Глава вторая
Начало
31 августа двадцать восемь будущих портних, девушек второй группы, впервые собрались в мастерской. Столы, недавно покрытые лаком, швейные машины в клеёнчатых чехлах, гладильные доски, манекены — всё как в ателье мод. Оказавшись за одним столом, девушки поглядывали друг на друга, улыбались, знакомились, — расспрашивали о школе, в которой учились.
Прозвенел звонок, и в мастерскую вошла пожилая женщина с гладкими, тронутыми сединой волосами, уложенными на затылке в старомодный узел. Добродушная материнская улыбка делала её лицо знакомым.
— Я ваш мастер. Меня зовут Кристина Яновна Лиепа. Нам придется работать вместе. Я помогу вам сделать первые стежки, а пройдёт время — и вы начнете шить нарядные вечерние платья. Два раза в неделю…
Дверь с шумом распахнулась. Появилась девушка — кудрявая блондинка с ярко накрашенными губами и зелеными тенями на веках.
— Ой! — заметив мастера, она вскрикнула и прикрыла рот ладонью. Кристина Яновна недовольно поморщилась.
— Как тебя зовут?
— Дезия. Дезия Дарбиня.
Дезия шагнула, чтобы занять единственное свободное место — рядом с крупной девушкой, лицо которой портили угри.
— Подойди сюда! — позвала мастер.
Дезия удивленно вскинула брови.
— С тебя и начнем. Чтобы избежать в дальнейшем неприятных недоразумений, я познакомлю вас с правилами распорядка училища. Посмотрите внимательно на свою сокурсницу. Девушка как девушка: и фигура, и лицо приятное. Зачем же ты так намалевалась?
Дезия покраснела.
— Ну, чтобы нравиться! — она пожала плечами. — Чтобы быть красивее. Все так делают!
— Неправда, не все. Но некоторые из вас, я смотрю, грешат этим. Попрошу запомнить: все эти три года в училище чтобы никакой мазни. Садитесь, Дезия, и в перерыв, пожалуйста, смойте все, Поверьте, вы и так красивы, и слой румян вас только портит.
— Совсем чокнутая, — прошептала Дезия, усаживаясь на место. — Как тебя зовут?
— Света, — ответила девушка с угреватым лицом.
— Ты из деревни?
Света молча кивнула.
— Я тоже. Ты живёшь в общежитии?
— Угу.
— А я у сестры. Она портниха, кончила это же училище.
Мастер продолжала говорить о правилах распорядка:
— Каждый воспитанник обязательно должен заниматься в каком-нибудь кружке: художественном или техническом. В училише два танцевальных коллектива — народного танца и современного, хор, вокально-инструментальный ансамбль, драматический кружок…
Раздался звонок.
— Не расходитесь! Пойдем получать форму, — напомнила Кристина Яновна.
* * *
— В этом училище хуже, чем в средневековом монастыре, — ворчала Дезия, гладя новое форменное платье. — Какого чёрта нужны эти идиотские белые фартуки, как у кухарок? Ну, посмотри, на кого я похожа. Чучело чучелом. Форма, как мешок.
Эдит, старшая сестра Дезии, с улыбкой смотрела на младшую.
— Белое — всегда было цветом торжества; платье невесты тоже белое. И вы в своих белых передниках будете очень нарядными.
— А на что похожа полосатая рабочая одежда? На мужскую пижаму. Ну, если им так надо форму, ничего не поделаешь, но после занятий сразу долой.
— Ты что, голая пойдешь домой?
— Почему голая? Буду переодеваться в гардеробе.
— В мое время гардеробщица не разрешала, там места нет.
— Тогда в мастерской в шкафу спрячу или где-нибудь еще. Все в старших группах так делают, только дурочки ходят по улице в форме.
— Модница нашлась!
— С тобой нельзя говорить по-человечески, — обозлилась Дезия и выбежала из кухни.
* * *
Утром первого сентября город преобразился до неузнаваемости: стал моложе и веселей. Первоклассники с ранцами за спиной и с гладиолусами, длиной почти в их рост, серьёзно и торжественно вышагивали рядом с мамами. Старшеклассники перекликались друг с другом:
— Чао, старик! Как жизнь?
— Классно. А у тебя?
Байба шла в училище с двойственным чувством. В школе всё было привычно, все свои — Профессор, Клаве, Марга, Рита, Анна… И ей вдруг стало так жаль, что она их оставила.
— Поздравляю молодую смену рабочего класса.
Даумант преподнес Байбе белую астру.
Торжественная встреча первокурсников была одной из традиций училища. На лестницах, от входных дверей до зала, стояли барабанщицы в белых коротких юбочках, в белых чулках, в красных жилетах и красных беретах. Под барабанную дробь новички прошагали в актовый зал и разместились вдоль стен, оставив середину зала свободной.
Серебристая иголка,
Веселей беги вперед… —
звучал гимн училища в исполнении хора.
