дворец и его душу уже баба Яга к своим рукам прибрала. Без тебя как-нибудь проконцыбаются тут. А тебе учиться надо! Вот выучишься и мотай куда хочешь.
Бывшая кошка искренне не понимала: как можно счастье познавать человеческую науку променять на какое-то тёмное, полуживотное существование. И тут произошло непредвиденное: Дианка кинулась на сеструху и вцепилась в её волосы, он стала дёргать их приговаривая:
– Ты вернёшься домой, нет, ты вернёшься домой, я тебя здесь не оставлю!
Тимофей выпучил на сестер свои черные, но уже человеческие глаза, по инерции хотел больно тюкнуть Дианку в голову клювом, но вместо этого смешно ударился носом о дерущихся, отлетел от них от боли, смешно шлепнулся задом на траву и рассмеялся. И пока сёстры бились (видимо у них накопилось), он с удивлением трогал свой нос и всё не мог поверить, что тот такой легкий, маленький и чувствительный. И о том как он сразу не сообразил, не почувствовал, что уже пять дней ходит без клюва.
Минут через десять устали все: дети драться, а бывшая птица удивляться. Пора отдохнуть, перекусить и «перышки почистить». А как без этого!
А когда отдохнули и немного поправили свои мозги, задумались:
– Кто виноват в превращении Тимофея и кого благодарить?
Алиса кивала на Сварога, так как она его видела и с ним разговаривала.
Диана хоть и тоже видела непонятного старика Сварога, но кивала некую непреодолимую силу природы, которая сама по каким-то там своим законам может двигать горами и превращать людей в зверей и обратно, а всякие там Богинки, Свароги, Мамаи и даже злыдня Солнце – лишь руки природы. Дальше развивать свою философию она просто не смогла в силу возраста и неопытности. Поэтому никто так и не понял: считает ли младшенька, что природа просто живет по своим законам и от этого творит чудеса. Или же у матери-природы есть разум, и она занимает в мироздании своё законное место, а заодно и место бога, вытеснив последнего как ненужный элемент.
А Тимофей ни разу не видевший богов, но вспомнив как больно, отчаянно и безуспешно вымаливал у Сварога себе человеческое тело и к чему это привело… Не спешил кивать ни на природу, ни на божью милость. Он был настолько счастлив, что просто закрыл глаза и заснул. И храпел он на весь лес! Девчонки, глядя на него тоже прилегли.
– Вот мученье то старушке Сказочницы будет! – недобро хмыкнула Диана, крутясь и безуспешно пытаясь уснуть.
– За всё надо платить, – вздохнула Алиса.
Она ещё долго рассматривала безмятежное лицо Тимофея: «Какой же он старый! Как же он будет жить? Он же скоро умрет», – думала девочка только-только начинающая свой путь. – Жил бы себе вороном и жил… Нет, это не Сварог сделал его человеком, а черт.»
Алисе стало жалко его до боли в груди и она растолкала Диану, и рассказала ей свои мысли.
– Ну ты и дура! – искренне удивилась младшенькая. – Ты действительно веришь, что тут кто-то умирает?
– Ну не знаю, не думала об этом.
– А о чем ты думаешь, когда мы долго-долго куда-нибудь идем, о своем замужестве?
Алиса просто мотнула головой, её было не до шуток.
– Ладно, – смягчилась Диана. – Давай возьмём хоть бабу Ягу. Допустим, та скоро умрет и круг замкнется.
– Какой круг?
– Сказочный конечно.
Какие-то очевидные вещи для бывшей кошки были совсем непонятны для всегда существующего человека:
– Ну и…?
Диана повернулась, внимательно разглядела безнадежно больную на голову сестру и смягчилась:
– Нет, баба Яга никогда не умрет, потому что сказки – это не отдельный вид искусства, не фольклор. Не знаю, как вы там их ещё обзываете! Это часть мира, часть природы. И если природа создала сказочный мир, а в нем бабу Ягу, которая живёт и живёт себе, пока вы рождаетесь и умираете, рождаетесь и умираете, рождаетесь и умираете… Значит так надо. Ты посмотри, они тут все такие!
Алиса посмотрела вокруг, на мирно храпящего старичка и снова наткнулась глазами на сестру:
– И ты такая?
Диана отмахнулась:
– Не знаю ещё.
– А я знаю, – вдруг выпалила она. – Вы все в нашей семье волшебные, а я одна ущербная!
Динка хмыкнула и отвернулась:
– Выходи лучше замуж и не думай ни о чем.
– И выйду! Назло всем вам выйду. А ты останешься старой девой.
– Что, не хочешь больше остаться здесь навсегда? – подначила её дева-кошка.
– Нет, не хочу.
– Тогда спи.
Глава 22. Домой к Сказочнице
Сказочница проснулась и поняла, что сегодня в её жизни что-то не так. Нет, ну то что с дочками всё всегда не так, она знала это всегда. Но так как волшебных глаз или волшебного зеркала она не имела, то посмотреть: что же с ним не так на этот раз она не могла. Но сегодня она почувствовала, что не так именно с ней. Она покрутилась, покрутилась вокруг себя, повертелась по хате, принюхалась прямо как баба Яга в поисках русского духа (или как обычная бабка в поисках прокисшей капусты) – но всё безрезультатно.
Затем она оделась и выползла во двор. Набрала ведро воды, рассмотрела в нём себя, вроде бы всё как обычно:
– Харя как харя!
Старушка умылась, кинула зерна курам, бешено покрутила глазами в поисках корзинки. Нашла её на поленнице, схватила и пошла в лес по грибы. Это у неё правило такое было: не знаешь что делать – иди в лес за вдохновением. Ну а то! Ведь сказки просто так не пишутся, им непременно нужны столетние корни деревьев да трухлявые пни, торчащие из земли, которые нашептывают всякому проходящему свои тайны. Только не все их тайны слушать умеют. Сказочница умела. А сейчас корни деревьев шептали ей только одно:
– Иди на восток, иди на восток, иди на восток…
Ух, какие ж теперь грибы? Ведь Богатырская сечь находилась как раз на восточной стороне. И старуха понеслась! А старинные позеленевшие корни и пни подсказывали ей: левее бежать или правее. А так как направление было выбрано правильно, то бегунья в конце концов споткнулась об цель. Вернее споткнулась она о большую, теплую, зеленую, папоротниковую кочку. И покатилась кубарем дальше с долгим и протяжным старческим:
– Ох-хо-хох!
Диана проснулась от шума, подскочила на ноги, но как кошка: опираясь о землю руками. Быстро огляделась и выхватила в светлом, уже полуденном лесу горбатый, стонущий клубок в лохмотьях.
– Сказочница! – закричала Динка, расчувствовалась, прыгнула на этот клубок.
Но немного не рассчитала свой вес. Это тебе, Диночка, не три килограмма шерсти,
