Тина разговаривала громко, старалась казаться веселой, но по грустным глазам было заметно, что на душе у нее нелегко.
— Вот так я и живу теперь, — сказала Тина и виновато улыбнулась. Она отодвинула соломенную подушку и села на кровать.
Оля склонилась головой к ее плечу и с нежностью стала заплетать растрепавшийся конец Тининой косы.
— А ты знаешь, зачем мы пришли? — деловито сказал Степа. — Посоветуй, где взять иконы?
— Зачем вам иконы?
Степа исподлобья взглянул на Илюшу — они договорились, что объяснять будет он.
— Мы собрали безбожный кружок «Долой монахов!», — сказал Илюша и смутился.
Тина с улыбкой ждала разъяснения, и пришлось рассказать ей о сожженных иконах.
Девушка ответила не сразу.
— Мальчики, вы только не подумайте, что я защищаю религию, но то, что сделали вы, жестоко. Среди икон есть высокие произведения искусства, разве можно их уничтожать? К тому же вы оскорбляете чувства верующих… Да и можно ли собрать все иконы, что есть на Руси? Их ведь миллионы…
Илюша спросил с обидой:
— Как же нам бороться?
— Помогайте голодным — вон сколько их бродит по улицам! Всюду идет жестокая борьба… — Тина словно невзначай поглядела на окно, и только тогда Илюша заметил разбитое стекло. На подоконнике лежал камень, а под ним свернутая вчетверо записка.
Степа взял камень, а Илюша прочитал записку: «Я, Господь, говорю: не смилуюсь, не пощажу, не раскаюсь!»
Подписи не было, но Илюша узнал почерк Шурика Золотарева. И сказал твердо:
— Не бойся их, Тина.
— Я не боюсь… К старому возврата нет.
— А в школе ты разве не будешь учиться? — спросил Степа.
— Теперь я учусь на рабфаке, — гордо, с улыбкой сказала Тина и спохватилась: — Беда!.. Скоро мой учитель явится, а я прибавочную стоимость не выучила.
Недалеко от детского дома мальчики встретили Митю Азарова и поняли, какого учителя ждала Тина.
6
На углу Солдатской Илюша увидел своих безбожников. Они бежали в город, чем-то встревоженные.
— Илюшка, мы тебя ищем.
— Зачем?
— Наш клуб сожгли.
— Кто?
— Не знаем.
Пожарники уже сматывали мокрый брезентовый рукав, когда Илюша примчался к пустынному двору. Двое пожарников в медных касках растаскивали дымящиеся бревна догорающего сарая.
— Видал? — И Левка указал пальцем туда, где валялись обугленные бревна и доски.
— Только плакат с Лениным и спасли… — добавил Левка. — Варька из огня выхватила. Сама вся обгорела.
— А где Варька? — волнуясь, спросил Илюша.
— Дома. Ее мать постным маслом намазала, ноги тряпками обмотала.
— Пойдем к ней.
— Ты с ума сошел!.. Знаешь, какая у нее мать злая?
— Идем, не бойся.
Варька сидела на сундуке, болтая забинтованной ногой.
— Варь, это я…
— Вижу…
— Правда, что ты плакат спасла?
— Юбку из-за тебя сожгла, вон, видишь, подол обгорел.
— Мы тебе купим новую юбку… Ты молодец!
— «Молодец»… — передразнила Варька. — Вон лежит твой плакат на подоконнике. Что бы вы делали без меня… Еще хотели вычеркнуть из тетрадки…
— Ты прости нас. Мы тебя первой запишем. Не веришь? Ей-богу!
— Щелчок тебе! — вдруг оживилась Варька. — Щелчок в лоб.
— За что?
— Ты сказал «ей-богу».
— Если хочешь, дай щелчок, — рассмеялся Илюша и подставил лоб. — Бей, не бойся, бей сильней!
— Жалко тебя.
Плакат обгорел с одного края — там, где был нарисован поп. Пламя сожгло часть бороды, а черная ряса стала куцей. В остальном рисунок остался неповрежденным. Ленин с той же веселой усмешкой сбрасывал с земного шара нечисть. Казалось, что Ленин еще веселее, чем раньше, подмигивает: дескать, не бойся, Илюшка, не страшен нам с тобой никакой пожар.
Илюша ломал голову над загадкой: кто поджег сарай? И тут он вспомнил о подозрительном шорохе в зарослях ивняка.
Ни слова не сказав ребятам, Илюша вернулся на пустынный двор. Обошел сгоревший сарай. Разглядывая черные головешки, он заметил какой-то металлический предмет, блеснувший в измятой траве. Илюша поднял зажигалку и, к своему удивлению, узнал в ней тот самый сапожок, от которого прикуривал Гога Каретников.