— С сегодняшнего дня серебристая игла будет и в ваших руках, — обратилась директор к новым воспитанникам. — Важно, насколько умелыми станут эти руки. Вы выбрали прекрасную профессию — делать людей красивыми. Хорошая одежда — великая вещь. Она укрепляет в человеке уверенность в себе, придает стройность осанке, скрывает недостатки фигуры. Три года это училище будет вашим вторым домом. Мы не обещаем вам легкой жизни. Придётся много работать, чтобы одновременно освоить профессию, курс средней школы и ещё участвовать в разных общественных делах.
Парни из седьмой группы, будущие мастера по пошиву мужских костюмов, следили за происходящим с ухмылкой. Рядом с Даумантом стоял Том Суна, стройный, красивый парень, одетый в безупречно сшитый костюм. Дезия своими круглыми глазами и светлыми кудрями сразу привлекла внимание мальчишек.
— Настоящий ангелок, правда? — подтолкнул Том Дауманта.
— Которая?
— Вон, курносая.
— Не мой тип.
— Его та, с косой, — поддел невысокий рыжий парень. — Я сам видел, идут, за ручки держатся, как любовники.
— По зубам хочешь? — ощетинился Даумант.
Рыжий замолк.
Сменяли друг друга выступающие: бывшие выпускники, представители производственных объединений «Дзимтене», «Рижская одежда».
— Шеститысячная семья рабочих нашего объединения одевает всех от мала до велика. Мы ждём ваши молодые руки. Желаем успехов в учёбе и хорошего здоровья.
— Кончай трепаться, тётя. А ну, старики, двинем на Киш-озеро, искупаемся, — шептал Том. — У меня там моторка.
Через горы ярких осенних цветов, которыми был завален стол президиума, смотрела на новичков с приветливой улыбкой директор Вия Артуровна Чолдере. Но на душе у неё было неспокойно. Какими будут эти 240? Удастся ли создать в группах крепкий, сплоченный коллектив? Одна-единственная ложка дёгтя может испортить бочку мёда. Так и в коллективе. Попадется один лоботряс…
Даумант отыскал глазами Байбу и помахал ей рукой. Она ответила улыбкой.
После торжественного акта все направились возложить цветы к памятнику В. И. Ленину. Впереди шагали барабанщицы, потом знаменосцы, воспитатели и, наконец, семисотголовая колонна учащихся.
* * *
Учитель-пенсионер Рейнис Карлович болезненно переживал это первое сентября. Сорок лет этот день был самым радостным в году, а теперь — один, всеми забытый.
— Как ты думаешь, Милда, придут они?
— Придут. Куда денутся? Не все, конечно.
— А печенья хватит? И где мы их всех разместим? — тревожился учитель.
— Ложись, отдохни. Раньше, чем к вечеру, все равно не придут, — успокаивала Милда.
Первыми пришли Байба и Даце.
— А мы пораньше. Может, надо помочь что нибудь?
— У меня тут тётя Милда навела такой порядок, что я ничего не могу найти.
Потом ввалились сразу все, как будто сговорились.
— Чао, Имант.
— Даумант, старик! Где ты пропал? В одном училище с Байбой, говоришь? Понятно. У меня нет слов…
— Славный восьмой «б», простите, девятый «б» класс. Среди нас есть отступники. О присутствующих, — Арнис со значением посмотрел на Байбу, Даце и Дауманта, — ничего не скажу, пусть сами оправдываются. «Профессор» втихаря переметнулся в математическую школу, никому и словом не обмолвился. Наша школа для него, видите ли, слишком легкая! Но самый дикий номер выкинул Клаве. Прочти, Петерис.
Петерис поправил очки и вынул из кармана письмо.
«Леди и джентльмены! При мысли, что первого сентября вы снова соберетесь все вместе, мне впору стонать, как барышне в сентиментальном романе. Так хочется быть рядом с вами. Это письмо я пишу в общежитии, на двадцатом этаже. Здесь теперь мой дом на три года. Мой сосед, узбек Рахим, ещё не прибыл из Ташкента. Старикам я ничего не сказал, одолжил деньги у хорошего знакомого и приехал в Москву сдавать экзамены в цирковое училище. Конкурс был страшный: тридцать человек на место. Некоторые тренировались годами и уже выступали со своими номерами. Когда я увидел эту толпу, у меня, честное слово, коленки задрожали. В комиссии десять теперешних и бывших знаменитостей, все с суровыми физиономиями и проваливают безжалостно. А у меня с русским не очень-то. Что будет, то будет, — подумал я, надел костюм клоуна, тот, прошлогодний, с карнавала, и вошёл в зал на руках. Вытащил у одного из носа яйцо, у другого из уха пачку сигарет. Сначала они ничего, а потом начали смеяться. Словом, мне чертовски повезло. Старики не обрадовались. Долго ещё пришлось уговаривать их. Помог друг отца, бывший клоун Роберт. И вот я здесь, и вся Москва у моих ног. По вечерам, когда зажигают огни, такой вид, будто внизу звездный ковёр».