В полутемной зале собралось двенадцать человек в черных балахонах с узкими прорезями для глаз. Одним из них, возможно, был и Балабол, но Грис не мог догадаться кто именно, настолько эти «унтера» (так они себя называли) были похожи друг на друга в своих одеяниях. Придя раньше назначенного часа, Балабол проводил Гриса в узенькую каморку в тыльной части залы, где были свалены какие-то старые таблицы, так что за всем происходящим он мог наблюдать лишь сквозь небольшое окошечко в двери.
* * *
Итак, двенадцать человек сидели на двух длинных скамьях поодаль друг от друга, а один из них говорил, вдохновенно размахивая руками:
– Право же, лучшего момента нам не подыскать. Конечно, с одной стороны, никогда еще на планету не было стянуто столько воинских сил всех родов войск. Никогда еще так активно не шныряла спецура, никогда прежде не сходились в одной звездной системе аж три космических флота. Но, с другой стороны, чем больше толпа, тем легче ее распропагандировать. Стоит подсыпать червей в кашу, даже не подсыпать, а просто кому-то заорать, что кто-то ему сказал, что чей-то знакомый, дескать, этих червей видел, как тут же у двух десятков всерьез начнутся желудочные колики, а еще полторы тысячи начнут подражать им только для того, чтобы подурачиться, поваляться в санбате и поотлынивать от службы. В такой атмосфере достаточно одного-двух зажигательных лозунгов – и бунт готов! Ведь они же дети, господа, малые дети, это глина, из которой можно лепить что захочешь.
– А офицеров ваши детки в вакуум выбросят, – вставил кто-то.
– Позвольте, позвольте, зачем же в вакуум? – забеспокоился выступавший.
– А куда? Ну, в белковый котел спустят со всеми потрохами, вот и пойдете на корм своим же деткам. Все бунты так кончаются, офицеров – того, а унтеров вместе с ними.
– А в позапрошлом году, когда подавляли бунт в 16-м лазерном полку, так унтеров отправили в котел вместе с бунтовщиками… – уныло добавил кто-то.
– Ну да, так оно и выходит, что мы, господа, располагаемся где-то посередине между нижними и верхними чинами, потому-то нас и бьют. И те бьют. И другие.
– Вот потому-то мы должны взять в свои руки власть и раздавить и тех и других! – жестко произнес высокий мужчина. Услышав его голос Грис вздрогнул, уж очень знакомым он ему показался.
В эту минуту слово взял широкоплечий крепыш, и снова Грису почудилось нечто удивительно знакомое и во всем его облике, и в трескучем голосе, и особенно в его длинных, чуть ли не до полу свисающих руках.
– Мы, – продолжал крепыш, – представляем здесь вооруженную унтер-офицерскую оппозицию всех родов войск. Мы, плазменщики, лазерщики, ракетчики, кибернетики, артиллеристы, десантники и астронавты, мы сможем уничтожить главу любого правительства и на его место поставить другого. Но кто возглавит наше новое правительство? Куда мы поведем озверевшие солдатские толпы после победы? Если мы не придумаем этого сегодня, завтра они нас растерзают.
– Что же ты предлагаешь?
– Я? Собственно, ничего особенного. Так, как версия, довольно элегантный и абсолютно безопасный ход. Поскольку среди нас все равно нет достаточно авторитетной личности, которая смогла бы заставить служить себе широкие не только солдатские, но и офицерские массы, я предлагаю пригласить на эту роль кое-кого со стороны. Чисто номинально, разумеется. Нам нужен будет лишь его авторитет, лишь имя его, не больше. Он будет подписывать указы, а мы – править.
– И кого же ты предлагаешь на эту роль? – напряженным голосом спросил кто-то с краю.
– Без сомнения, – отводя взор, сказал крепыш, – никто не станет отрицать, что самой яркой и примечательной личностью на сегодня в нашей стране является Старый Какубан…
Это имя вызвало вспышку ярости у собравшихся. На крепыша обрушился целый шквал воплей, выкриков, насмешек.
– Хороша личность! – хохотал один. – Яркая ворона!
– Воронье пугало! – поддержал его другой.
– Дохлая курица!.. Цыпленок пареный!.. – фыркали остальные. – Да над нами весь белый свет потешаться станет!
– Я просил бы вас учесть, что этот необыкновенный облик – лишь небольшая странность чрезвычайно могущественного существа. И что при желании он может придать себе любое обличье, – настаивал крепыш.
