И сам поражаюсь, какой громкий у меня голос. Я думал, уже вообще никакого нет.
— Нение… — несётся эхом, разносится по городу.
Стучат в ставни, в окна:
— Вставайте! Вставайте все!!! Наводнение!
…Вдруг я понимаю, что это всё — дурацкая ошибка. Какое может быть наводнение! И главное — что это за прибор, это же невозможно! Кто такой этот Абрахам? И Матрос — я же познакомился с ним только сегодня днём!.. Неужели сегодня?
— Щенок! Сумасшедший! — трясёт меня кто-то. А, звонарь. Ну и ладно. Теперь ладно. Мне совершенно всё равно. — Как ты сюда попал?!! Как ты… Какое наводнение, к чёрту! Какое! Перебудил весь город! Псих!!!
Я не знаю, сколько прошло времени. И что говорил звонарь. У меня отнялись ноги, я вишу тряпкой, и он просто не может стащить меня вниз. Но я слышу, как город шумит. Как поднялись люди. Все поднялись. Неужели зря? Неужели мы ошиблись?
* * *
А потом звонарь вдруг рывком поднимает меня:
— Где твоё наводнение? Ну, смотри! Где?!
Тихая ночь. Тише не придумаешь. Безлунная, беззвёздная. Но и ветра нет. Тихо-тихо. И наша река спокойно течёт себе через город. Спокойно.
И тут мы видим это. Оно идёт со стороны океана. Ничего особенного, просто лента реки стала чуть толще. Набухла.
Кажется, будто где-то открыли кран. Открыли и никак не выключат. Забыли.
Волна сверху кажется небольшой. Только катера заколыхались на воде, будто щепки. Какую-то лодку выкинуло на берег. Так, носком ботинка отшвырнуло. Вода стала выше. И ещё. И ещё. Просто шла, и всё. И перелилась через край.
Мост накрыло.
А вода пошла в город.
Мы смотрим, не можем оторваться.
Это даже не похоже на воду. Какая-то куча мусора, щепок… Будто грязный ручей течёт вдоль дороги. Заполняет и мнёт будто бы игрушечный город. Плывёт будка газетчика, на боку, как неживая.
Вода идёт и идёт. Я вижу дом, в котором живёт Марио. Стоит как остров. Успели, нет… Нет, не может быть, чтобы не успели. А вокруг бушует вода.
Не знаю, сколько прошло времени. Может, часов пять. А может, пятнадцать минут. Но вода начала уходить. Уходить, будто всасываться в неизвестный шланг. Так же стремительно, как и пришла.
Небо посветлело. А мы со звонарём так и стоим на колокольне. Застывшие, как замороженные. И смотрим на грязный, оплёванный город. Весь в песке и иле, весь в мусоре. На другом берегу начался пожар.
* * *
…Сегодня День города. Праздник. Думали, отмечать или нет после такой беды. Но решили всё же отпраздновать. Именно сейчас.
Прошёл всего месяц. Город потихоньку приходит в себя, отмывается, отстраивается. Чинят выбитые мостовые, откачивают из подвалов ил и грязь. Мост полностью восстановлен, и стало легче: сообщение между берегами налажено. В ход пошли специальные машины, их изобрёл Абрахам Суббота. Он теперь второй человек в городе после бургомистра. Именно Абрахам руководит всеми работами.
Марио и его семья вчера вернулись домой. Их подвал наконец вычищен, там опять можно жить. Хотя работы ещё много. Всё это время они жили у Петера, в семье полицейского, который раньше гонял их на рынке, как провинившихся щенков. У Шмулика на чердаке тоже поместилась ещё одна семья. И у нас в цирке открыто временное общежитие. Но сейчас люди потихоньку расходятся, возвращаются в свои дома. Поэтому решено отметить День города. Потому что надо жить дальше.
Мы сидим дома у Шмулика. Я и мой отец Тео. На нём трико: с одной стороны синее, с другой — сияет оранжевыми ромбами. Он и раньше, четырнадцать лет назад, выходил отсюда, из квартиры аптекаря. Только ни Шмулика, ни меня тогда ещё не было, да и аптекарь был студентом.
Мы сидим на кухне и много смеёмся. Оказывается, наши отцы очень дружили в детстве, а мы со Шмуликом и не знали.
Потом Тео идёт в комнату Шмулика. И я с ним. Семья аптекаря деликатно оставляет нас одних. И тут я спрашиваю его:
— Зачем?… Зачем тебе это надо? Неужели ты просто хочешь, чтобы люди считали тебя самым смелым? Я знаю это и так.
— Очень просто, Доминик. Я даю им надежду. Они смотрят на меня и думают: если он не боится… там, наверху, — не боится! А у него только и есть, что узкая проволока под ногами, — значит, и нам не нужно. Не нужно ничего бояться. Понимаешь?
— А чего же раньше?
— Ну, ты был маленьким… А сейчас вырос.
— Где уж я вырос, — пожимаю я плечами. Уши становятся горячими. Вот же чёрт, никогда не могу справиться со своими ушами.
— Ты вырос, Доминик. Стал взрослым. Спас от наводнения целый город.
— Ну что ты. Разве я спас…
— Спас. Разбудил всех, и никто не погиб. Не то что тогда, тридцать лет назад… А ведь эта волна была ещё выше. Ты спас их, Доминик. Разбудил и спас.
— Что я! Разве я… Это всё Абрахам со своим волнометром. И Матрос. Ведь это Матрос! Он добежал до цирка, сказал, чтобы спасали животных. И потом поймал чужую лодку, и бросился в рыбацкий посёлок. Тот, что на самом берегу, где маленькие домики. Он один вывез оттуда четырнадцать человек! А ты говоришь, я… Я просто сидел на колокольне и смотрел.
— Поверили бы там, в цирке, твоему Матросу, если бы не ударил колокол… Ну и звери выли, чувствовали. Знаешь, это было удивительное зрелище. Животных вывели из клеток на арену, и они стояли все вместе, и никто не тронул другого. И когда вода пошла на манеж, обезьяны забрались на верхние ряды. А слониха Джеральдина так и стояла по колено
