приподнималась. Слани шли теперь поверху, меж болотных кочек. Идти было совсем легко.
Слева, от леса, выдвинулась узкая гряда сосен, отороченная по краю невысокими кустами вереска, а ближе к болоту — ивняком.
— Тут уж посидим, отдохнем, чтобы коленки не дрожали, — сказала бабушка. — А вот дальше — подтыкай подол загодя.
Встав после короткого отдыха, она и впрямь подоткнула юбки повыше.
За полосой леса начиналось сплошное болото. Сначала тянулись заросли камыша, разрезанные узким проходом. Дальше расстилалось мелководье. Двинулись в путь.
— Река Темная тут начало берет. Ниже этого болота ручейком махоньким вытекает. А там с другими ручьями сливается. За десять верст отсюда никто уж и не скажет, что ручей…
Помолчав, бабушка продолжала:
— Ну, Ксюша, теперь гляди в оба. Тут в одном месте жерди вовсе нет. А дальше две в торфе сильно угрузли. В ня́шу попадешь — не суетись. Не робей, не утонем! — подбадривала она внучку. Но в этом ободрении скорей нуждалась Матвеевна.
Анисья Кондратьевна двигалась теперь медленно, по нескольку раз проверяя кончиком посоха, куда поставить ногу. За ней еще медленней двигалась Матвеевна. Ксюша завершала шествие. Она не торопилась.
У всех троих ноги давно уже были мокрые. Но раньше болотная вода, прогретая солнцем, была довольно теплой. Теперь на более глубоком месте она заметно похолодала.
Бабушка ободряла Матвеевну, а иногда, обернувшись, посматривала на внучку.
— А вот здесь жерди нет! — предупредила она.
Ксюша, невольно задерживая дыхание, осторожно сошла с настила. Нога ощущала только мягкое податливое дно.
Впереди медленно брела Матвеевна.
— Не бойсь! — подбадривала бабушка. — Вот и опять жерди. Не оскользнитесь только…
Но Ксюша поскользнулась. Сердце на мгновение словно упало. Девочка устояла на ногах, только юбка намокла в воде.
Путешественницам предстояло еще испытание. В одном месте около сланей был вбит высокий кол.
— С этого места слани крутой поворот делают. Вот туда, где береза со сломанной вершиной, пойдут.
Бабушка осторожно ощупала посохом слань, невидимую в черной болотной воде, и двинулась дальше.
Трудный участок кончился. Кое-где сохранились даже остатки перил, которые раньше шли вдоль всех сланей. За кочковатым болотом, невдалеке, начинался бор.
Как приятно было выйти на сухую, твердую землю!
Ксюша сняла мокрые спортивки и, вернувшись к ближайшей мочежинке, вымыла ноги и обулась в сухое. А бабушка уже ходила по опушке, поглядывая на крайние, низкорослые сосны.
— Где тут затесочка? А то тропа, поди, совсем заросла…
Она приметила на сосне затесанную топором заметку и тогда уже стала располагаться на отдых.
Ягодницы шли старой, малоприметной дорогой. Но бабушка ступала уверенно, изредка только проверяя затесы на деревьях.
Когда дорога с глинистого косогора стала круто спускаться вниз, Анисья Кондратьевна обернулась к Ксюше.
— Присмотрись, тут лес пойдет особенный, неприветливый.
По обе стороны дороги встречалось все больше елей. Их темная хвоя придавала окружающему мрачный, дикий вид. Ноги ступали неслышно, погружаясь в траву и мягкий мох.
— Примечаешь, как тут тихо? — спросила бабушка. — Махонькие пичужки этот лес не любят, они все больше по опушкам щебечут, на прогалинах. Разве что дятел встретится.
Ксюша прислушалась, и ей стало как-то не по себе от этой глухой тишины елового леса.
Вскоре дорога стала подниматься в гору. Обширный овраг, или, как говорят на Урале, лог, кончился. Опять под ногой легонько зашуршала ржавая хвоя.
— Тут лес давно рубить пора, — словно думая вслух, говорила Анисья Кондратьевна. — Переспелый лес, перестоявшийся.
Нередко женщинам приходилось перешагивать через упавший, полусгнивший ствол, покрытый бархатным зеленым мхом или лишайниками.
Вверху кроны сосен почти смыкались и в лесу было сумеречно и неприветливо. Казалось, землю вот-вот накроет ночь.
— Теперь уже недалеко, — ободрила спутниц бабушка. — Вот опять в ложок войдем, а там и избушка недалеко. Поставили ее когда-то добрые люди в лесу, на бугорке. Осенью и зимой в ней охотники ночуют, а летом — ягодницы. Тут и Хрустальный ключ…
Эти слова придали Ксюше новые силы.
Конец пути был и в самом деле близок.
Впереди посветлело. Дорога выбежала на небольшую лощинку, затем пошла вдоль края соснового бора. По правую руку почва, постепенно понижаясь, переходила в моховое болото, на котором рос мелкий редкий осинник.
В просветах между сосен, слева, показались угрюмые серые скалы, словно разрушенные башни древнего замка.
Чуть-чуть не дойдя до гряды скал, на маленькой прогалинке, Ксюша увидала потемневшую от непогоды бревенчатую избушку.
А бабушка уже собирала топливо для костра: сучья, рыжие сухие ветки.
Сложив все это на старое кострище перед избушкой, она сняла с плеч короб и, достав из него котелок, позвала Ксюшу:
— Пойдем, напьемся воды из Хрустального ключа!
Узенькая тропка ведет вдоль почерневшей, почти отвесной скалы. Маленький замшелый мосток. Под ним журчит родник.
Бабушка поворачивается влево, и рядом с мостком, в котловинке, Ксюша видит ключ. Она зачерпывает из него кружкой воду и медленно пьет ее — холодную, почти ледяную, необыкновенно вкусную.
Невдалеке от избушки жарко запылал костер.
Быстро вскипел котелок. Бабушка бросила в кипящую воду листьев земляничника, сняла котелок с огня и разлила чай в кружки.
Все с наслаждением выпили ароматного лесного чая.
— Ты вот сказки любишь, — начала бабушка, сложив на коленях руки, на этот раз не занятые делом. — Расскажу я тебе про ключ Хрустальный.
Хоть не про этот ключ сказка сложена, а подумаешь, — и к нему подходит.
Анисья Кондратьевна пододвинула в огонь толстый сучок и поглядела, как пламя жадно охватило его.
— …Сказывают старые люди, — продолжала она, — будто жил в прежнее время в Уральских горах богатый купец Семигор.
Имя такое не попусту молвлено. Было на его земле семь гор. Первая гора — золотая, вторая — платиновая, третья — медная, четвертая — железная. Еще две горы — хрустальная да мраморовая. А седьмая гора — самоцветная.
Семь дочерей было у Семигора. Шесть из них — одна в одну. Стройные, как березки, румянец, — как алая заря. Глаза орлиные, брови соболиные, волосы — как ворона крыло.
А седьмая, Натальюшка, самая любимая, — легонькая, как камышиночка, волосы, — как шелковый лен, глаза — голубые, как вода в горных озерах.
Старших дочерей Семигор выдал замуж. Выбрал им женихов молодых, могутных, смышленых да послушных.
Поселил шестерых зятевьев, вместе с дочерьми, в крепких усадьбах на шести горах.
Велел им за работными людьми строго присматривать, дело поторапливать, чтобы больше добывали из шахт и разрезов золота и платины, медной и железной руды, мрамора и хрусталя.
А Семигор, вместе с младшей дочкой, издавна жил у Самоцветной горы. Дом у него, как крепость, высоким тыном обнесен, глубоким рвом
