— Лягуши народ невежественный, а я буду руководить, чтоб у Володьки не получилось солнечного удара…
И верно: на пруду он не купался, а все время сидел рядом с Володькой, поглядывал на солнце сквозь закопченное стеклышко и указывал, когда и каким боком Володьке надо повертываться. А Мишка каждые десять минут шел к пруду, набирал воды в консервную банку и обрызгивал их, чтобы они не перегрелись.
— Маловато песочку, — сказал Хвостиков. — Самое главное — горячий песок, чтобы в него зарывать ноги и самому зарываться…
— Да ничего, хорошо… — сказал Володька.
— Песок вбирает в себя лучи. Они в этом песке скапливаются, и все микробы кругом подыхают… — разъяснял Хвостиков, а лягуши внимательно слушали…
— Да где же его больше возьмешь… — вздохнул один.
— У метизов полно песку, — сказал Хвостиков, — в одном месте — бугорок и там, сбоку, — целое месторождение… Вот бы у них попросить и сюда подтаскать…
— Не дадут…
— Как это «не дадут»! — возмутился вдруг Большой. — Володьке же! А потом могут назад взять! Нам ихний метизский песок не нужен! Хвостиков, они тебя уважают, иди у них спроси!
Хвостиков сходил к метизам и, вернувшись, объявил:
— Метизы согласны! Только чтоб им за это в вашем пруду искупаться!
— А сколько песку дают? — спросил один из лягушей.
— Сколько угодно!
— Как думаете, — обратился к лягушам Большой, — пустим метизов искупаться?
Лягуши были не против:
— Пускай хоть раз в жизни искупаются!..
— Один раз можно…
— Тогда все по домам — за ведрами! — распорядился Большой. — А ты, Хвостиков, иди скажи метизам, что и мы согласны!
Лягуши отправились добывать ведра, а Мишка остался с Володькой на берегу. Туда вскоре явились метизы, разделись и расселись на зеленой сочной травке.
— Погрею я свой ревматизм!.. — удовлетворенно сказал Сема. — Давно он у меня этого дожидался… Сейчас он взвоет, как подвергну я его облучению!..
Впрочем, облучал он свой знаменитый ревматизм не более пяти минут, а потом нырнул в пруд и вылезал только затем, чтобы чуть-чуть попрыгать по берегу, вытряхивая воду из ушей, или ринуться с берега вперед головой. Остальные метизы от него не отставали.
А лягуши принесли ведра и принялись таскать песок. Тащить его приходилось далеко — через весь луг, ведра были тяжелые, а кучка едва прибавлялась. Лягуши тяжело дышали и обливались потом, а метизы — наоборот: замерзли, посинели, покрылись гусиной кожей и стучали зубами…
— Слабосильный народ эти лягуши, — заметил Сема, — не могут натаскать небольшую кучку песку…
— Здорово они надрываются! — усмехнулся один метизский полковник. — Так им хочется весь наш песок к себе перетаскать!
— Для этого им все лето придется работать! — сказал другой полковник.
— Может, и мы им поможем? — решился сказать Мишка. Он ожидал, что метизы сейчас начнут ругаться, но Сема задумчиво сказал:
— А что? Можно вообще-то. Это же не им!
— Конечно, нельзя терпеть, чтоб эти лягуши все время шлялись по нашей территории, разглядывали наши позиции! — поддержал его один полковник, и другой дополнил:
— Перетаскаем песок по-быстрому и опять закроем границу на замок!
— От этого наша война не пострадает, если мы им поможем перетаскать тонну-другую… — сказал Сема.
— Я над этим думал, — вмешался Хвостиков, — и придумал, как увеличить производительность… Там, возле поссовета, стоит прицеп на таких резиновых колесах… Очень легко катается. Я уже пробовал его катать! Надо его взять да и привезти весь песок сразу!..
— А кто к председателю пойдет спрашивать?
— А зачем спрашивать? — пожал плечами Хвостиков. — Мы его не насовсем берем? Председатель, он всегда занятый, еще рассердится, что его от дела оторвали, и не даст… Мы же ничего плохого не сделаем? Особенно, если это произойдет незаметно…
— Мысль! — сказал Сема. — Иди спроси у лягушей — согласны они?
Хвостиков поговорил с Большим и сообщил Семе:
— Согласны! Но чтобы никакого мира не было!
— А мы и не собираемся! — сказал Сема. — Пошли за прицепом!
К поссовету метизы и лягуши шли отдельно. Они не разговаривали и даже не смотрели в сторону друг друга.
Нейтральные Мишка и Хвостиков везли Володьку, чтоб и он мог посмотреть, как будут брать прицеп.
