— Славная она, — сказала Катрин.
— Да, — ответил Орельен, — но чудная все-таки… Такая тихоня, а ты видела, как она схватила нас за руки. — Он вдруг рассмеялся. — А в тот день, помнишь, когда я дал тебе баранку на улице перед их домом, она стояла у окна и все видела.
* * *
Теперь Амели часто приходила по воскресеньям в дом-на-лугах. Все усаживались под одевающимися в зелень деревьями. Иногда Шарронов навещали и другие гости. Появлялась, пыхтя и отдуваясь, крестная Фелиси и уже с порога принималась ругать на чем свет стоит всех знатных господ с Верха, в том числе и своих хозяев. Если дядюшка Батист находился тут же, он неизменно поддразнивал толстуху.
— Эге! — говорил он. — У вас такой цветущий вид, мадам Фелиси, что вам, знаете ли, просто грех жаловаться. Глядя на вас, нипочем не подумаешь, что ваши господа держат вас на пище святого Антония.
Фелиси делала возмущенное лицо, краснела, взмахивала своими короткими руками, что-то гневно бормотала, угрожающе указывая пальцем на озорника, и вдруг разражалась смехом. Даже Жан Шаррон не мог устоять против общего веселья. Но вечером, когда гости уходили, он снова становился грустным.
Обняв Катрин за плечи, он притягивал ее к себе и неловко целовал в лоб:
— Ты у нас молодец, Кати! Что бы с нами было без тебя! Иногда по воскресеньям появлялся Марциал, старший брат.
Он любил поболтать с Франсуа, вспоминая проказы и шалости, которые они устраивали в детстве.
— Да уж, — говорил он, потирая руки, — каких только веселых штук мы с тобой не вытворяли!
Франсуа, который раньше верховодил, теперь обращался с Марциалом уважительно, зная, что того скоро должны призвать на военную службу.
— Повезло тебе, — говорил он грустно, — здорово повезло тебе, Марциал! А мне вот никогда не посчастливится быть солдатом.
— Эге-ге, — отвечал старший брат, — Вот уж счастье, без которого я вполне мог бы обойтись!
Но потихоньку от всех Марциал признавался Катрин: да, он очень рад, что будет солдатом, — по крайней мере, удастся повидать белый свет.
Изредка по воскресеньям в дом-на-лугах приходил Крестный со своей маленькой женой, все такой же тихой и робкой. Катрин всегда радовалась их приходу, и, однако, с тревогой ждала появления молодого плотника, потому что с ним отец всякий раз предавался воспоминаниям о матери, о тех счастливых годах, когда они жили в Жалада и приняли в свою семью, как родного сына, маленького сироту Фредерика Леруа.
После ухода Крестного отец на несколько дней замыкался в молчании. По ночам Катрин слышала, как он ворочается в постели с боку на бок, разговаривает с кем-то вполголоса и тяжело вздыхает.
* * *
На эти воскресные сборища Орельен приходил обычно первым, а если опаздывал, то уходил последним. Улучив подходящий момент, он делал украдкой знак Катрин. Они шли на кухню, и мальчик проворно доставал из карманов яйца, яблоки или каштаны. Однажды он даже принес цыпленка, тщательно спрятав его под полой куртки. Предупреждая недоуменный вопрос Катрин, Орельен пояснил, что приобрел его на те деньги, которые он зарабатывает в свободное время, помогая убирать дрова в сарай или подсобляя лавочникам в дни наплыва покупателей.
— Но послушай-ка, Орельен, — говорила ему Катрин, — ты все-таки нам не брат и даже не родственник. Для чего же ты это делаешь?
Орельен задумывался, тонкая морщинка прорезывалась между бровями на его чистом лбу, и вместо ответа невнятно бормотал:
— Просто так… потому что…
— Перестань, пожалуйста… Лучше отдыхай после работы или покупай что-нибудь для себя на эти деньги…
— Вы, значит, теперь совсем не нуждаетесь?
— Что ты! Конечно, нуждаемся.
— Ну, вот видишь.
— Ты ужасно упрямый.
— Как осел, который пятится назад, — говорил он, улыбаясь. Ты все-таки должен подумать о будущем, Орельен, о том дне, когда ты захочешь жениться.
Ну, вот еще выдумала!
— Ничего не «вот»! Для того чтобы жениться, нужны деньги. Знаешь что, Орельен? Тебе надо жениться на Амели Англар.
— На Амели?..
Орельен побледнел и вдруг, нагнувшись, стал тереть рукой коленку.
— Стукнулся об стол… Больно как, черт возьми! Катрин, однако, не слышала никакого удара.
— Она тебя любит, Амели! Она мне сказала… Орельен равнодушно пожал плечами.
Тогда на ком же ты женишься, Орельен, если не хочешь взять в жены Амели?
