Девочка знала, что на вид она никакая не особенная. Слишком рослая и совсем уж не хорошенькая.
И столько всего не может научиться делать — не умеет шить, вязать, вытирать пыль так, чтобы мама была довольна, играть в разные игры, читать даже простейшие книжки.
Она умеет петь, у неё хороший голос, ей это фрейлейн Браун сказала. А все остальные поют ничуть не хуже.
Но папа же назвал её "особенной".
Тут она заметила прямо перед собой ещё одну металлическую балку вроде той, на которой упражнялись старшие братья и сестры. Под их пристальными взглядами она бы никогда не решилась попробовать, но теперь, когда папины слова поют в сердце, когда в душе царит ощущение обновлённого мира, возникшее на пароходе, стоит попытаться. Тем более, что вокруг никого нет, так что смеяться никто не будет. Если получится здесь, можно вернуться и показать остальным. Она ничего не скажет, просто перекувырнется через балку, будто всегда только этим и занималась.
Вдруг у неё получится?
Анна решительным шагом направилась к балке и крепко её схватила. От напряжения ладони сразу же стали скользкими. Отталкиваясь ногами, она попыталась сделать кувырок — как братья и сестры. Оторвала одну ногу от палубы и тут почувствовала, что соскальзывает вниз.
— Я смогу, смогу, смогу, — отчаянно прохрипела девочка.
Нет, она явно неправильно держится за балку. Тут, верно, есть какой-то подвох. Пальцы разжались, и Анна приземлилась на твёрдую палубу, больно ударившись локтями и коленками.
Она полежала пару минут, раздумывая, не попробовать ли ещё разок, но не могла сообразить, что делает неправильно.
Анна быстро вскочила, оправила платье и вдруг помчалась куда-то наобум, налетела на столб, расшибла коленку о стопку складных стульев, но всё бежала, не останавливаясь.
Она добралась до уголка палубы, где никого не было, даже вдалеке. Запыхавшись, она прислонилась к какой-то стенке.
Солнце сияло, как раньше, небеса по-прежнему казались огромными и голубыми, но только в душе Анны больше не было радости.
— Он не прав, — закричала девочка пролетевшей мимо чайке. — Папа не прав. Я совсем не особенная!
Голос Анны был полон отчаянья, но птица улетела, ей не было до девочки никакого дела, поэтому поблизости не оказалось ни одной живой души, чтобы услышать, как Анна, сама того не заметив, в первый раз в жизни громко говорит по-английски.
Глава 5
Анна на ходит друга
— Мистер Менсис обещал встретить нас, — сказал папа.
Зольтены только что сошли с поезда и устало оглядывались. Вокруг не было никого знакомого, никто не вышел им навстречу и не представился мистером Менсисом, поверенным в делах дяди Карла.
— Менсис, — пробормотала мама, — это не немецкое имя.
— Мы теперь в Канаде, Клара, — заметил папа. Его едкая интонация удивила детей, папа обычно не бросался резкими словами.
— Он должен быть где-то поблизости, — добавил он через минуту, на этот раз нормальным голосом.
Все семейство сбилось в кучу в зале ожидания железнодорожного вокзала в Торонто. Они сошли с парохода в Галифаксе и дальше ехали поездом. У них не было денег на спальные места, поэтому последние тридцать шесть часов Анна просидела, иногда задрёмывая, прислонившись к папиному плечу. Теперь она с трудом стояла на ногах. Только бы прилечь куда-нибудь на минутку!
— Он должен быть здесь с минуты на минуту, — успокаивал папа, глядя в тревожные лица.
Анна, наверно, на мгновенье закрыла слипающиеся глаза. Теперь они широко раскрылись от изумления — папа говорит по-немецки!
Похоже, он по-настоящему волнуется.
Анна, не задумываясь, бросилась к нему на помощь. Она знает только одно средство — боднуть папу головой наподобие маленькой невоспитанной козочки, давая ему понять — она тут, рядом.
— Веди себя прилично, Анна, — пристыдила её мама. — Если слишком устала, чтобы стоять, сядь на большой чемодан.
Но папа улыбнулся, глядя сверху вниз на встревоженное лицо дочери.
— Он высокий и с рыжими волосами, — шепнул папа.
Анна обернулась посмотреть, и хотя ничего, кроме множества ног и багажа, не увидела, оказалось, мистер Менсис уже тут.
— Эрнст Зольтен?
— Да, да. Вы, должно быть, мистер Менсис?
Мужчины пожали друг другу руки. Мистер Менсис был высокий, но скорее седой, чем рыжий.
— Моя жена, Клара, — начал представлять папа. — Мой старший сын Рудольф… Гретхен… Фриц и Эльфреда, они близнецы… а это Анна.
