А какие у Петрика буквы! Какие буквы!
Когда один раз клякса капнула у Петрика на парту и когда Кирилка поскорее вытер эту кляксу тряпочкой и еще послюнявил, чтобы не осталось пятна, Петрик ужасно рассердился. Он сказал: «Значит, ты подлиза». И покраснел.
А чем же он подлиза?
Книжки он кладет в парту точь-в-точь как Петрик, и карандаш у него такой же. И промокашка у него на ленточке.
Чем же он подлиза?
Конечно, Петрик стал бы с ним дружить, если бы не кляксы. И если бы он отвечал уроки без запинки.
А что он может сделать?
На дополнительных занятиях он всегда отвечает, а в классе боится. Клавдия Сергеевна, она добрая, ему говорит: «Ну, Кирилка, ну отвечай же… Какой ты, право! Ты все знаешь очень хорошо». А он не может. И молчит. Вдруг все будут над ним смеяться?!
А сколько у него клякс!.. Разве можно дружить с мальчиком, у которого в тетрадках столько клякс?
Но как же ему быть, если тетка не велит ему делать уроки на столе, а только на подоконнике? Даже тетрадка не помещается, а локти совсем свисают. Учительница Клавдия Сергеевна все время говорит: «Рука, которой пишешь, должна обязательно вся лежать на столе». Потому и кляксы, что на подоконнике…
И в «колдунчики» его никогда не берут играть. Никогда. На переменках все бегают, смеются, а его не берут… Только дразнятся: «Рыжик-пыжик»… «Почем десяток веснушек?».
Может, если веснушки хорошенько потереть, они сотрутся?
На этот раз Кирилка вздохнул глубоко и протяжно.
— Потише там! — сердито крикнула тетка. — Генечку разбудишь.
Генечка ее сын. Хоть ему всего шесть лет, а дерется он очень больно. И сдачи ему тетка не велела давать.
Новые ботинки, которые ему отец перед отъездом купил, носит Генечка. И шапку-ушанку тетка тоже велела отдать Генечке. И за водой никогда не посылает Генечку, а только его, Кирилку… А в «Гастроном» если за конфетами, то Генечку… Кирилка снова вздохнул.
— Потише, говорят! — крикнула тетка. — Уроки делай…
— Сделал, — тоненьким голоском сказал Кирилка и опять вздохнул.
Что ж поделаешь, такая у него привычка: все вздыхать и вздыхать.
Плохо жить на свете, когда совсем один, когда тетка на каждом шагу кричит, а дядя, хоть добрый, да слова не смеет сказать за Кирилку. Только иногда даст три копейки на ириску. А отец далеко, на Севере, и писем не шлет.
А главное, плохо, когда нет товарища. Плохо, плохо…
Глава седьмая. Кирилкин портфель
Драться Петрик не любил. Первым никогда в драку не лез. Но если его затрагивали, спуску не давал, причем в драке больше надеялся на свой портфель, чем на кулаки.
Когда месяца через два мама обратила внимание на его бывший новенький портфелик, то просто глазам своим не поверила.
— Петрик, — воскликнула она, — неужели это твой?
— Мой, — ответил Петрик, — а что?
— Что с ним случилось? Не играешь же ты им в футбол?
— Ну кто же зимой играет в футбол? Что ты, мама! — воскликнул Петрик. — Только летом или осенью…
— Но тогда почему он такой страшный? Весь потрепанный. Может, дерешься портфелем?
На этот раз она попала в самую точку.
Петрик немножко замялся, но ответил честно и откровенно. Вообще пока еще не было случая, чтобы он солгал.
— Случается… — сказал он краснея, — иногда… и даже очень часто…
— То есть как?
Мама была поражена.
— Показать? — с готовностью воскликнул Петрик. — Сейчас…
И он в одну минуту напихал в портфель все, что полагается: книги, тетради, пенал…
— Отойди немного в сторону, — попросил он маму, — а то задену…
И, сильно размахнувшись, он трахнул портфелем по печке.
Вот это был удар! Просто удивительно, как печка осталась целой и не разлетелась на мельчайшие пылинки. Зато портфель затрещал по всем швам.
У мамы захватило дыханье и потемнело в глазах.
— Петрик, — отчаянным голосом проговорила она, — но ведь так можно изувечить друг друга… выбить глаз… и даже… даже убить досмерти…
— Нет, — решительно возразил Петрик, — выбить глаза нельзя и убить тоже… по лицу не разрешается, только по спине…
Мама очень расстроилась. Она хотела еще что-то сказать, но только махнула рукой и жалобно проговорила:
— Я тебя очень прошу, не дерись так… это ужасно опасно…
— Ладно, — сказал Петрик, — постараюсь пореже…
Потом мама сказала, печально рассматривая портфель:
— Хоть до конца учебного года он тебе хватит или придется покупать новый?
