Как найти среди этих земляных холмиков могилу матери? Как узнать ее среди одинаковых, словно борозды в поле, глинистых насыпей? В день похорон Катрин постаралась заметить место, где лежит мать, но теперь никак не могла вспомнить, был ли то третий или четвертый холмик, начиная от стены. Она опустилась на колени возле дорожки, в промежутке между этими двумя холмиками, и, беззвучно шевеля губами, обратилась к матери: «Мама, не сердитесь на меня за то, что я, может, стою на коленях не у вашей могилы. В свое время вы хотели послать меня в школу, но не смогли этого сделать, и теперь я не умею прочитать на кресте ваше имя. Я не приходила к вам ни разу с тех пор, как вас положили сюда, в эту землю, но вы знаете, что я боюсь ходить одна по кладбищу, боюсь этой длинной дороги мимо чужих могил. Но я все время думаю о вас, вспоминаю вас каждый день… И вот что я пришла вам сказать: я не хочу, чтобы вы лежали под безымянной земляной насыпью. Мы не смогли заплатить за место, чтоб оно принадлежало нам, и чтоб вы лежали здесь спокойно до скончания века. Такие неоплаченные могилы — Орельен объяснил мне это — время от времени раскапывают и сваливают старые гробы в общую яму. Я не хочу, чтобы с вами поступили так же. Я не хочу, чтобы вы затерялись в общей яме, среди других умерших!»
Обе могилы, перед которыми Катрин стояла на коленях, были голы: ни венка, ни букета, ни искусственного цветочка. На холмике справа, у подножия креста, лежала кучка гладких белых камешков. Катрин сосчитала их: было девять. Она знала, что у бедняков существует обычай отмечать таким образом каждое посещение могилы близких. Но кому принадлежали эти девять камней? Кто приходил сюда так часто? А может быть, камни лежали не на могиле матери, а на чужой?
Катрин захотелось тоже оставить камень в память своего посещения. Она поднялась с колен, сделала несколько шагов по дорожке, отыскала подходящий камешек и вернулась обратно. Теперь на могиле лежало десять камешков. Катрин снова опустилась на колени между насыпями, Потом встала, отряхнула землю со своей юбки.
«Мама, я должна уйти, иначе я опоздаю к Фелиси, в дом Малаверней. Но я обещаю вам, что приду снова и принесу вам самый красивый камешек, белый, словно фарфор».
Катрин смотрела на оба могильных холмика, на серые кресты. Теперь, когда она не разговаривала больше с матерью, девочка с новой силой ощутила свое одиночество. Вокруг нее не было ни души, она стояла здесь одна, совсем одна. Где же ее мама? Где она? Катрин вдруг разрыдалась и бросилась бегом к воротам кладбища.
* * *
Вечером, когда сестренки заснули и Франсуа тоже улегся в постель, Катрин рассказала отцу о своем посещении кладбища: о том, как она не смогла узнать могилу матери, о девяти белых камешках на одном из холмиков. Отец молча обнял девочку и прижал к себе. Катрин не шевелилась, закрыв глаза и удерживая дыхание. Она чувствовала себя почти счастливой в этом общем для них горе.
Жан Шаррон осторожно разжал руки и отпустил дочку. Тыльной стороной ладони он потер покрасневшие глаза.
— Могила матери, — сказал он тихо, — та, на которой лежат девять белых камней.
Он подумал немного и спросил:
— Ты хорошо посчитала: их девять?
— Да.
— Девять, а не семь?
— Нет, девять.
— Я положил только семь. Мне удалось побывать там лишь семь раз — я хорошо запомнил.
— Кто же положил еще два камня?
— Не знаю… Может, Фелиси?
— Ну нет! Она давно проболталась бы. К тому же она боится ходить одна по кладбищу. Она говорила как-то при мне своей барыне…
— Может, Мариэтта? Нет, она не могла бы приехать из Амбруасса и не зайти к нам. А ферма, где работает Марциал, слишком далеко, и хозяева не очень-то охотно отпускают его.
— Значит, — сказала Катрин, — это Крестный. Кроме него, больше некому.
— Ты, наверное, права, дочка. После смерти Марии он приходил к нам два раза. Это, конечно, его камешки. Он так любил мать! Он, верно, заходит к ней на могилу в те дни, когда навещает дом-на-лугах…
Отец помолчал и сделал неопределенный жест рукой.
— Как подумаю только, — начал он снова, — что Крестный хотел жениться на Мариэтте! Он не говорил нам ни слова, но это было видно всякому. А она предпочла Робера…
Катрин вспомнилась сцена из далекого детства: ссора Крестного с Робером, их драка возле риги.
— Мариэтта сделала глупость, — сказала она.
— Ты тоже так думаешь?