Разгадка лежала на ладони. Не было сомнений, что сарай подожгли скауты и, быть может, они же бросили камень в окно Тининой комнаты.
Сами собой вспомнились слова таинственной записки: «Не смилуюсь, не пощажу, не раскаюсь!» Именно об этом думал Илюша — таких людей нельзя ни миловать, ни щадить!
Глава двадцать шестая
ПЕРВЫЙ БОЙ
Против общего злого кумира.
Против шайки попов и господ
Встаньте, все пролетарии мира,
Обездоленный, черный народ!
Встаньте, рыцари нового строя,
Встаньте, дети великой нужды,
Для последнего смертного боя
Трудовые сомкните ряды!
1
После ареста Олега Каретникова Поль встревожился не на шутку. Он боялся, как бы ему не предъявили обвинение в связях с белогвардейским офицером. Было тем более опасно, что у него хранилось секретное письмо генерала Пантюхова.
Сначала Поль хотел скрыться в каком-нибудь отдаленном городе. Из тайной переписки он знал, что в Орле, Ростове-на-Дону, а главное, в Петрограде нашли прибежище его давние друзья, скаутмастера старой России. С ними можно было объединиться и начать все заново. Потом пришло неожиданное и смелое решение: не избегать опасности, а идти ей навстречу — явиться в губком комсомола и предложить свои услуги. Таким маневром удалось бы запутать следы, а когда все обойдется, продолжать свою линию, сколачивая отряды юных рыцарей.
Три ночи напролет просидел он над программой «красных скаутов». Заменил старую скаутскую заповедь о верности царю, богу и родине более современной: «Красный скаут верен рабочему люду». Вместо скаутской белой лилии предложил носить на левой стороне груди красный пламенный костер как символ революционности.
Если в губкоме не понравится название «красные скауты», можно предложить другое, скажем, «юные коммунисты», или, сокращенно, «юки». Это будет вполне по-большевистски.
Собираясь в губком, Поль надел простую косоворотку, подпоясал ее витым шнурком с кисточками, напялил кепку на затылок, чтобы выглядеть рубахой-парнем. Программу он вложил в скромную бумажную папку, а потом и вовсе свернул трубкой и сунул в карман — комсомольцы любят простоту.
В душе Поль был уверен, что услугами его воспользуются. Может быть, предложат исправить программу и, конечно же, приставят «комиссара» от комсомольцев. Он был согласен на все.
У входа в губком ему бросился в глаза лозунг, прибитый дугообразно над дверями. Это было изречение Маркса о том, что
БУДУЩЕЕ РАБОЧЕГО КЛАССА ЗАВИСИТ ОТ ТОГО,
КАК БУДЕТ ВОСПИТАНО ПОДРАСТАЮЩЕЕ ПОКОЛЕНИЕ.
Проходя под лозунгом, как под аркой, Поль втайне подумал, что будущее СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РОССИИ, за которую борется он, тоже зависит от воспитания молодежи. А если так — нужно драться за свою Россию.
В кабинете секретаря губкома Поль чертыхнулся в душе, увидев Азарова-младшего. Подчеркнуто не обращая внимания на Митю, он вразвалку подошел к секретарю и по-простецки, с силой потряс ему руку. К Мите он повернулся спиной.
— В эпоху классовых битв надо объединять усилия, — начал Поль, вытаскивая из кармана свою программу и разглаживая ее на столе. — По-видимому, система «скаутинг» изжила себя, и настало время ее обновить. Мы должны взять у врагов все лучшее, что у них есть.
Комсомольцы молчали. Секретарь губкома, нахмурясь, барабанил пальцами по столу.
— Все мы знаем миф об аргонавтах… — продолжал Поль смелее. — Дружина красных разведчиков, или юков, будет представлять корабль «Арго». Нашей целью будет — добыть золотое руно счастья… Есть у меня другое, не менее интересное предложение, а именно: учредить при губнаробразе должность Робинзона Крузо. Да, да, друзья, это будет очень увлекательно и романтично. Если не возражаете, то роль Робинзона я мог бы взять на себя, а слугу Пятницу назначит губком. Он будет у нас политкомиссаром.
Секретарь губкома поднялся и сказал:
— Понимаешь, дружок, некогда нам искать золотое руно. Надо за Окой картошку сажать…
— Я говорю о воспитании, — с легким смущением сказал Поль. — Ведь это очень важный, если не сказать — главный государственный вопрос… Да вы почитайте программу. — И Поль подсунул секретарю свои бумаги.
Секретарь молча полистал «программу» и вернул ее Полю.
— Все ясно… Смена вех.
— Именно так. Смена исторических вех. Царизм уничтожен, и теперь на его обломках мы создаем трудовую республику. Нужно готовить молодое поколение борцов.
