на макушки»:
— Где машина? Где гараж?
А мама отодвинула тяжёлый ящик стола и достала оттуда коричневую коробочку. Да это и есть гараж, на ладони уместился! Распахнулись его ворота, а там, действительно, машина стоит: синяя, колёса чёрные и даже дверцы открываются. Совсем как настоящая, только маленькая.
Осторожно, словно ёжика, тронул её Саша пальцем, потом из гаража вынул и медленно по столу покатил.
Заигрался Саша и не плакал, когда Альбина Алексеевна слушала его трубочкой, которая так нравилась Иринке.
Больные заходят в кабинет один за другим. Кто кашляет, кто чихает, у кого живот болит. Иринке уже сидеть надоело, а мама словно не устаёт; пишет, и температуру измеряет, и успокаивает. А когда закончился приём, сказала Иринке:
— Доченька, ты иди домой. Поешь как следует, потом погуляешь. А мне на участок надо.
— И я с тобой.
— Нет-нет, в следующий раз. И вместо того, чтобы снять халат, мама снова присела к столу и медленно провела ладонями по лицу. Так она всегда делает, когда устанет.
На участке
«Следующий раз» оказался завтрашним днем.
— Давай оденемся потеплей и пойдём на участок пешком, — сказала Иринке мама.
Сначала идут они вдоль главной асфальтированной дороги, потом направляются к ёлочкам. Стоят ёлочки в зелёных платьях одна за другой, а через дорогу — тополя. Прямо к солнцу тянутся. На тополях птичьи гнёзда. И всё это называется таинственным словом «аллея».
Лучше всего здесь летом, когда тополя зелёные ветки раскинут, а под ними стелется густая трава, где поют кузнечики. Как в лесу!
Зимой тоже хорошо. Падает снег, наряжает ели и скрипит под ногами. Как сейчас: «Вы ку-да? Вы ку-да?» Некогда рассуждать Иринке, у неё дела важные.
— Там наш участок, — говорит мама и показывает на большие, серые дома. — Весь город в детской поликлинике разделили на участки. Наш назвали первым, и начинается он с центра города. Не только эти дома, но и маленькие, деревянные есть на участке. И фабрика, и аптеки, и магазины. Рядом с нашим второй участок. А всего их двенадцать.
— Двенадцать братьев, да? — засмеялась Иринка.
— Похоже, — согласилась мама. — На каждом участке свой врач, медсестра. Заболеет вдруг мальчик или девочка, мы скорей идём к ним, чтобы вылечить. Ходим к новорождённым: они совсем маленькие, беззащитные, говорить не умеют. Попробуй понять, что с ними случилось.
За разговорами мама с Иринкой подошли к новому пятиэтажному дому.
Танечка
Мама нажала на звонок, пропевший голосом канарейки. Дверь открыла женщина в розовом халате:
— Как я ждала вас! — обрадовалась она. — Это ваша дочка? Ира? Большая какая! Не стесняйся, садись вот сюда.
Иринка села в глубокое, мягкое кресло и ей показалось, что она в самолёте. И полетит сейчас…
— Раз, два, три, — сосчитала она и даже глаза прикрыла в ожидании чуда.
Но тут раздался плач: жалобный, звонкий. Привстала Иринка и ребёнка в кроватке увидела. Он плакал то тише, то громче, и маленькое лицо его краснело и морщилось.
— Заболел! — решила Иринка. — Надо таблетку поскорей дать и чай с малиновым вареньем.
— Голосок подаёт? — вошла в комнату мама и осторожно вынула из детской кроватки свёрток, старательно обвязанный красной лентой. — Таня, Танечка, хорошо тебя назвали, а связали зачем, не пойму.
— Она постоянно раскутывается, боюсь простынет, заболеет, — смутилась женщина.
Когда на диване развернули малышку, она замолчала. Иринка удивилась, как похожа девочка на её любимую куклу Алёнку. Только Алёнка с косичками, а у Тани и волос-то почти нет. А вдруг у неё пуговица на спине, как у Алёнки? Дёрнешь за пуговицу — плач раздаётся.
Подошла Иринка поближе, во все глаза глядит.
— Надоело связанной лежать и жарко стало, — сказала мама, поглаживая малышку по спине.
Нет, пуговиц у Тани не было. Даже на кофточке, которая почему-то задом-наперёд надета, никаких пуговиц: ни больших, ни маленьких.
Тут мама вместе с женщиной склонились над Таней, и ничего не стало видно. Только женщина смущённо повторяла:
— Вот ведь какая неумеха, даже ребёнка завернуть не могу.
— Не волнуйтесь. Всё у вас получится, — успокоила мама и перенесла Таню обратно в кроватку.
Девочка была в розовой, с длинными рукавами кофточке, а в пелёнку завёрнута лишь до пояса.
Тане нравилось так лежать. Словно прислушиваясь к чему-то, она поворачивала голову то в одну, то в другую сторону. Или, смешно задирая кверху подбородок, смотрела куда-то вверх, весело перебирая руками.
«Скорая помощь»
— Людмила Ивановна, здравствуйте!
На лестничной площадке в белой майке и колготках стояла девочка. В руках она держала пальто, которое спускалось до пола и почти лежало на нём.
— Юля? Что у тебя случилось? — Быстро стряхнув пальто, мама надела его на девочку.
— Не у меня случилось… — и Юля что-то прошептала.
— Сейчас разберёмся с больным. Только ты не плачь, ладно? — обняла её мама.
К удивлению Иринки, больным оказался чёрный, с белой грудкой и пушистым чёрным хвостом котёнок.
— Мурзик, Мурзик, — грустно позвала его Юля.
Поднялся котёнок с коврика, а переднюю лапу под себя так и подбирает.
— Мурзик сегодня спрыгнул с балкона и теперь на эту лапку встать не может.
— С балкона? Со второго этажа спрыгнул? Без парашюта? Ну и смельчак!
Медсестра погладила котёнка по чёрной блестящей спине, лапу осторожно потрогала.
— Мр-рр-р, — заворчал Мурзик.