«Чепуха какая-то, – подумал Митька. – Бог сотворил землю… Напишут ведь такое! Не бог землю создал, а сама она образовалась. И людей не бог создал, а от обезьяны они произошли…» Попробовал Митька дальше читать и совсем запутался. Какие-то непонятные уму-разуму слова написаны.
Маленький, взъерошенный стоял Митька посередине избы с тяжеленной библией в руках и точь-в-точь, как мать, морщил свой лоб.
– Ну и чепуха, – вслух сказал он.
– Это божья правда, сынок…
Митька вздрогнул и оглянулся: на кровати сидела мать и смотрела на него. И глаза у неё были круглые и пустые.
– Враньё тут, – ткнул в книгу пальцем Митька. – Ты не читай… Тут ни одного слова правды нет. И где ты достала эту… штуку?
– Митенька, – сказала мать, – не говори так. Бог не дремлет – всё слышит.
– Враньё! – упрямо сказал Митька и стал собираться в школу.
– Что так рано? – спросила мать. – Я ещё печку не топила.
Митька не стал дожидаться завтрака. Ему захотелось поскорее уйти из дому. В голове был ералаш. В большой толстой книге печатными буквами написано, что есть бог… И мать, и тётка Лиза, и дед Андрон – все говорят, что есть бог. А в школе говорят – нет никакого бога. И в учебниках печатными буквами написано, что бога нет и никогда не было. Бога выдумали первобытные люди.
– И зачем выдумали? – с досадой сказал Митька, спускаясь с крыльца.
Опять Митька географию не выучил. Упражнение переписал, примеры решил, а географию отложил на вечер.
Вечером захотелось попробовать, как режет ножик. Взял тонкое полено и стал вырезать Буратино. Увлёкся и совсем про географию забыл. А Вера Павловна обязательно вызовет. У кого двойка, – того она каждый урок спрашивает.
Вера Павловна спросила. Митька столбом встал и уставился на портрет знаменитого путешественника Миклухо-Маклая. На носу знаменитого путешественника сидела большая муха и чистила задними ножками крылья. «Интересно, если из резинки пульнуть, – попадёшь в муху или нет? – подумал Митька. – Промажешь. Больно далеко».
– В прошлый раз ты не ответил, кто обитает в тундре, – сухо проговорила Вера Павловна. – Надеюсь, теперь ты знаешь?
Митька продолжал пристально смотреть на портрет. Муха перебралась с носа на лоб и засуетилась, забегала.
– Итак, расскажи о растительном и животном мире тундры.
Митька слышал, как за его спиной шептались ребята, слышал, как что-то бубнил Огурец, и снова непонятная злость поднималась в нём. Он толком не мог разобраться, что и кто его возмущает. Ведь виноват сам. Почему не выучил уроки? Знал, что Верушка спросит!
– Нет в тундре никакого мира, – сказал Митька. – Там один лёд… и мох-лишайник.
– Ты не читал учебник? – спросила учительница.
И тут Митька ни с того ни с сего брякнул:
– А чего его читать? В учебниках всё наврано… Бог создал тундру и зверей тоже.
Ребята засмеялись. Учительница тоже засмеялась. У неё не только щёки, даже шея покраснела от смеха.
– Ну знаешь… это… это уже слишком, – сказала она. – Не притворяйся, Митя; ведь ты сам понимаешь, что говоришь чушь… Бог остался в сознании тёмных людей. Бог – это пережиток.
Это верно. Митька знал, что несёт чепуху. Лешего и водяного он ещё побаивался и к вечеру немного верил в их существование, но в бога он не верил. Однако, сорвавшись с узды, уже не мог остановиться.
– Пережиток, говорите, а вот землю сотворил, – сказал Митька. – И день сотворил и ночь… И тундру! Я сам читал про это.
В классе засмеялись ещё громче, захлопали крышками парт, застучали ногами.
– Лесник-то наш в бога верит!
– Перекрестись, Лесник!
– Аминь, Лесник!
Митька стоял, упрямо нагнув голову, и заталкивал промокашку в чернильницу. Он видел смеющиеся лица ребят, Веру Павловну, которая старалась придать своему лицу серьёзное выражение, но из этого ничего не получалось. Видел светлые изумлённые Стёпкины глаза. Он один не смеялся и ничего не говорил. И Митьке вдруг захотелось удрать из класса. Удрать, куда глаза глядят…
– Садись, – сказала Вера Павловна. – Не понимаю, что с тобой. Кто же всё-таки расскажет про лесотундру?..
На перемене ребята окружили Митьку и стали его дразнить. Особенно усердствовал Петька-Огурец.
– Митька-Богомол! Митька-Богомол! – как заведённый, тараторил он, приплясывая вокруг Лесника.
– Заткнись! – посоветовал Митька.
Но Огурец ещё больше стал кривляться. Он разевал свой широкий рот, тряс вытянутой головой, на которой росли жёсткие коричневые волосы.
– Умора! – голосил он. – Бог тундру создал… Ой, держите меня-я!
Митька развернулся и треснул Огурца по громадному оттопыренному уху. Ухо сначала побелело, как снег, потом стало наливаться кровью.