Он пристально посмотрел на Катрин, приоткрыл было рот и вдруг отвернулся:
— Не знаю…
Он встал, быстро вышел из кухни и подсел к Франсуа, расположившемуся на траве перед домом.
«Ну что ж, — подумала Катрин, — в конце концов, мое дело было дать Орельену хороший совет. Если он не желает ему следовать, тем хуже для него!»
Удостоверившись, что никто не видит ее со двора, девочка подняла кирпич в очаге и положила в тайничок монеты, которые принес Орельен. Кучка медяков понемногу росла. «Когда-то я наберу нужную сумму? — подумала Катрин. — Я даже не знаю, сколько это может стоить». Ей вдруг показалось, что все ее усилия просто смешны; никогда не сумеет она накопить достаточно денег, чтобы осуществить задуманное. «Ну ладно, — вздохнула она, — я, конечно, не скажу ни слова отцу, но я попрошу Франсуа, Мариэтту, Крестного и, может быть, Фелиси помочь мне. Все вместе мы уж как-нибудь соберем эти деньги».
Подойдя к Амели, которая играла на лужайке с Клотильдой и Туанон, Катрин предупредила подругу, что завтра утром не зайдет к ней, как обычно, потому что у нее срочное дело в городе. Амели натянуто улыбнулась, пытаясь скрыть свое огорчение. Она теперь и дня не могла прожить без Катрин.
Когда солнце склонилось к закату, гости Шарронов стали расходиться.
Амели поцеловала на прощание Катрин и грустно спросила:
— Значит, до вторника?
Видя опечаленное лицо подруги, Катрин уже готова была предложить Амели сопровождать ее завтра утром, но тут же опомнилась. «Нет, — решила она. — Я должна быть там одна!» — Да, Амели, до вторника.
На следующее утро, проходя мимо дома Англаров, Катрин ускорила шаг; с облегчением заметила она, что Амели не сидит, как обычно, у окошка. Миновав Городскую площадь, девочка очутилась перед церковью святого Лу. Поравнявшись с папертью, она увидела, как из дверей храма вышла монахиня, а за ней процессия девочек, одетых во все черное. Катрин остановилась поодаль и печально смотрела на это молчаливое шествие сирот, свернувших вслед за монахиней в узкую улочку.
«Клотильда и Туанон тоже могли оказаться среди этих несчастных крошек у ранней обедни в это холодное утро. Какие они бледненькие и как мало в них жизни! Они похожи на маленьких старушек!»
Проводив глазами унылую колонну сирот, Катрин заторопилась дальше.
Сегодня утром, проснувшись, она не без труда убедила себя, что нужно выполнить решение, принятое накануне. При одной мысли о нем ее охватывал страх. Но если вид воспитанниц монастырского приюта и омрачил ее настроение, он вместе с тем укрепил ее волю, сознание своего долга и своих сил в борьбе за жизнь.
Оставив позади последние дома Ла Ноайли, Катрин вышла на дорогу, которая вела к холмам Ланзака. За ветхими постройками, сложенными из камней древних крепостных стен, между лесистыми холмами простирался длинный прямоугольник кладбища, обнесенный высокой гранитной оградой. Катрин остановилась перед заржавленной калиткой. Она слышала, как отчаянно колотится ее сердце. На мгновение девочке захотелось повернуть обратно. Нет, никогда не хватит у нее мужества открыть калитку! Теперь Катрин горько жалела, что не взяла с собой Амели. Она уже готова была уйти, но в эту минуту увидала вдали, на повороте дороги, мчавшийся во весь опор экипаж. Это придало ей решимости: глубоко вздохнув, она толкнула калитку и вошла. Пока Катрин слышала грохот экипажа, она не ощущала своего одиночества и торопливо шла по дорожке между могилами, направляясь к дальней части кладбища. Но едва шум колес и стук копыт замерли в отдалении, она почувствовала, как молчание мертвых обступает ее со всех сторон.
Катрин шла, прижав руки к груди, как человек, который хочет проскользнуть незаметно, не привлекая к себе внимания. Не поворачивая головы, не замедляя шага, она бросала беглые взгляды на могильные памятники, окаймлявшие дорожку: грузные монументы из мрамора и гранита.
В конце дорожки, там, где она сбегала по откосу вниз, начиналось кладбище бедняков. И здесь, в этом царстве смерти, верхняя часть кладбища была отведена богачам, а нижняя — жителям Ла Ганны и других пригородов.
В нижней части кладбища не было ни мраморных монументов, ни статуй.
Кое-где встречались еще простые гранитные плиты, но над большинством могил возвышались одни деревянные кресты, украшенные бедными веночками. Еще дальше, у самой стены, могилы не были отмечены даже такими скромными пометами. Лишь продолговатые холмики земли, с воткнутыми в них низенькими, посеревшими от времени крестиками, указывали место погребения.
