– Какое ты имел право, оборванец, угонять государственные звездолеты? – гаркнул он.
От стыда и боли у Гриса слезы брызнули из глаз.
– Ой, дяденька, пустите, пустите меня!.. – запищал он.
– Да знаешь ли ты, что теперь тебе за это будет? – сурово продолжал офицер. – Тебя же сварят живьем в кипятке! Выпотрошат, набьют брюхо соломой и бросят подыхать в навозной куче! Насадят на спицу и приколют к коллекции величайших мерзавцев прошлого, настоящего и будущего!.. – и еще сильнее скрутил ему ухо.
Грис взвизгнул от боли и, поскольку терять ему все равно было нечего, с силой ударил офицера ногой в живот. Тот выпустил его, пискнул и присел, ловя ртом воздух. Солдаты разом вскинули свои карабины, на каждом из которых засветился лазерный прицел. Несколько раз офицер разевал рот, пытаясь что-то сказать и тогда прицелы, больно обжигающие пятнышки света с горошину величиной, предупредительно вздрагивали, но вновь опускались, когда офицер, так ничего и не сказав, хватался за живот и мычал от боли.
Пока он приходил в себя, плотный строй солдат раздался, образовав коридор и в наступившей тишине послышалось томительное поскрипывание в сопровождении шаркающих старческих шагов. Как ни печально было положение Гриса, как ни велико было его смятение, но и он удивился и даже улыбнулся, увидев приближавшуюся к нему странную пару, при виде которой солдаты застывали на месте, взяв «на караул».
Первым брел маленький кругленький человечек в кружевной ночной сорочке и шлепанцах на босу ногу. Он с унылым видом толкал перед собой тачку, груженую каким-то объемистым тюком. Рядом с ним семенил сухопарый детина со свирепым лицом, одетый в помпезную ливрею. На шее его висел громоздкий, золоченый и богато изукрашенный ключ. Следом же за ними по дорожке важно шествовала черная ворона, да такая крупная, каких Грис в жизни не видывал. Ростом она была по меньшей мере с теленка, с золотой цепью на шее, на которой висела неказистая металлическая палочка с набалдашником. На голове вороны ловко сидела круглая черная шапочка, лапы были обуты в мягкие черные туфли с золотыми пряжками, они-то и шаркали по дорожке, усыпанной толченым кирпичом.
«Какубан! – при виде ее зашептались солдаты и офицеры. – Сам Старый Какубан!.. Ну и рожа…»
Подойдя ближе, толстячок посмотрел на Гриса пустым, ничего не выражающим взором и шумно вздохнул. Тотчас же детина поставил под него резной походный раскладной стульчик. Толстяк присел и томно погладил тючок, возлежавший на тачке, тот заколыхался. Тут только Грис понял, что он вез собственное, неимоверно разросшееся брюхо. Затем детина возложил на его голову усыпанную бриллиантами корону, а в воротник воткнул булавку-микрофон.
– Солдаты! Дети мои! – с чувством произнес толстяк, и его голос разнесся далеко по аллеям и закоулкам парка. – В этот трудный час Отчизна призывает всех вас сплотиться под знаменами царствующего дома! Не поддавайтесь провокационным вылазкам экстремистских элементов! Не поддавайтесь собственным обманчивым эмоциям, а проявите рассудительность, свойственную нашему народу. Верьте, верьте и только верьте в…
Офицер, недавно державший Гриса за ухо, свирепо подмигнул детине. Тот взял ключ и, зайдя за спину толстяка, вставил куда-то ключ и провернул его. Замолкнув, толстяк пошлепал губами и продолжал на той же ноте:
– Собратья по оружию! – провозгласил он. – С чувством глубочайшего удовлетворения весь народ встретил весть о полной и окончательной…
Офицер бешено завращал глазами. Детина вновь повернул ключ.
– …несчастье постигшем нашу благодатную родину, – скорбно проговорил толстячок. – Весь цивилизованный мир, все прогрессивное человечество с глубоким прискорбием…
Снова поворот ключа.
– Сжечь! Утопить! Уничтожить в зародыше банду кровавых злодеев, вероломно напавших на нашу миролюбивую страну!..
Эти слова, по-видимому, вполне удовлетворили офицера и он отчеканил:
– Будет исполнено, ваше царское величество! – и сделал знак солдатам.
– Да славится в веках наш добрый государь Помпузиан Первый-И-Единственный! – рявкнули солдаты.
