— Постой, постой, — поднял мастер руку, будто для защиты, — не все сразу. Лет мне под сорок.
— Это еще много до трехсот?
— Немного не дотягивает, — усмехнулся мастер. — В школу не опоздаешь?
— Иди, иди, — спохватился и Николай.
— А мне не интересно уходить.
Но на этот протест Леночки никто не откликнулся, и, шепнув Николаю: «Ты мне потом все расскажешь», девочка ушла.
Стоя в дверях, мастер долго глядел ей вслед и, лишь когда она скрылась из виду, вернулся к своей работе. Приподнял велосипед, поставил его в естественное положение и откатил в угол.
— Чья это машина? — спросил Николай, чтобы нарушить молчание.
— Одного барсука. — Мастер произнес это слово с раздражением и, не дав Николаю подумать над его значением, продолжал: — Жалобу машина подает: хозяин, мол, неряха, грязнуля, свинья на колесах.
Николай усмехнулся, представив себе это животное на велосипеде, потом бросил взгляд на тикавшие на стене ходики, вспомнил о многочисленных поручениях бабушки и кивнул головой:
— Ухожу!.. Снова прийти мне можно будет?
— С обеда я бываю один… А кастрюлей в воскресенье можем заняться, если пожелаешь.
— Обязательно приду, — подтвердил обрадованный Николай.
— Ракитин, повтори!
Лева вскочил, растерянно глянул на учителя. Позади него раздался смешок.
— Может быть, ты нездоров?
— Как буйвол, — шепотом подсказал тот же смешливый голос сзади.
— Я здоров, — ответил Лева.
— Тем хуже. Ты очень невнимателен сегодня! Садись!
Лева сел. Но через несколько минут его мысли снова стали разбегаться. Как тяжело слушать про какой-то кислород, про горение и давление газов, когда дома тебя дожидается превосходный велосипед. Одно утешало его: на коротких и столь редких сегодня переменках он успел рассказать о своем велосипеде почти всем ребятам.
Когда уроки, как всякое испытание в жизни, в конце концов кончились, Лева не пошел домой — он торопился к Гене Князеву, который, будучи сам заядлым велосипедистом, лучше других мог понять его, но который не явился сегодня в школу.
Гена был один. Прижав ладонь к перевязанной щеке, он метался по комнате.
— Болеешь? — участливо осведомился Лева.
— Зубы, зубы, — невнятно промычал Князев, — со вчерашнего вечера. Шалфеем полоскал, грелку клал, у врача был… Ой, ой, ой! — взвыл он и снова запрыгал по комнате.
— А у меня зубы никогда еще не болели, — сообщил Лева. Выразив таким образом свое сочувствие больному, он тут же приступил к делу: — Будь другом, Гвидон, поучи меня на твоем велосипеде.
— Зачем тебе? — промычал тот.
— Каждому человеку нужно…
— Ну-у-у, сказал! — Гена остановился перед Левой и заговорил быстро, будто торопясь использовать перерыв до следующего приступа боли: — Разве на самолетах каждый умеет? А самолет и велосипед почти…
Он запнулся, покачал головой, будто знал, что Лева поймет его с полуслова, и тот подсказал:
— …почти братья.
— Может быть. Но чтобы стать настоящим гонщиком, надо иметь свою машину.
— Есть, есть!.. Да стыдно в руках ее водить к тебе, еще засмеют.
— Ты все-таки купил? — Гена сделал длинный фигурный прыжок и воскликнул: — Мо-ло-дец! Вот это я понимаю! Конечно научу, будешь ездить артистически. Я враз научу, так что и пикнуть не успеешь. Идем!
Он схватил Леву за руку и увлек во двор.
— Я не упаду? — на ходу допытывался Лева.
— Настоящий велосипед не сбрасывает седоков, — гордо произнес Гена.
— А если упаду, то не расшибусь?
— Кто сказал, — горячился Гена, — где ты читал, что велосипедисты расшибаются?..
— Нигде, — согласился Лева, но тут же продолжал: — А если все же… то не очень больно?
— Велосипедисты не падают, — упрямился Гена. — Падают только «бабы».
— А может «баба» стать велосипедистом?
— Никогда, — отрезал Князев.
Первый урок практической езды на велосипеде состоялся на поляне за домом Князевых. Стоя на пригорке и крепко удерживая машину, Гена командовал:
— Садись на седло!.. Так… Крепче руль держи… Ногами пока не дрыгай, только равновесие сохраняй… Отпускаю… Ну, побежали!
Последняя команда Гены относилась к нему самому и к велосипеду. Но он сразу же отстал от разогнавшейся с горки машины, и не успел Лева «пикнуть», как уже лежал на земле в обнимку с велосипедом.