– Ты чего это, Богомол? – всхлипнул Петька. – Гляди, как врежу.
Митька, не дав ему договорить, влепил ещё одну затрещину. Огурец заморгал, слёзы горошинами покатились из глаз, губы задрожали и разъехались к ушам.
– Погоди-и, – на весь класс заголосил он. – Тебе сейчас бу-удее-ет…
Повернулся и побежал в учительскую.
Следующий урок был история. Этот предмет вёл директор школы – Сан Саныч. Митька с удовлетворением посматривал на красное ухо Огурца, но в сердце притаилась тревога. И точно, Сан Саныч сказал:
– Какая сегодня тебя муха укусила?
– Пускай не дразнится… – буркнул Митька.
– А зачем кулаки в ход пускаешь?
– Ябеда он – вот кто!
Сан Саныч нахмурился.
– Дерзок ты, однако, – сказал он. – Две двойки по географии. Драка. После уроков зайдёшь ко мне.
– Будешь знать, как драться, Богомол! – тихонько злорадствовал за спиной Огурец. – Сан Саныч тебе пропишет…
– Огурец – подлец! – негромко сказал Стёпка и глухо бухнул кулаком в Петькину спину. Петька икнул и сразу прикусил язык. На Тритона-Харитона он ябедничать не решился.
Прошло два дня. Митька обозлился на ребят и ни с кем не разговаривал. Стёпка звал в футбол играть. Митька отказывался. И Тритон-Харитон перестал звать. А погонять мяч по зелёному лугу хотелось…
Заканчивался последний урок. Сан Саныч рассказывал об искусственных спутниках и разных планетах. Митька беспокойно вертелся за партой, поглядывал на дверь. Что-то долго нет звонка. Как только урок кончится, нужно быстрее улизнуть. Главное – проскочить мимо Сан Саныча…
В коридоре чуть слышно звякнуло. Это сторожиха тётя Матрёна взяла с табуретки звонок. Сан Саныч взглянул на часы и захлопнул журнал. Митька, избегая его взгляда, нагнул голову к самой парте.
– Ты передал матери? – спросил директор.
Митька кивнул.
– Почему она не пришла?
– Кто её знает… Дела.
После драки с Огурцом директор велел Митьке сказать матери, чтобы она пришла в школу. Митька матери ничего не говорил, всё тянул, надеясь, что Сан Саныч забудет.
А он не забыл. Уже второй раз напоминает.
– Да вы не волнуйтесь – придёт… – глядя в сторону, произнёс Митька.
Сан Саныч посмотрел на него и сказал:
– Виляешь, дружок… Вот что, без матери можешь в школу не приходить.
– И не приду, – под нос пробурчал Митька. Но Сан Саныч услышал.
– Хочешь, чтобы я сам к тебе домой пришёл? – спросил он.
– Днём дома никого не бывает, – сказал Митька. – Мать в лесу, а я…
– А ты? – заинтересовался Сан Саныч. – Где ты бываешь?
Митька угрюмо посмотрел на длинного директора, промолчал.
– Не пойму я тебя, дружок, – сказал Сан Саныч. – Мудришь.
– Можно идти? – спросил Митька.
– Жду мать… Слышишь?
Митька вышел на улицу. У забора стояли ребята и договаривались со Стёпкой насчёт футбола.
– Через два часа приду, – говорил Тритон-Харитон. – Раньше ничего не выйдет.
Митька, небрежно помахивая раскрытым портфелем, прошёл мимо.
– Лесник, – окликнул Стёпка, – будешь в футбол?
– Неохота, – сказал Митька. Он остановился и стал застёгивать портфель.
– Мне сегодня нельзя, а ребята поиграть хотят… Возьми ты мяч, ну?
– Можно, – помолчав для приличия, сказал Митька я повернулся к ребятам. – Быстрее обедайте… Не то уйду.
Мальчишки разошлись по домам.
Митька и Стёпка шагали рядом, молчали.
– Зря ты, Лесник, в бутылку лезешь, – наконец сказал Тритон-Харитон.
Митька ничего не ответил. Он ни одного слова не сказал до самого Стёпкиного дома. Взял мяч и направился к калитке.
– Если я не приду, – вслед ему крикнул Стёпка, – отдай мяч Серёге Воробьёву.
– Не бойся, не пропадёт твой мяч, – не оборачиваясь, ответил Митька.
– Я не боюсь, – сказал Стёпка и скрылся в сенях.
Игра без Тритона-Харитона не ладилась. Команды спорили после каждого забитого гола. Капитанов никто не слушался. Один раз чуть было не подрались из-за штрафного мяча. А Стёпка всё не приходил…
По домам разошлись в сумерках. Опять на небе не видно звёзд и луна куда-то запряталась. Даже отсюда, с Козьего Луга, слышно, как ветер раскачивает деревья. Они скрипят и противно стонут. Но, когда Митька вступил в рощу, берёзы замолчали, будто нарочно притаились. И в этом молчании была какая-то насторожённость. Придорожные кусты бросали на тропинку густую тень. В тени что-то шевелилось, двигалось взад-вперёд.
