Потом мы так же молча обедали. Не то что обедали, а ковыряли ложками в супе. И снова пошли в кино. И Таньку веяли с собой.
Потом сидели в сквере. Я пошел за газетами. Киоскерша с длиннющими ресницами узнала меня.
— А, старый знакомый, — сказала она. — Что, пора закрывать киоск?
— Почему? — удивился я.
— Ну, ты тогда говорил, что пора.
Я все вспомнил и покраснел.
— Хороший ты мальчик, — вдруг пропела она ласково и дала мне переводные картинки.
Я вернулся к скамейке, на которой сидели Каримчик и Танька. Протянул Таньке переводные картинки.
— А где газета? — спросил Каримчик.
— Какая газета?
— Ты зачем к киоску ходил?
— Зачем я ходил?
— За газетой.
— Правда.
— А купил переводные картинки.
— Я их не покупал.
— Что же, ты их просто так взял?
Я не стал ему ничего отвечать.
Спать мы легли рано.
Следующий день был таким нее бесцветным.
Неожиданно позвонил ефрейтор Алиев.
— Как дела, следопыты?
— А что? — подозрительно спросил Каримчик.
— Вечером будьте дома. Я за вами заеду и познакомлю с Пулатом Шакировым.
— Он разве приехал? — обрадовался Каримчик.
— Одним словом, ждите! — ефрейтор повесил трубку.
— Все! — сказал Каримчик. — Теперь у нас будут медали.
— Почему?
— Шакиров приехал. С ним-то уж мы обязательно разыщем шпиона.
Мы сразу помирились. У меня снова сладко засосало под ложечкой. Вот все удивятся, когда мы придем в школу с медалями. Наверно, про нас тоже напишут в «Пионерской правде».
— Знаешь что, — сказал Каримчик, — давай пока потренируемся.
— Как? — спросил я.
— Может, вначале товарищ Шакиров попросит нас проложить учебный след. Я знаю, так занимаются с овчарками.
— Ну?
— Что ну? Вот мы с тобой его и проложим.
— Каким образом? — не очень-то обрадовался я.
— Очень просто. Как в туфлях Клавдии Васильевны прокладывали.
— И мне опять залезать в эти туфли? — совсем приуныл я.
— Не беспокойся, — успокоил он. — Ты в них не полезешь.
— Тогда ладно, — согласился я.
— Теперь мы возьмем ботинки.
Я опять скис. Он сказал, что приметил тут одни и выскочил в коридор. Вскоре он вернулся с ботинками огромного размера. Наверно, это были ботинки Таниного отца.
— А что мы с ними будем делать? — подозрительно спросил я.
— Опять двадцать пять! — рассердился Каримчик. — Проложим след.
— Зачем?
— Ну, я же тебе сказал. Потом товарищ Шакиров попросит нас проложить след, а у нас уже имеется опыт.
— А вдруг опять влипнем?
— Так ведь мы никому не скажем.
— Ну, ладно, — уступил я.
Мы завернули ботинки в газету и хотели выскользнуть на улицу. Но у калитки стояла Танька.
— Вы куда? — подозрительно спросила она.
— Никуда.
— А что у вас в газете?
— Бомба! — соврал Каримчик.
— Так я вам и поверила.
— Вот что, — сердито сказал он, — ты занимайся своими делами, а мы — своими.
— Я вот сейчас скажу бабушке, что вы убегаете, — пригрозила Танька.
— Ну и что? — спросил Каримчик.
— А то, что скоро обедать.
Не успела она это сказать, как Клавдия Васильевна выглянула в окошко на кухне и предупредила, чтобы мы далеко не забирались: через полчаса будет обед.
Танька злорадствовала.
— Отцепись! — сказал Каримчик, и мы побрели в свою комнату.
— Ничего, — успокоил он меня. — Для пользы дела можно немного и подождать.
Я кивнул и стал думать о медалях. Ах, как здорово они сверкали!
«Дай потрогать!» — приставала Танька. Каримчик не дал, а я дал.
«Хочешь поиграть в классики?» — спросила она.
Мне вдруг захотелось поиграть с ней, и я посмотрел на Каримчика.
«С медалью-то?» — только и сказал он.
Я понял, что теперь мне никогда не играть в классики. И вообще с ребятами я теперь тоже не буду играть. Все будут показывать на нас с Каримчиком, а директор школы скажет: «Берите с них пример, ребята»…
Я так живо все это себе представил, словно нам уже вручили медали.
— А эти медали золотые? — спросил я.
— Нет, — сказал Каримчик. Он, наверное, в этот момент тоже думал о медалях. — Золотая — Звезда Героя.
— Ладно, — решил я. — Медаль тоже неплохо.
— А знаешь, — сказал Каримчик. — Давай сделаем дырки.
— Какие дырки? — не понял я.
— Ну, если медали дадут.
Мы побежали на кухню и попросили у Клавдии Васильевны ножницы.
