жалости.
И вот они слушают с Дусей какую-то музыку в наушниках, и мне тоже хочется. Но не спросишь же — чего у вас там? Поэтому я просто рядом стою.
И тут подходит Марк:
— Чего у вас там?
— Ничего такого, — отвечает Кира, — Imagine Dragons.
А, это я знаю, это Митя играет в своей группе. Давно уже, сто лет, можно сказать.
— А чего ещё есть?
Кира начинает ему показывать, Марк склоняется к её телефону, и Дуся тоже. И вот — получается, они втроём. А я думала, что если музыка — это только для двоих, как два уха в наушниках.
— У меня брат такое играет, — говорю я.
— Ну и все играют, — отвечает Кира, — сколько уже можно.
…А сами слушают и слушают, хотя казалось бы — сколько уже можно.
— Играли бы своё что-нибудь, — добавляет Марк.
— А Митя и пишет… своё.
Кто меня тянул за язык? Зачем я сказала, зачем? Голове под волосами становится жарко, но если я сейчас уйду… они подумают, что я соврала.
— И что он пишет? — спрашивает Кира.
Нормально спрашивает, заинтересованно даже.
— Скинь послушать?
— Он… не выкладывает нигде, — отвечаю, — он так, просто…
— Ну, так… так-то и я могу, — пожимает плечами Кира.
Нет, у меня с ними всё нормально. Не то чтобы я хотела с ними дружить, а они меня не принимают — ничего такого нет. Мы с ними нормально общаемся, не то чтобы лучшие друзья — но кто сейчас лучшие друзья.
Просто… зачем я вообще это сказала?!
Ладно, ерунда же. Забудут все.
…Но они не забыли.
На последнем уроке, на литературе, мы обсуждали, какой спектакль ставить. Конечно, спохватились только сегодня, перед Новым годом — поэтому спектакль будет не сейчас, а весной. То есть мы давно уже решили, что Кира сценарий пишет, и кто играть будет — тоже понятно (не я. Ну, я бы и не хотела никогда — ещё чего, чтобы на меня все смотрели). И тут Вера Сергеевна говорит:
— И с музыкой надо подумать — может, кто-то из вас возьмётся подобрать? Не всё же Кире одной делать!
— Да я сделаю, — соглашается Кира. Конечно, сделает. Она бы вообще всё сделала, если бы можно было — и написала, и выучила, и сыграла бы за всех. Потому что «хочешь сделать хорошо — делай сам», — считает она.
— А может, Даша? — предлагает вдруг Марк. — У неё брат музыку пишет.
…Вихрем проносится в голове, как я должна буду спросить у Мити — может ли он нам помочь с музыкой, может ли… написать что-то… и… получится, что я знаю. Знаю его секрет. Если бы это не был секрет — он давно бы выложил, вот записи группы он всегда выкладывает. А свою музыку — нет. Значит, я заложила Митю. Сдала.
В классе ужасно жарко. Зачем батареи так топят, задохнуться можно в этой школе.
Я молчу и смотрю в окно на снег. Снег уже совсем не такой красивый, как вчера — всё тает, течёт… не мог до Нового Года полежать. Даже трава показалась.
— Ну так что, Даша? — окликает меня Вера Сергеевна. — Попросишь Митю? Или я сама его попрошу?
…Ужас, ужас. Я не хотела. И Марк ничего такого не хотел — он же не знал, что это секрет. Он, можно сказать, хотел, чтобы я не была в стороне. И Вера Сергеевна — она раньше у Мити была классной, четыре года назад. И вот я представляю, как она к нему подходит и говорит — «Митя, ты музыку пишешь?» Как будто про картошку спрашивает или про полторы курицы. И он спросит — откуда вы знаете? «Даша сказала».
— Нет, — бормочу я вслух, — никакую музыку он не пишет. Я наврала.
Полторы курицы — это я.
* * *
Дома я сижу над олимпиадными задачами до одурения, чтобы только больше ни о чём не думать. Особенно о том, как на меня посмотрела Кира. И Марк. И Дуся. Вернее, как я думаю, что они на меня посмотрели — потому что их глаз я не видела, я просто вышла из класса, и всё.
Митя пришёл; бросил рюкзак, щёлкнул меня по затылку — привет. Привет.
Я молчу.
— Дашка, ты чего? — спрашивает он. — Случилось что?
— Нет, — говорю, — задача не получается.
— Ты дура совсем реветь из-за этого?
Я не дура. Я просто курица. Даже полторы.
…Митя ушел на кухню — вот он знает: не надо лезть к человеку с утешениями, он сам, сам. А может, ничего такого Митя не знает — голодный просто. Громыхает там, чего вот он так громко?
…Передо мной появляется чай и бутерброд с сыром. У меня лучший в мире брат.
— Давай свою задачу, — говорит он, и я показываю ему.
И он так смешно путается, пока объясняет мне. А я ведь давно её решила. Даже удивительно, что он сразу не может. Но я кусаю бутерброд и молчу, чтобы он не понял, что я давно знаю ответ.
— Митя, — вдруг говорю я, когда он всё же справляется. — У нас в школе спектакль, ты не мог бы нам помочь с музыкой?
— В смысле? Сыграть надо или подобрать?
— Нет, — говорю я, — сочинить.