— Не придется, — быстро ответил Петрик. — Может быть, ручка отлетит… так это ничего, Опанас умеет их прикручивать…
Что касается Опанасова портфеля, то у Опанаса портфель еле дышал. Можно было только удивляться, каким образом Опанас носит свои учебники в таком портфеле. Но причина здесь была совсем особого свойства.
Вообще Петрик и Опанас были не похожи друг на друга во всех отношениях. И характером и наружностью.
Петрик был высоконький мальчик и немного бледноват. Опанас же был, наоборот, коренастый, коротышка. У Петрика на лбу была аккуратно подстриженная чолочка, а у Опанаса на затылке торчал хохолок, похожий на кисточку для бритья. Петрик щурился, он был немного близорук, ушки у него торчали, как два розовых лопушка, а когда он смеялся, на самой середке носа у него гармоникой собирались тонкие лучистые морщинки.
У Опанаса же щеки были до того красны и до того круглы, что было просто удивительно, как только птицы не склевали их по ошибке вместо яблока.
Петрик всегда мечтал, строил планы и любил придумывать необычайные вещи. Опанас был, что называется, «тяп-ляп». Схватит — бросит. Бросит — снова схватит. И никакого толку. По десять раз в день он придумывал что-нибудь новое, чтобы ничего никогда не закончить. Не то что Петрик, который все всегда доводил до конца.
В школу Опанас обязательно бы опаздывал, но аккуратный Петрик заходил за ним каждое утро.
Невпример Петрику, Опанас драться любил. Он был большим задирой и с наслаждением ввязывался в любую потасовку, причем надеялся он исключительно на свои кулаки, крепкие и ловкие. Портфель же его имел самый плачевный и ненадежный вид вовсе не по вине Опанаса.
Как известно, у Опанаса была еще семерка братьев, из которых пятеро учились в школе. И потому осенью, когда отец приносил портфель, а покупал он только один портфель, то обычно говорил:
— А ну, хлопцы, кому тот портфель пойдет в дело?
И между хлопцами начинался дележ. Дележ бывал обычно справедливый. Вынимались все портфели и все сравнивались до мельчайших подробностей. Новый портфель доставался тому, чей бывал истрепан до последней крайности.
Этой осенью новый портфель чуть не достался Опанасу — ведь у него вообще никакого не было, — но в самый последний момент десятиклассник Петро запротестовал. Он заявил, что последний год в школу довольно-таки позорно ходить с таким «задрипанным» портфелем. Первоклашка же еще успеет находиться со всякими портфелями. И, несмотря на отчаянный рев Опанаса, новый портфель достался все-таки десятикласснику Петро. Старый же перешел к несчастному первоклашке. Можно себе представить, в каком виде!
У рыженького Кирилки вообще не было никакого портфеля, и до самого снега он носил книги завернутыми в газетную бумагу.
И вдруг в одно прекрасное утро — для Кирилки это утро было особенно прекрасно — весь класс тихо ахнул: Кирилка явился с новым портфелем. Да с каким!
Мало того, что этот портфель был из роскошной темнокоричневой кожи и ростом почти с самого Кирилку, мало того, что он был с двумя замками, с двумя ключами и с двумя ремнями, — сверх того он мог складываться и раскладываться, в нем имелось по крайней мере двенадцать различных отделений, начиная от самого крохотного, куда можно сунуть какую-нибудь мелочь вроде варочки или пера, и кончая колоссальным отделением, во всю длину раскрытого портфеля, куда при желании мог поместиться сам Кирилка.
Конечно, все эти подробности выяснились много позднее — на переменке после первого урока. А в первый момент, когда Кирилка и его новый портфель появились в дверях класса, все только изумленно ахнули.
Даже Клавдия Сергеевна сразу заметила новый портфель.
— Какой у тебя замечательный портфель! — сказала она. — Покажи поближе…
Кирилка подошел, застенчиво краснея.
— Кто тебе подарил, Кирилка? — спросила Клавдия Сергеевна.
И вот тогда-то класс впервые услыхал Кирилкин голос, тоненький, словно писк комара.
— Это мой папа!
— Твой отец уже вернулся? — воскликнула Клавдия Сергеевна. — Это очень хорошо.
— Он еще не вернулся, — тоненько проговорил Кирилка, — он мне прислал… Один дядя приехал прямо с Севера… и привез.
— Вот как! — проговорила Клавдия Сергеевна и, зарумянившись, прибавила: — Как это хорошо, что твой папа вспомнил, что тебе нужен для школы портфель… Я очень рада за тебя, Кирилка!