Увезти прицеп незаметно удалось не совсем: Мария Антоновна, проходя по улице, закричала:
— Эт куда, эт куда покатили? Он — ваш? Володя, да и ты с ними, с хулиганьем? Отец приедет — скажу, скажу… А был-то — тихий да смирный… Ах вы…
Она пошла дальше, плюясь и ругаясь, а Володька самодовольно усмехнулся:
— Был да сплыл!
Он начал вертеться в коляске, командуя:
— Кати, кати! Не обращай внимания! Мало ли что! Мы не только прицеп — танк можем укатить! Мы… — Обернувшись к Мишке, Володька с возмущением сказал: — Какой я смирный! Я старый хулиган! Я не смирный! Давно я искал, чего бы схулиганить. Мы еще не то придумаем. Дай-ка мне вон тот прутик!
Схватив прутик, он еще больше развозился в коляске, подпрыгивая, размахивая прутиком, как саблей, и оглашая улицу лихими воплями.
Возить песок прицепом оказалось, конечно, гораздо удобнее, чем таскать ведрами. Только вот дорога была плохая, вернее, вообще никакой дороги не было, и оттого метизам и лягушам никак не удавалось быть по отдельности: то метизам приходилось впрягаться вместе с лягушами, чтобы вытянуть застрявший прицеп из песка, то лягушам приходилось переходить назад и, в окружении ненавистных метизов, толкать прицеп на пригорок.
Мишка и Хвостиков неутомимо возили Володькину коляску вслед за прицепом, и таким способом Володька тоже участвовал в общем труде.
За четыре рейса почти весь песок был перевезен на берег.
Тем временем солнце скрылось, ветерок перестал дуть, стало душно, как в бане, и вдруг — молния сверкнула, загрохотал гром и посыпались капли дождя.
Кто-то крикнул:
— Бежим!
— А Володька?
— Тогда полезли под прицеп!
— Стойте! — воскликнул Хвостиков. — Он железный. Он — громоотвод, только не от нас, а в нас прямо! Надо под березку, березы молнию отводят, я читал в статье!
Сомневаться было некогда, и все побежали под тоненькую березку, одиноко росшую на лугу. Там их и настиг дождь такой сильный, что все кругом скрылось из глаз. Ребята жались к березке поближе, и уже было не до того, чтобы разбираться: кто метиз, а кто лягуш. Всех терзал один вопрос: хватит ли в этой тоненькой березке мощности, чтобы отвести от всех молнию?
Володьку, вынутого из коляски, посадили под самый ствол и загородили спинами, но он все высовывался, чтобы получше разглядеть дождик и грозу.
Когда вновь полыхнула молния, кто-то с беспокойством спросил:
— Хвостиков… А как березка может бороться против молнии?..
— Просто молния в нее никогда не ударяет! — уверенно объяснил Хвостиков, — и еще в какое-то дерево!.. В березку я точно помню! В ней содержится такая смола… В статье написано…
Все замолчали. После новой молнии, протянувшейся от пруда до самой метизской рощи, опять кто-то засомневался.
— А там написано — какой толщины должна быть березка?
— Нет…
Гром одновременно с молнией тарарахнул над самой головой.
— Хвостиков, а это что — научная статья или просто?
— Очень… научная…
— Это хорошо…
Но вот гроза прошла дальше, и опять выглянуло солнце. Луг стал сплошной лужей, а песок насквозь промочило и прибило дождем, поэтому зарывать в него Володьку, и без того мокрого до нитки, конечно, не стоило. Вдобавок за ним прибежала обеспокоенная Мария Антоновна.
— Батюшки! Теперь непременно заболеет! Что ж я отцу-то скажу? Заболеет, ох, заболеет!
— Не заболею! — бодро сказал Володька, когда его сажали в мокрую коляску. — Наоборот, чувствую, что начал я выздоравливать! Я всегда это чувствую! А все потому, что очень сильно я расхулиганился! Никак меня невозможно удержать! Завтра обязательно за мной приезжайте, мы еще что-нибудь сотворим! Где мой прутик?
И он уехал, размахивая прутиком, мокрый, грязный, но ужасно довольный.
Метизы и лягуши тоже собрались было по домам, но тут на берегу появился сам председатель поселкового Совета Иван Петрович. Лучше всего было бы разбежаться кто куда, но метизы остались, чтобы лягуши не подумали, будто они трусы. И лягуши остались по той же причине.
— Та-ак… — внушительно сказал Иван Петрович, взглядывая по очереди то на прицеп, то на ребят. — В нашем образцовом поселке и вдруг — хищения государственных прицепов и прочие отрицательные явления… Кто же зачинщик?
Зачинщиков не нашлось.
— Зачем здесь песок? — строго спросил Иван Петрович. — Строительство, что ли, какое затеваете?
— Это пляж… — сказал Хвостиков.