– Минуточку, ваше величество! – прокаркала ворона и, подойдя к Грису, пристально поглядела на него своими крупными красными бусинами глаз. – Если я не имею чести ошибаться, ваше величество, – он низко поклонился царю, – здесь перед нами никто иной, как Грис, прозванный Звездоплавателем, сообщник подлого Вергойна. Как нам стало известно из компетентных источников, подлый пират попытался завладеть вневрами, которые фарарийцы везли вашему величеству и мне. Эти вневры самым невероятным образом исчезли и больше их никто не видел. Однако нам известно, что этот милый мальчик, – он погладил Гриса по голове и от этого прикосновения мальчика обдало смертельным холодом, – бежал с пиратского корабля. Он ухитрился взорвать военный катер, он попал на Энигму и даже вернулся с нее, что, как известно, никому из наших с вами агентов не удавалось, больше того, по возвращении он даже прихватил с собой мою невесту, царевну Раду. Как он мог все это проделать, а тем более бежать с крейсера и приземлиться в нашем парке? Только одним способом: располагая известным количеством вневров. И они наверняка при нем. Может быть, они лежат в этом грязном мешке?! – и, схватив Пшука, Старый Какубан торжествующе закаркал.
– Ой, не открывайте меня! – захныкал Пшук. – Не надо! Ну, пожалуйста!..
– Вы ошибаетесь! – воскликнул Грис. – В нем нет никаких вневров! Отдайте его! Отпустите! – и схватив Пшука, он дернул его к себе. – Не смейте его трогать!
– Отдай мой мешок! – закричал Какубан.
– Он вовсе не твой! И никакой он не мешок, а Пшук!
– Как – Пшук! – возопил Какубан. – Не может быть!..
В это самое мгновение веревка, перетягивающая горловину мешка соскочила и он раскрылся.
Вначале он заколебался, запрыгал, потом зашипел. Прошла секунда, другая… И вдруг…
Из мешка с истошным воплем вылетело жуткого вида существо и, опустившись на землю торжествующе захохотало: – Ага, подлые пираты! Вы хотели бежать? Не выйдет! Да здравствует мой добрый господин Тэрн-Транэр!..
Тут только Грис узнал в нем того самого трехликого монстра, охранявшего Супербот, которого Вергойн ухитрился упрятать в мешок. Одежда его была изодрана в клочья, три его лапы, росшие с трех сторон туловища сжимали по лучемету с толстыми, расширяющимися стволами. Рявкнув: «Бей пиратов!» – чудовище с диким хохотом нажало сразу на три гашетки…
«Ложись!» – телепортировал Пшук. Грис упал на землю и заткнул уши руками. В тот же миг раздался ужасающий грохот, жаркое пламя опалило его затылок, засвистели пули, загрохотали орудия. – «Ползи под Супербот, живее!..»
Преодолев по-пластунски десять-двенадцать метров, Грис забрался под трап и с опаской выглянул наружу. Трехликий как заведенный прыгал по поляне, безостановочно паля изо всех своих лучеметов и ругаясь одновременно тремя пастями на трех языках, время от времени провозглашая: «Слава Какубану!» Сам же Какубан с истошным карканьем носился над ним, время от времени посылая в него молнии, которые без особого эффекта отскакивали от широкого блюдцеобразного шлема чудовища. Царские солдаты обстреливали его изо всех видов оружия, не причиняя ему, впрочем, заметного вреда. Бой продолжался.
Ему приснилась тропинка. Затейливо извиваясь, она сбегала с пригорка, на котором стоял он, обычный земной мальчик, с обычным земным именем Гриша, которого порой звали Гриськой, в обычных потрепанных штанах и выцветшей ковбойке безо всяких следов мешковатого скафандра из метаморфической ткани. Он стоял и смотрел как тропинка сбегает вниз, вниз, мимо куста волчьих ягод, мимо оврага, на дне которого журчал родничок, мимо зарослей ежевики, мимо валуна, на котором он когда-то тщетно старался высечь свое имя, прямо к крыльцу родного дома, где мама не спеша выбивала половичок. Потом она остановилась, выпрямилась, поднесла руку к глазам, огораживая их от яркого солнца, и вгляделась вдаль. «Мама! Мама!..» – закричал Грис, не веря собственному счастью. Закричал и… проснулся. Вокруг было темно, тесно и сыро. И сразу же сон отошел и вспомнились события минувшей ночи: предательство Супербота, посадка на дворцовую клумбу, встреча с заводным царем и Старым Какубаном, от которых он избавился благодаря неожиданному появлению трехликого чудища.
Потом они с Пшуком еще долго бежали по парку, пробирались через ограды и заросли колючих кустарников, где каждая веточка немедленно поднимала тревогу и старалась побольнее уколоть. А потом была ограда, через которую Пшук его перенес, и они еще летели и летели, пока мешок не выбился из сил, и тогда его понес Грис через рвы и канавы, и снова канавы, и снова рвы, они бежали, зарываясь порой в охапки прелых листьев, в какие-то сети, и еще долго за их спинами небо разгоралось длинными лучами прожекторов, взрывалось клубами огня и дыма, распарывалось светящимися точками трассирующих пуль. Так они бежали до тех пор, пока совершенно не изнемогли и не в силах были сделать уж ни единого шага. Тогда по совету Пшука они забрались в какой-то ящик и Грис, постелив под себя своего верного спутника улегся на горе объемистых, необычайно теплых и чем-то похожих на свеклу клубней.