Анна изумилась, услышав полные имена Руди и Фриды. Мистер Менсис вежливо улыбнулся.
— Вы двое очень похожи на отца, — сказал он старшим. — А близнецы — они в вас, миссис Зольтен.
Анна снова удивилась, она никогда не слышала, чтобы маму называли "миссис Зольтен". Конечно, это то же самое, что «фрау», но мама теперь кажется совсем незнакомой.
— Анне, — быстро вставил папа, — повезло, она ни на кого, кроме себя, не похожа.
Поверенный в делах взглянул на младшего члена семейства Зольтенов и прочистил горло.
"Не знает, что сказать", — презрительно подумала девочка.
— Да, да, — пробормотал тот и повернулся к папе. — Вы что-нибудь ели в поезде?
Разговор взрослых продолжался где-то высоко над головой Анны и не вызывал у неё особенного интереса. Этот канадец — такой же, как все остальные взрослые, она ему не понравилась. Ну что же, он ей тоже не понравился.
Двигаясь как заводная, она следовала за всеми. Они вышли из вокзала, перешли улицу и вошли в ресторан. Анна сидела, жевала сэндвич — она никогда не пробовала ничего подобного — и прихлебывала молоко из высокого стакана.
— Вы уверены? Может, лучше провести одну ночь в гостинице? — спрашивал мистер Менсис.
— А что, эти люди ещё в доме? — удивился папа.
Какие-то люди в их новом доме? От любопытства Анна почти проснулась.
— Нет, нет, жильцы мистера Зольтена съехали на прошлой неделе. И мне удалось купить у них кое-какую мебель, как вы надеялись. Они рады были получить немного наличных. Мебель, правда, не слишком хорошая…
В голосе мистера Менсиса звучало беспокойство. Эрнст Зольтен улыбнулся.
— Все, что нам надо прямо сейчас, это кровати на всех. Хорошие, плохие, какая разница, да, Клара?
Мама пробормотала что-то в знак согласия, но было ясно, она заметно обеспокоена.
— А те два больших сундука с постельными принадлежностями и посудой уже пришли? — спросила она.
— Да, я распорядился, чтобы их доставили прямо в дом. Понимаете, жена захворала, — озабочено добавил мистер Менсис, — а то бы она всё сделала, убралась бы и всё такое. Эти жильцы, которым Карл сдавал дом, они иностранцы, сами знаете. Они…
Он внезапно остановился и покраснел. Папа снова рассмеялся.
— Иностранцы, — повторил он. — Всё правильно, мистер Менсис, мы тоже так говорим в Германии. Если дом свободен и постельные принадлежности прибыли, всё хорошо. Мы сами уберёмся в доме.
— Еда на вкус какая-то чудная, — прошептала Фрида Анне, и Анна перестала следить за разговором взрослых.
Она согласно кивнула и, откусывая очередной кусок, скривилась, хотя на самом деле не заметила в еде ничего странного.
— Это ты чудная, — сказал Фриц Фриде. — Не нравится, отдай мне.
Если близнецы в чем и различались между собой, то только в отношении к еде. Фриц в мгновенье ока проглатывал все, что бы перед ним ни поставили. Фрида же копалась и перебиралась. Оба, тем не менее, оставались тощими и жилистыми. Анна, которая ела больше Фриды, но меньше Фрица, была кряжистая и ширококостная.
— Ну точно молодой бычок, — поддразнивала её иногда мама.
— Франц Шумахер сказал, что приедет сюда, — объяснял родителям мистер Менсис. — Он был самым близким другом Карла.
Мама просияла. Шумахер — настоящая немецкая фамилия, а Франц — хорошее немецкое имя.
— Нам нужно две машины, чтобы вместились и вы, и багаж. Он опаздывает. Наверно, какой-нибудь пациент появился в последнюю минуту.
Слова мешались у девочки в голове. Она уронила недоеденный сэндвич. Когда в ресторан влетел доктор Шумахер, Анна уже крепко спала, сидя на стуле, и на этот раз пропустила процедуру знакомства, проснувшись в тот момент, когда услышала у себя над ухом низкий голос:
— Я понесу маленькую.
— Она слишком тяжёлая, чтобы её нести, — запротестовала мама. — Анна, проснись. Анна… Анна!
"Не могу", — сонно думала девочка, не открывая глаз.
— И вовсе она не тяжёлая, — ухмыльнулся доктор Шумахер, пытаясь ухватиться поудобнее. Анна на секунду приоткрыла глаза, только чтобы взглянуть в большое дружелюбное лицо. Что он сказал? Она не ослышалась?
— Просто невесомая, как перышко, — повторил он маме и даже если и заметил, что она проснулась, виду не подал.
Анна неподвижно лежала у него на руках. Она крепко зажмурилась и не улыбалась.