Теперь, может быть, наступила очередь Левы стонать, а Гены — ухмыляться. Но вместо этого он довольно грубо крикнул:
— Ты чего машину портишь, бегемот косолапый! Разве я тебе так велел?
— Не так, — прокряхтел Лева, поднимаясь, — но зачем ты машину отпустил, уговора такого не было?
Он ушибся и пребольно. Но все же ничего страшного с ним не случилось. Руками и ногами он мог двигать, глаза его видели, уши слышали, голова была на месте и из носу ничего не капало, так что даже матери не за что будет бранить его. Он стоял, прислушиваясь к боли в ушибленном колене, и ослюненным пальцем смывал пыль с царапины на ладони.
— А ведь это совсем не страшно, — произнес он наконец, — даже нисколечко. Давай еще раз!
— Садись!.. Но теперь по равнине поедем, по горам тебе еще рано. Так!.. Теперь ногами на педали жми!.. По очереди, по очереди, не обеими сразу!.. Теперь поворот!.. Не бойся, не бойся, держу!..
Лева был бледен. Гена раскраснелся, из-под околышка фуражки по его лицу растекались струйки пота; сорвав повязку со щеки, он вытер ею лоб и бросил, забыв про зубную боль. Оба были счастливы. Лева — потому, что уже умел самостоятельно садиться на машину и соскакивать с нее. Гена — потому, что возомнил себя тренером.
— Приходить завтра еще раз? — осведомился Лева на прощание.
— Теперь ты сам, сам, — ответил Гена, — а я позову, если еще раз зубы заболят.
— Спасибо за науку, Гвидон. Выручил ты меня. Запомню.
— Запоминать надо плохое, чтобы отомстить, а доброе не стоит, — великодушно возразил Гена. — Ну, желаю всяческих рекордов.
По воскресеньям Анфиса Петровна поднималась рано, чтобы успеть до завтрака сходить на рынок. А на время между завтраком и обедом давно предусмотрена генеральная уборка в доме. Воскресный день тянется дольше любого другого, и если рано встать, можно сделать многое из того, что целую неделю откладывалось на более свободный час.
Едва старуха собрала в кошелку пустые баночки, судки, мешочки, как услышала, что и Николай поднялся.
— Тебе еще поспать можно, — сказала она, когда внук вышел умываться.
— Мне к девяти надо уйти, так я пока на огороде поработаю. Если еще есть что делать, говори.
Николай давно пользовался правом отлучаться из дому без разрешения бабушки.
— Не по пустому делу идешь? — только и спросила она.
— По очень важному делу. Так что говори, какая для меня работа есть?
— Картошку на завтрак свари, масло в кладовке найдешь. Сам поешь, молоко тем временем вскипяти, да гляди, чтобы не ушло. Казанок с картошкой подушкой укрой и выходи мне навстречу, сама всех покупок не донесу. А Леночку не буди, сама ее подниму.
Кивком головы Николай подтвердил, что все понял и все выполнит. А в условленный срок он уже подходил к зеленому павильону. На площадке у входа в павильон мастер разговаривал с мужчиной средних лет в войлочной шляпе. Между ними стоял мотоцикл без коляски.
— Сигнал не действует, — говорил мужчина.
— Только сигнал? — кивком головы приветствуя Николая, переспросил мастер. — Тогда обождите, это исправить недолго.
— Нет-нет, — возразил человек, — дел у меня в городе много, раньше вечера все равно не управлюсь, прошу не торопиться. Завтра зайду.
Он ушел. Пригласив Николая подойти ближе, мастер нагнулся над мотоциклом.
— Вот сигнальный аппарат… вот аккумулятор. Ток идет через кнопку на руле. Нажмешь, и…
Клаксон издал сиплый, дребезжащий звук.
— Разрегулировался, — одним словом определил мастер. Он отвинтил гайку опоры, отсоединил проводки и снял аппарат. Николай видел, как мастер коснулся отверткой одного из винтиков на задней крышке и повернул его едва ли больше, чем на половину оборота. Когда он тут же приложил проводки к клеммам сигнала, раздался громкий, густой, ясный звук. От неожиданности Николай вздрогнул, а проходивший мимо мужчина шарахнулся в сторону. Николай невольно рассмеялся. Мужчина обернулся и погрозил ему пальцем.
Мастер продолжал осмотр мотоцикла. Несколькими движениями руки разогнал заднее колесо и резко затормозил его, пошатал на оси влево-вправо, потискал шины, завел мотор, прислушиваясь к его холостому ходу. Заглушив мотор, он протянул Николаю сигнал:
— Приладь!
Николай взял сигнал в руки. Глядя на крышку, под которой был скрыт механизм, он спросил:
