И Варя покорно пошла к двери, ведущей на террасу.
События продолжают развиваться
Ольга Васильевна быстро шла по дорожке. Седые стриженые её волосы развевались.
— Варвара, ты неисправима, — сказала она, поднимаясь на террасу и глядя на стоящую перед ней Варю. — Где же всё-таки ключ от нашей квартиры?
— Неисправима, — уныло согласилась Варя. — Он теперь уже там.
— Где, где там?
— В Москве. На месте.
Ольга Васильевна развернула бумажку и ледяным голосом прочитала:
— «Дорогая бабушка! Если ты вернёшься раньше нас, извини меня, пожалуйста. Ключ от квартиры я нечаянно увезла с собой в Овражки…»
— Да, — сказала Варя, — но дело в том…
— И самое интересное: как бы я могла кормить Муху, если ты…
— Дело в том, что первое: ключ от квартиры я увезла только тогда, а потом положила обратно. Второе: Муху кормить вообще уже было не нужно, потому что…
— Тогда зачем же ты писала, что нужно?
— Дело в том, — прошептала Варя, — что Мухи там уже вообще больше не было. Она здесь, под террасой.
— Под террасой?
— Да. Дело в том, что она ощенилась.
— Безнадежна и неисправима. — Ольга Васильевна села в плетёное кресло, вздохнула с облегчением и вытянула ноги. — А теперь скажи, кто это там? — И она показала в сад, где у забора стояли Вера Аркадьевна с Наташей. Обе изо всех сил сдували пыль с огромного, переплетённого в кожу альбома.
— Это одна наша новая знакомая, — бойко отрапортовала Варя, — которая приехала от дяди, который велел ей поискать старые геологические материалы, которые нужны для экспедиции, которая…
— Постой, постой… Приехала от Бориса? Как её зовут?
— Вера Аркадьевна Грай. У неё есть реконструированный аппарат системы Контакс, лупа и…
— Так. Пойди и сейчас же позови её сюда.
Бабушка Ольга Васильевна вытащила из кармана плоский блестящий портсигар, чиркнула спичкой и взволнованно закурила.
— Здороваются! — сказала Варя. — Теперь бабушка опять спрашивает, а Вера Аркадьевна как всё равно экзамен отвечает. Вот провалиться!
Она висела на двери, одной ногой упираясь в подоконник, и заглядывала в щель под косяком.
— Варвара! — позвала работавшая в саду Марья Николаевна. — Что это ты там делаешь?
Варя с грохотом спрыгнула с двери.
— Ой, мамочка, там же в комнате бабушка здоровается с Верой Аркадьевной! — замахала руками стоящая на террасе у двери Наташа.
— Бабушка? Она здесь? Что же вы мне сразу не сказали? Ну хорошо, хорошо, не будем им мешать.
Но Марья Николаевна поставила ведро с землёй на ступеньку террасы и на цыпочках пошла всё-таки к двери.
— А там кто-то пришёл, наверное, к вам, девочки, — прибавила она.
Варя и Наташа обернулись. У калитки, закинув голову и придерживая руками очки, стоял Вадим. Он очень внимательно рассматривал деревянную лестницу, ведущую на чердак.
— Наташка, к тебе, — доложила Варя.
— Почему это ко мне?
— Ну, тот, очкарик!
— Сама позвала, а на меня сваливаешь?
— Наташка, к тебе!
Вадим уже подходил к террасе. Тогда Варя, стоя на верхней ступеньке, милостиво процедила:
— А-а, явился…
— Явился, — ответил Вадим тонким голосом.
— Мама, мы уезжаем завтра?
— Конечно!
— А когда вернёмся сюда насовсем?
— Как только кончатся занятия у вас в школе, ты же знаешь. А что?
— Так. Думаю на это время не увозить Муху, а поручить её вот ему. — Варя небрежно показала на Вадима. — Щенкам полезен свежий воздух.
— Как хочешь. Собака твоя, ты и отвечаешь за неё… Здравствуй, мальчик! — приветливо сказала Марья Николаевна. — Тебя как зовут? Ты живёшь здесь, в посёлке?
Вадим покраснел, потом побледнел и ответил так же тоненько:
— Здравствуйте. Меня зовут Вадим, а моего дедушку — Сергей Никанорович.
— Беленицын? Значит, вы живёте вон там, за прудом?
Вадим важно кивнул.
— Тогда передай дедушке, что мы очень рады будем его видеть! Передашь? Варя, а ты куда?
Но Варя, согнувшись, уже исчезала под террасой. Вадим с Наташей тревожно переглянулись. Сначала под террасой было тихо. Потом послышался радостный лай, писк и опять стихло. Наконец из-под лестницы высунулась лохматая Варина голова.
— Наташка, их почему-то стало пять! — сказала она испуганно.
— Кого пять?
— Щенков. Было четыре, а вдруг почему-то стало пять. Вот провалиться!
Голова снова исчезла. И Варин глухой, как из бочки, голос подтвердил:
— Их стало пять. Только один здорово царапается…
Наташа и Вадим снова молча переглянулись и тоже полезли под террасу.
* * *
А вечером девочки провожали Веру Аркадьевну обратно в Москву.
Небо было чёрное, усыпанное редкими звёздами, деревья не шевелились. Поле казалось пустым, огромным, у разъезда в деревне мигали и светились огоньки. Где-то лаяли собаки.
— Значит, уезжаете. — Варя вздохнула и потрогала Веру Аркадьевну за ремень от полевой сумки. — Всё-таки жалко.
Вера Аркадьевна засмеялась:
— Жалко не то, что уезжаю, а то, что не нашла тех чертежей для Бориса Матвеевича. Конечно, прошло столько лет… Девочки, не хотите ли пробежаться?
— Хотим, — сказала Варя. — Внимание. Приготовиться. Пошли!
Отдуваясь, она заработала руками. Наташа подпрыгивала, время от времени вскрикивала «ой!» и снова «ой-ой!». Вера Аркадьевна бежала молча, придерживая фотоаппарат.
— Уж-жасно хорошо! — пропыхтела Варя. — Я, когда разгонюсь, кого хотите обго…
Бац! Со всего размаха она растянулась на дороге.
— Здо́рово ушиблась? — спросила Вера Аркадьевна.
— Здо́рово. — Варя покряхтела и встала. — Нет, не здо́рово.
— Покажи коленку.
Вера Аркадьевна вынула что-то из сумки и пустила на Варину ногу пучок ярко-жёлтых лучей.
— Йоду бы хорошо.
— Зачем йоду, можно подорожником, только поплевать, — сказала Варя. — Пожалуйста, дайте мне посветить!
От разъезда послышался шум: из темноты выросли и побежали огни. Постукивая и убыстряя ход, вдалеке прошёл освещенный поезд.
— Вот и опоздали, пойду искать подорожник, — сказала Наташа.
— Стоит ли? Я думаю, обойдётся. Доковыляешь?
— Доковыляю, — твёрдо ответила Варя.
Когда из наступившей снова темноты появились железнодорожная насыпь и будка разъезда, Вера Аркадьевна, сняв с себя кожанку, спросила:
— Может быть, следующего поезда здесь лучше подождём?
Все трое уселись у насыпи. Было очень тихо. Только собаки в деревне лаяли громче. Варя усердно включала и выключала фонарик. От него по земле расползались жёлтые пятна.
— И на Сайгатку светит сейчас луна, — помолчав, задумчиво сказала Вера Аркадьевна. — Но там она спрячется часа через два, а здесь только что зажглась… И этот маленький фонарик один раз очень помог мне.
— Ну, — попросила Варя, — ну, рассказывайте, пожалуйста, опять!
— Я возвращалась в Сайгатку. — Вера Аркадьевна переложила на коленях полевую сумку и сорвала одуванчик. — Мальчишки из соседней деревни проводили меня до старого кладбища. Знаете, как быстро темнеет осенью? Я почти бежала по тропке, и звёзды, как сейчас, смотрели на меня с неба. Но вот большая чёрная туча стала глотать их одну за другой. Стало темно, как в погребе.
И вдруг я услышала: кто-то шагает за мной. Тяжело вздыхает и шагает. Я вынула этот фонарик, посветила вокруг — никого.
В лицо мне толкнулось что-то колючее. Оказывается, я сошла со жнивья и набрела на стоящую среди поля сосну. И снова сзади кто-то очень тяжело вздохнул.
Сухие стебли хрустели под моими ногами. А фонарик, как назло, светил всё слабее и слабее. Жалея его, я снова пошла в темноте.
И вот, верите ли, чётко услышала, что за мной идут следом. Только это были какие-то странные, перестукивающие шаги, точно не в ногу шло несколько человек. Потом что-то подуло на меня и мне стало не по себе.
— Не по себе… — прошептала Наташа и придвинулась ближе к Вере Аркадьевне.
А Варя, облизнув губы, повторила нетерпеливо:
— Ну?
— Рюкзак с пробами натирал мне плечи, а Сайгатка всё не появлялась. И скоро я поняла, что сбилась с тропки совсем. Сбоку зажурчала вода, я споткнулась и ударилась с размаху о какой-то деревянный настил.
Изогнувшись, включила фонарик и поняла: лежу на старом разобранном мосту, а подо мной течёт какая-то речонка. Что ж такое, её не было у нашей Сайгатки! Я отползла назад. В темноте, помедлив, кто-то двинулся за мной. И вдруг я кубарем покатилась вниз, в овраг, заросший полынью, я чувствовала её горький запах.
Над моей головой дышали с шумом, даже всхрапывали. С трудом я выбралась из оврага и… побежала. Подминая засохшие стебли, тот, невидимый, рванулся следом. А я… я неслась в темноте, забыв от страха всё на свете! И остановилась только, когда в лицо ударили колючие ветки той же самой сосны.