– Да знаем мы цену этому существу! – отмахнулся от него здоровяк. – Знаем и то, что некогда он был властителем целого стержневого мира, иначе именуемого Центром Мироздания. Однако, настолько нам известно в последние годы он лишь тем и занимается, что путешествует по всем мирам и повсюду только и делает, что сеет интриги и дрязги. Стоит ему где-то появиться, как жди либо переворота, либо заговора, либо какого-нибудь политического скандала. Из-за этого каргелианцы объявили его персоной нон-грата, переплетанцы, совершенно запутавшись, принялись рубить свои узлы, а Кремб и Кромб вообще устроили ему темную. Так что, думается, если б он мог, то постарался бы придать себе более благообразный облик. А он не может. Потому что никакого царства у него уже нет.
– Где же оно? – поразились все.
– Вы, – продолжал говоривший, – и сами прекрасно знаете, что если у человека над головой имеется крыша, ему требуются стены; если есть дом – появляется потребность в заборе, когда появляется страна, ее требуется ограничить морями, чтобы избавить себя от нападений врагов. Властелин планеты стремится прибрать к рукам всю свою звездную систему, затем вторую, третью, и так далее от галактики к галактике будет он распространять свою экспансию до тех пор, пока действительно не завладеет целым миром. Что же он будет делать потом с таким богатством? Вполне естественно, что отправится покорять новые миры. Но кому доверить на время отсутствия старое поместье? Наследнику? Ни за что на свете, уж он-то и постарается в таком случае захватить власть. Нет доверия и к управляющим, которых можно перекупить, и к киберам, которых несложно обмануть. И тогда правитель делает одну хитрую шутку. Он берет свою Плоскость и сворачивает ее в трубочку – р-раз! Полученную трубку плющит и вновь сворачивает – два! – эту манипуляцию здоровяк произвел с лежавшим на столе плакатом, призывавшим милитарийских воинов «расширять, повышать и углублять мастерство, знания и идейный уровень». После второй операции плакат превратился в маленький сверток, легко умещавшийся в кулаке. – И вот так компактно упаковав свое имущество Старый Какубан отправился покорять иные миры. И, сами посудите, сделать ему это было легче легкого. Ведь стоило ему по прибытии в столицу чужого царства или республики развернуть свой сверток и – нате вам! Одна вселенная разворачивается внутри другой, метрика летит к чертям, несколько звезд взрываются, пять или шесть, угодив между сталкивающимися Плоскостями пространства, выскакивают из-под них и несутся прочь с бешеными скоростями, превратившись таким образом в квазары. И пока хозяева будут разбираться что к чему, коварный гость уже сидит у них на шее, свесив ножки. Надеюсь, вы согласитесь со мной, что для Старого Какубана такой ход событий был бы самым закономерным и наиболее ожидаемым? Заговорщики оживленно закивали головами.
– Так почему же? – вопросил крайний. – Почему он не делает этого?
– Да, да почему? – послышались голоса. – Почему?
– Да потому что, – объявил здоровяк, – потому что у него больше нет своего царства. Его украли.
Эта новость взбудоражила всех.
– Как так украли? Кто? Когда?
– Простите, господа унтер-офицеры, не хотел бы сообщать вам непроверенные сведения, но, подпоив азотной кислотой одного из ящеров его личной охраны, я узнал любопытную историю о том, как Старый Какубан прибыв к нам, отправился на прием к нашему Пружиниану, оставив, разумеется, свой багаж в номере гостиницы (он, видимо, желал осмотреться, прежде чем приступать к решительным действиям). Тогда-то его багаж и подменили.
– Как подменили? Кто подменил?
– Да… милые вы мои, кому еще отважиться на такое, как не Малому Какубану?
– Значит вы думаете, что Центр Мироздания сейчас в его руках?
– Конечно.
– Так почему же он им не воспользуется?
– А вы забыли про скипетр власти, который старик таскает на шее не снимая? Что же по-вашему, это просто палка? Это – десять материализованных пространственно-временных сгустков, которые только и способны развернуть Мировой Стержень вдаль и вширь. С тех-то пор старый дурень и пытается отыскать свое царство, но в общем-то безрезультатно. Так что ничего божественного в этой говорящей птице уже не осталось. Вся волшебная животворящая сила заключалась в мире, богом которого он был. С той поры он и кочует по городам и весям, и обшаривает все уголки в поисках своего утраченного мира, а все окрестные миры стонут и трясутся не имея своего стержня, галактики разбегаются, звезды рвутся, плоскости находят одна на другую, срезая целые временные пласты, словом, неразбериха страшная, все космогонические карты трещат по швам.
