое же это царство без царя! Чьи же я мысли буду записывать?
– Что же, без меня и мыслей не будет? – удивился Макар.
– Какие же это мысли, – закричал Чумичка, – если они не царские?!
– Ничего, ничего! Всё хорошо будет. Тут и бояре есть, и Василиса Премудрая, – успокоил его Макар. – А моё слово твёрдое – уеду я. К бабушке. Загорать буду, как все люди. Сено косить. Лещей стану ловить на удочку. Вопросы есть?
– Есть! Есть! – закричал боярин Морозов. – А ловить-то на что будешь?
– Как – на что? На червяка!
– Прошу слова! Прошу слова! – потребовал Морозов. Он выбрался вперёд и заговорил: – Уважаемые бояре! Лещ – он рыба хитрая. Он на червяка не пойдёт. Его на манную кашу брать надобно!
И они завели долгий рыболовный разговор.
В это время в избушке у Бабы Яги блюдечко вдруг помутнело и ничего не стало видно.
– Это почему? – спросил Митя.
– Змей Горыныч на охоту вылетел, – ответила Баба Яга. – Он теперь весь воздух взбаламутит. До вечера ничего не увидишь. Чтоб ему провалиться, замечательному! Чтоб у него всё полопалось, у самого красивого!
– Сколько он народу поел – страсть! – добавила Кикимора. – Ох, не нравится он мне, наш хорошенький.
– А почему же вы его замечательным называете? И хорошеньким? – удивился Митя.
– А потому, что его ругать нельзя, – объяснила Баба Яга. – Кто его ругать станет, того он съест.
– И тебя съест, бабушка?
– Меня-то не съест, – ответила старуха. – Подавится. Но неприятностей не оберёшься!
– Бабушка, а ваш царь Макар хороший? – спросил Митя.
– Да ничего, хозяйственный, справедливый. И с Василисой Премудрой советуется.
– Ну, а она какая, Василиса Премудрая?
– Спросил тоже! Да она же моя племянница! Она столько вещей придумала – не сосчитать! И сапоги-скороходы! И яблочко – по блюдечку! И ковёр-самолёт!
– Ей Домовой помогает, – вставила Кикимора, – помощник ейный.
– Знаешь что, бабушка, а мне у тебя нравится, – сказал Митя Бабе Яге. – Можно, я у тебя здесь поживу немного?
– Живи хоть всё лето! – отвечала Баба Яга. – Только не лезь куда не надо, вот и всё.
Незаметно наступил вечер, и блюдечко снова прояснилось. Митя наклонился и стал смотреть. И снова он увидел царский дворец. Позади дворца стояла баня. А из бани шёл пар.
Царь Макар, весь в мыльной пене, сидел на лавке, а прислужник Гаврила хлестал его веником.
– Подбавь парку! Подбавь парку-то! – кричало его величество, выплёскивая пену. – Будто не царя моешь! Веничком меня, веничком любезного! У-у-ух!
Потом царь задумался:
– Эй, Гаврила, как ты считаешь, войско тут без меня не разбежится? Если уеду я?
– Да не должно, ваше величество. С чего бы ему разбегаться?
– А как возьмёт и разбежится!
– А что! – согласился Гаврила. – Возьмёт и разбежится. Долго ли разбежаться-то?
– Ну ладно. А купцы как? Не перестанут торговать с заморскими странами?
– Купцы? Да нет, конечно. Зачем им переставать?
– А как возьмут и перестанут?
– А что? Могут и перестать. Перестать – это не трудно. Это в два счёта можно, – согласился слуга, нахлёстывая царя веником.
– Ну, а войны тут без меня не будет? Как ты думаешь?
– Не должно быть. Кому она нужна, война эта?
– А как враги нападут, что тогда?
– А как нападут, тогда будет, – уверенно сказал Гаврила. – Кабы не напали, тогда другое дело!
– Эх ты! – рассердился Макар. – Толку от тебя! Разбежится, не разбежится! Перестанут, не перестанут! Нападут, не нападут! И так и эдак по-твоему получается! Помолчал бы уж.
И он, распаренный, погрузился