class="p1">– А наша Девка-чернавка тоже со временем убивать людей научится? – мрачно спросила Диана.
Алиса промолчала, ворон тоже промолчал. Им обоим не хотелось так уж прямолинейно связывать сказки с реальностью. Ведь тот мир в котором они сейчас брели до Сказочницы и был для них самой настоящей реальностью, а сказки Пушкина – всего лишь уже подзабытой книжкой и одной из глав в большой книге Сказочницы.
– Будь что будет, – проворчал Тимофей. – Всё равно тут нет никаких людей. А поляниц пусть хоть всех поубивает! Дурнее баб природа ещё не придумала.
И друзья хмуро зашагали дальше.
Глава 21. Превращение Тимофея
Заболотье не заставило себя ждать. Оно заквакало под ногами большими толстыми кочками, захлюпало болотной жижей, зацепилось за ноги мелким кустарниками, а потом крупными, и сменило наконец степной пейзаж на толстый жирный, переполненный влагой лес. А ещё ягодами и грибами. Тимофей аж расплакался от счастья: густые кроны скроют дочечек от врагов, от злого солнца и разной нечисти, а дикоросы их накормят.
– Ты чего рыдаешь, Тёмыч? – озабоченно спросила Алиса, так как друг хлюпал как раз таки на её плече.
Он поспешно смахнул росинки слёз и ответил:
– Так Сказочницу скоро увижу.
– Увидишь, – ласково ответил голос с неба и рука Сварога протянулась к черному клюву ворона.
От неожиданности ворон скатился с девичьего плеча вниз и ударился спиной оземь. И тут случилось чудо. Тимофей стал расти, расти, вырастать, а вырастая начал терять перья. Девчонки отшатнулись, а Диана так та вообще спряталась за сосну. А их маленький пернатый друг постепенно превратился в голого человека, облепленного черными вороньими перьями. Человек стоявший посреди полянки был небольшого роста – полтора метра, не больше; мужчина, причем очень старый. Он с удивлением рассматривал мир вокруг себя и самого себя – насколько это возможно. Алиса первая пришла в себя:
– Тимофей! – еле слышно позвала она.
Человек испуганно оглянулся. И его невольный испуг прогнал испуг самой Алисы. Она кинулась к старичку, обняла его и расплакалась. Старичок расплакался тоже. А пока они вместе рыдали, бывшая кошка, поняв что произошло, стала соображать что делать, так как сама совсем недавно пережила нечто подобное. Кошка оставила рыдающих и ушла искать папоротник.
Нет, нет, нет, не волшебный цветок папоротника был ей нужен на этот раз, а просто листья – прикрыть дедову срамоту.
– Не вести же его в таком виде к приличной даме, – повторяла про себя Динка, собирая пучки первобытной флоры.
Приличная дама в понимании девочки была конечно же престарелая Сказочница очень похожая на маму. Но о маме Диана старалась не вспоминать, чтобы не заплакать. Уж очень она не любила слёз – не хотела быть похожей на брызго-слёзную Алиску.
Приодев Тимофея во что мать-природа дала, девчонки сами повели его к его старушке, Дианка ведь тоже дорогу носом чуяла, не хухры-мухры! А новорожденный Тимофей вёл себя по-идиотски: он то рыдал, то блаженно улыбался, а вот говорить пока не мог в отличие от кошки Дины, которая заговорила сразу. Ну оно и немудрено. Наша младшенькая изначально была человеком, поэтому как работает у людей гортань и голосовые связки знала не понаслышке. А во бывшему ворону пришлось туго. То что его птичьи ноги – его человеческие ноги, его крылья – теперь его руки, он быстро сообразил остатками своей мышечной памяти. А вот с глоткой пришлось повозиться.
Ну ничего, ничего, покурлыкав, попиликав, продрав через себя миллион-другой самых разнообразных звуков, на пятый день пути дед Тимофей заговорил! И первое, что он внятно хотел сказать, так это описать литературным языком то как он счастлив. И тут же столкнулся с непреодолимым препятствием, оказалось, что для выражения такого простого психического состояния как счастье ни в древнерусском, ни в сказочном мире не нашлось четких и точных слов. Он путался и метался между таких выражений как «хорошая доля» и «благая участь». А вот счастье видимо было не в ходу в тёмной Руси. Пришлось бедному старичку руками описывать своё состояние, мол, его душа радуется как солнце, трепещет как морской бриз, веселится как буйный ветер и так далее. Диана очень хорошо его понимала его чувства и описания его чувств, и не могла понять какое же слово ищет и не может найти новорожденный Тимофей? Пока Алиса не сжалилась над ними обоими и мягко спросила:
– Тёмыч, ты счастлив?
Тот заплакал и закивал:
– Щастье, щастье! Да, детка. Вот я старый дурак.
А весь путь далее он рассказывал как обустроит дом и двор Сказочницы. И о том, что какой-никакой мужичок лучше жалкой птицы, которая не контролирует даже свой кал.
– Да уж, – пошутила Алиса. – Теперь Сказочница уж точно будет меньше ползать с тряпкой по хате.
А он в ответ лишь улыбался и время от времени прижимал к своей груди старшенькую, шурша папоротником и слюнявя её лоб. И этим только расстраивал Алису, так как был несомненно добрее и любвеобильные её родного отца и родного деда вместе взятых. А ей ведь скоро нужно было уходить туда, где дед злой, а отец до боли равнодушный. И где её никто-никто не любит, и все вокруг виноваты в том, что она такая НЕСЧАСТНАЯ.
Но счастье Тимофея разрослось до таких громадных размеров, что он перестал читать мысли своей подружки и не замечал её горьких дум. А думы были действительно одна горше другой и самая главная среди них: «Я хочу остаться в тёмной Руси навсегда!»
Зато Диана, прокладывающая дорогу чуть ли ни своей головой, время от времени оглядывалась и очень хорошо читала мысли сестры, пока не выдержала и психанула:
– И что ты будешь тут делать? – спросила она, ведь в отличие от Алисы, она очень сильно любила деда Ваню, бабу Валю, маму и отца.
– Что я буду тут делать? – растерянно повторила слова младшей старшая. – Ничего я не буду тут делать, жить.
Диана остановилась, развернулась и встала в строгую позу:
– В том то всё и дело, нечего тебе тут делать, не-че-го! Подумай своей башкой! Вот что ты тут будешь делать, а?
Алиса тоже остановилась и подумав немного, пожала плечами. Она даже не разозлилась на сестру, так как подумала, что она о своем желании остаться здесь думала вслух:
– Как чего? Ну это… – она развела руками, уже начиная понимать, что Сказочница и Тимофей буду счастливы и без неё, а вот… – Царь-самодур как никак мой дед, и он без меня пропадет, сами знаете!
Диана ухмыльнулась:
– Ой чует моё сердце, что его