— Зачем вам ножницы? — подозрительно спросила она.
Каримчик что-то стал объяснять и на всякий случай попросил еще иголку.
Ему дали иголку с ниткой и ножницы.
Танька решила с нами помириться и сказала, что умеет шить. А что нам было шить?
Мы кое-как отвязались от нее и заперлись в своей комнате.
Я спросил:
— С какой стороны делать дырку?
— С левой, — ответил Каримчик.
Я надел куртку, чтобы примерить, где ее надо делать.
— Стой! — сказал он. — Давай я тебе сделаю дырку, а ты мне.
Он ловко сделал мне дырку на куртке и очень довольный сказал, что дырка получилась хорошая.
Я это и сам видел. Только, наверно, в нее могла пролезть вся медаль.
Я сказал об этом Каримчику.
— Нет, — возразил он. — Вся медаль не пролезет. — И вдруг хмыкнул.
— Ты чего? — спросил я.
— А зачем мы дырки делаем?
— Как зачем?
— Ну, медали ведь на этих… как их… булавках.
— Правда, — согласился я. — Зачем же ты мне куртку испортил?
Куртка у меня была почти новая, и я расстроился. Дома мне теперь попадет. Себе так он дырку не сделал, а мне сделал. Я ему об этом сказал.
— Так ведь я не нарочно, — возразил он.
— Нет нарочно!
— Ну давай и мне сделаем.
— Зачем?
— Чтобы тебе не было обидно.
Мне сразу расхотелось делать ему дырку.
— Ты не расстраивайся, — успокоил он. — Под медалью этой дырки не будет видно.
— А сейчас? — спросил я.
— Сейчас видно.
— Вот видишь! — настроение у меня совсем испортилось.
— А иголка на что? — вспомнил Каримчик. Но оказалось, что мы шить не умеем.
— Давай все-таки позовем Таньку, — предложил я.
Он даже глаза вытаращил.
— Ты что?
— А что?
— Ну, если она спросит: зачем дырка?
— Что же мне теперь до смерти с дыркой ходить? — спросил я.
Тут нас позвали обедать.
Мы все съели очень быстро, поблагодарили и хотели встать. Но Клавдия Васильевна сделала нам замечание.
— Еще не все поели. Из-за стола встанете вместе.
Это Танька копалась. Она, вероятно, догадалась, что мы хотим убежать без нее и нарочно копалась.
— Давай быстрей наворачивай! — шепнул ей Каримчик.
— А вы меня с собой возьмете? — спросила она.
— Еще чего не хватало!
— Бабушка, — сказала Танька, протягивая тарелку, — я хочу добавки.
Клавдия Васильевна вся прямо так и расцвела.
— Ладно, — сдался Каримчик. — Возьмем.
— Я расхотела! — тут же заявила Танька и первой встала из-за стола.
Каримчик нахлобучил свою пыжиковую шапку и вывел нас за калитку.
— Куда пойдем?
Я промолчал.
— В кино, — сказала Танька.
Понравилось ей, видите ли, ходить с нами в кино!
Я взглянул на Каримчика. Сейчас он ей выдаст!.. Но он сказал: «Правильно!» — и повел нас в кино.
Я ничего не понимал. Однако я шел за ним, то есть я почти бежал, так он быстро шел.
«Сейчас мы от нее убежим!» — догадался я.
Но Каримчик привел нас к кинотеатру. Он подошел к кассе и купил три билета на ближайший сеанс.
Я опять ничего не понимал.
Еще бы немного, и мы опоздали. Только мы вошли в зал, как погасили свет.
— Садись! — сказал Каримчик, показывая Таньке на свободное место.
Она села, потому что сзади уже стали шикать.
Меня Каримчик схватил за руку и потащил к экрану. Я стал упираться, потому что не любил сидеть близко. Но он меня все-таки куда-то тащил, и я не сразу сообразил, как мы очутились у входа.
— Вы куда? — зашипела билетёрша.
— А нам надо! — сказал Каримчик.
— Назад не пущу! — пригрозила она.
— Угу! — сказал Каримчик и, скользнув за дверь, зажмурился от света.
Я тоже зажмурился. На улице я продолжал жмуриться, потому что солнце было очень яркое.
— Ты чего жмуришься? — спросил Каримчик.
— Так ведь невозможно глядеть на солнце.
— А зачем тебе глядеть?
Я не знал зачем и пожал плечами.
— Ты лучше гляди под ноги, — сказал он и побежал к Танькиному дому.
Я догадался, что мы бежим за ботинками.
Клавдия Васильевна затеяла стирку. Она не заметила, как мы пробрались в свою комнату и вынесли завернутые в газету ботинки. Мы боялись, что она нас увидит. Тогда бы начались расспросы: куда мы идем, что несем, где Танька? А нам нужно было спешить: вечером ефрейтор Алиев будет знакомить нас с Пулатом Шакировым.
