в любое время прийти. Сегодня день рожденья нашего фокусника, я его терпеть не могу. А Тео там, с ними. Так что я свободен.
— Тогда пойдём к Абрахаму! Он такой, знаешь… Он удивительный.
* * *
Сосед Матроса Абрахам Суббота — великий учёный. Это сразу ясно, как только заходишь к нему в комнату. Вернее, это и комнатой назвать трудно — такое нагромождение склянок, металлических штук, сундуков, старинных книг и непонятных приборов. Мы продираемся мимо этого хлама и не сразу находим в углу самого Абрахама Субботу. У него длинные седые волосы и борода, как у волшебника. И очки. Колоритный тип, ничего не скажешь.
— Здравствуй, Абрахам, — говорит Матрос громко (учёный глуховат), — это Доминик, познакомься.
Мне странно, что они на «ты». Но я ведь тоже на «ты» с клоуном Бартоломео и даже с Аристотелем, а он ещё старше.
— Доминик? — спрашивает Абрахам. — Откуда ты?
— Из цирка, — пожимаю я плечами. Это не совсем честно: всё-таки я не цирковой, если по-настоящему. Но как ещё ответить на такой вопрос?
— Из цирка? — удивляется Абрахам. — А кто твои родители?
Даже обидно. Как будто в школе. Или в полиции: отец Петера забирал меня пару раз и задавал мне такие же идиотские вопросы. Хотя прекрасно знал ответы.
— Мой отец — Теодор Штрохольм, — говорю я. Надеюсь, на этом допрос закончится.
— Теодор Юлиус? — Абрахам даже вскочил. — Тот самый, который ходил по проволоке над городом до самой колокольни?! Теодор Юлиус Штрохольм. Но ведь он совсем мальчишка! Не знал, что у него есть сын.
…Да, когда отец ходил по проволоке без страховки, он был совсем юным. Наверное, Абрахам запомнил его таким, а в цирке и не был с тех пор.
— Настоящий канатоходец, — качает головой Абрахам Суббота. — Сейчас таких нет…
Я открываю рот, чтобы сказать: как же нет! Он есть, работает, ходит по канату лучше всех, приходите посмотреть!
…Но тут я понимаю. Человек, который работает в цирке, показывает сложный, сумасшедший номер, которого не делает никто в мире. И канатоходец, который идёт над городом без страховки, сосредоточенно, серьёзно идёт по тонкому тросу, и тело его натянуто как струна, а толпа внизу смотрит задрав головы, замерев, не дыша. Такой канатоходец — это совсем другое дело.
— У тебя не цирковое имя, — вдруг говорит Абрахам.
— Это точно, — киваю я. — Он хотел назвать меня Лоэнгрином. Или, в крайнем случае, Христофором. Но мама сказала: Доминик. Поэтому так.
…Хорошо, что Матрос не спрашивает ничего про мою маму. Я и сам ничего о ней не знаю. Только то, что она назвала меня этим именем, самым обыкновенным. Иногда я думаю, что из-за этого имени я не цирковой внутри. Тоже самый обыкновенный.
…А Абрахам Суббота показывает нам с Матросом всякие штуки. Прибор, который может сосчитать зёрна внутри нераскрытого граната. Флейту, которая может повторять голоса птиц. Часы, которые идут с точностью до одной секунды в миллион лет.
— Покажи Доминику волнометр, — говорит Матрос и добавляет шёпотом, для меня: — Это его гордость.
— О, конечно! Волнометр… Куда же он запропастился… А, вот!
И он с гордостью показывает мне прибор вроде половинки часов с антенной. Только стрелки у него нет.
— А… Как он показывает? — спрашиваю я.
— Очень просто! Эти отметки — возможный уровень воды. Над уровнем моря.
— А… Сколько он показывает сейчас? — я всё ещё не понимаю.
— Сломался, наверное, — пожимает плечами Матрос. — Стрелка всегда на нуле была. Но сейчас её нет…
Абрахам растерянно смотрит на свой волнометр. И вдруг бледнеет. Руки начинают дрожать.
— Что это… Вы видите?! Что это! Стрелка… Она лежит!
Наконец вижу и я. Стрелка лежит, но не на нуле. А с другой стороны.
— Сломался? — спрашиваю я.
— Нет. Он не мог сломаться, — учёный еле удерживает в руках прибор. — Шкалы не хватило. Вы видите?! Зашкалило! Город затопит! Огромная, огромная волна идёт с океана! Скорее, скорее, предупредить всех!
— Как… предупредить, — лепечу я. — Правда, как?! Стучать в окна?!
— Сколько у нас времени? — очень спокойным голосом спрашивает Матрос.
— Не больше двух часов… Подвалы, первые этажи. Надо… Скорее, скорее!
— Колокол, — вдруг говорит Матрос.
Точно. Как я сам не догадался? Это единственный способ. Разбудить, поднять весь город!
* * *
Мы летим с Матросом как сумасшедшие. Он ведёт меня коротким путём — мы перемахиваем через заборы, пригодилась наконец моя физическая подготовка!
Мы бежим рядом, и я всё думаю: надо же, как мне повезло с другом! Он сразу понял, что делать! И главное — он не боится ударить в колокол. Разбудить весь город!
— А вдруг нет, — спросил я его на бегу, — вдруг его волнометр врёт?
— Тогда хорошо, — отвечает Матрос. И точно, тогда хорошо ведь! Правда, чего мы тогда ударим в колокол, как самые умные?… — Но приборы Абрахама не врут, — добавляет Матрос. — Число зёрен граната он показывает точно. Я проверял.
Перебегаем мост; уже близко. Ну, вот и площадь. Хоть бы солдат стоял у ратуши — так нет никого! Только мы с Матросом. Значит… Значит, в колокол ударять нам.
…На двери колокольни — огромный замок. Да нет, никакой не огромный. Самый обычный. Но… Я как-то не подумал, что вход на колокольню ночью будет закрыт.
— Будить звонаря? — спрашиваю я. Даже с некоторым облегчением — всё ж таки мне не нравится идея лупить в колокол самим.
— Ты знаешь, где он живёт? — спрашивает Матрос.
— Нет, конечно… Надо узнать…
Но как? У кого?!