Неизведанная доселе гордость овладела Катрин. Впервые в жизни отец разговаривал с ней как со взрослой — так же, как прежде с матерью! Отныне она становилась в глазах отца не старшей сестрой Клотильды и Туанон, а взрослой девушкой, с которой можно разговаривать как с равной о делах и заботах мужчин и женщин.
Отец поднялся с лавки, поцеловал Катрин.
— Спокойной ночи, дочка, — сказал он. — Смотри не вздумай повторить ошибку Мариэтты, когда придет твое время.
Катрин вспыхнула. Отец явно забегает вперед. Она все-таки еще не в том возрасте, когда выходят замуж! Но как могла Мариэтта предпочесть угрюмого, злобного, грубого Робера Крестному, такому сердечному и доброму, который так ласково разговаривал, так весело смеялся, был таким чутким и предупредительным? Неужели и она, Катрин, может ошибиться, «когда придет ее время», как сказал отец? Сейчас это кажется просто немыслимым, невозможным.
Хорошо бы выйти замуж за человека, похожего на Крестного или на отца. Но найдет ли она такого? Франсуа, ясное дело, женится на Жюли Лартиг; они уже сейчас неразлучны. Амели… Амели, конечно, думает об Орельене: он ей нравится. Но почему Орельен был так смущен и недоволен, когда Катрин заговорила с ним о женитьбе на Амели?
Весна с каждым днем вступала в свои права. Деревья оделись густой листвой. Птицы на все лады пробовали свои голоса вокруг дома-на-лугах. В парке Дезаррижей садовники приводили в порядок клумбы и аллеи. Однажды днем, войдя в полуподвальные владения госпожи Пурпайль, Катрин заметила необычное оживление на кухне и в людской. Девочке трудно было бы объяснить, по каким признакам она определила, что в доме происходит или уже произошло нечто новое, но она была уверена, что догадка ее правильна. Госпожа Пурпайль, заметно взволнованная, едва отвечала на вопросы Катрин, суетилась сильней обычного у плиты и, не переставая, пилила Матильду. На очередное замечание кухарки горничная досадливо возразила: — Да нет же, ничуточки мы не опаздываем. Клемент привезет их не раньше ночи. Вы прекрасно знаете, что когда барыня покидает Убежище, она всячески тянет со сборами, с обедом, с переодеваньем, словно не в силах расстаться с братцем.
— Откуда ты это взяла, глупая? — проворчала госпожа Пурпайль.
— Кучер рассказывал… Он говорит, что лошади устают стоять в упряжи перед крыльцом, дожидаясь, пока господа соберутся ехать.
— Клемент такой же олух, как и ты. Ну, а тебя, моя милочка, просто лень обуяла. Имей в виду, что все здесь должно быть готово задолго до их приезда.
Пусть будет лучше так, чем наоборот! Понятно?
Матильда, опустив голову, мяла в руках оборку своего белого фартука.
— Оставь передник в покое и, поди, затопи камин в барыниной комнате.
Матильда повернулась, чтобы идти; госпожа Пурпайль крикнула ей вдогонку:
— Не забудь поставить возле камина корзиночку с сосновыми шишками!
Обернувшись к Катрин, сидевшей у окна с шитьем, госпожа Пурпайль распорядилась:
— А ты, Кати, оставь пока белье, есть срочная работа. Видишь, там в углу, около раковины, я сложила всю обувь наших путешественниц. Пересмотри эти башмаки: все ли они в порядке?
«Значит, вот в чем дело: они возвращаются, они с минуты на минуту должны быть тут! Я услышу их голоса, а может, даже увижу их… увижу Эмильенну… Если не сегодня, то завтра или послезавтра… Это уж точно!»
Присев на корточки возле раковины, Катрин принялась разбирать ворох дамской обуви, сложенный госпожой Пурпайль. Здесь были кожаные ботинки для улицы, меховые сапожки, бальные туфельки, легкие как пух домашние туфли без каблуков и задников. Девочка осторожно перебирала эти чудеса сапожного мастерства, словно боясь нечаянно повредить их. Самые маленькие ботинки Катрин подолгу держала в руках, уверенная, что они принадлежат Эмильенне, и была ужасно довольна, обнаружив, что на высоком ботинке из белого шевро не хватает одной пуговицы. Она показала ботинок госпоже Пурпайль.
— Ах, спасибо тебе, дитя мое! Видишь, я была права, не доверяя этой разине Матильде. Несколько дней назад я велела ей внимательно просмотреть всю обувь. Возьми в верхнем ящике вон того шкафчика шкатулку: ты найдешь там пуговицы для ботинок, возьми белую. Там же лежат иголка и нитки. Подумать только: новые шевровые ботинки барышни…
Катрин принялась за работу. Иголка скользила порой по гладкой коже, один раз даже уколола ее в палец. Наконец Катрин поставила на пол белый ботинок с пришитой пуговицей.
