— Ай-яй-яй.
Так мы стояли, а туземцы позади нас шумели, кричали «Viva Алёнка!» и послушно выстраивались в ряды.
* * *
Мы с сестрой сидели на верхушке туманной горы и смотрели в небо. К нам подплыло дерево, и мы сорвали несколько спелых ягод. Алёнка любила это место, и устроила вокруг горы сад, который плыл прямо по воздуху — новым растениям и деревьям не нужно было земли.
Я спросил:
— Алёнка, ну как тебе это удаётся — управлять целой планетой? Я никак не пойму!
Алёнка потрепала меня по макушке, и сказала:
— Помнишь, ты был совсем маленький, а я постарше. Ты бежал, а я сказала тебе: «Замри на месте!» — и ты остановился?
— Помню, — кивнул я.
— Ну так вот, — вздохнула Алёнка. — Начинать нужно с ма…
— Знаю-знаю! — воскликнул я. — Начинать нужно с малого!
Алёнка растянулась на траве и прищурилась от здешнего солнца:
— Да нет же. Начинать нужно с маленьких. С маленьких нужно начинать!
Практика вероятностей. Вероятность II
Нещадно жарило солнце. Я прикрывал обгорающие плечи руками. Дома я сказал, что жарко, и ушёл в одних шортах. Мама крикнула что-то вдогонку, но я уже убежал. Впереди нас стремительно шагала Ивка. Гордая, как сто тысяч отстоявших в углу. Мы послушно семенили следом.
— Если кто-то начнёт бояться, сразу скажите, что трус и уходите, — не поворачиваясь, сказала она.
— Ладно, — прогудели мы.
Мы — это все дети нашего двора. Нас много. Ивка старше и главнее. Она наш вождь, и мы без неё никуда.
Кнопка стянул свитер и протянул мне:
— Надень.
Я послушно натянул жаркий и колючий свитер, закатал рукава. Кнопку всегда так одевают. Жарко ли, холодно ли — на нём одежды больше, чем нужно.
За те три часа, что мы идём по городу, вокруг заметно позеленело. Лето к нам приходит в один день, и всегда неожиданно. Вчера было минус двадцать, утром объявили прогноз на лето. Учителя поспешно выставили оценки и отправили на каникулы. Может, короткие, может, длинные — словом, пока лето не закончится.
За ночь стаял снег, подсохла земля. К утру прилетели птицы. Мы проснулись, а в окно уже светило солнце.
— Куда мы хоть идём, Ивка? — заныл Макс. — Ивка, скажи!
— На пустырь, — отрезала Ивка и побежала.
Мы старались не отставать.
Поднималась летняя пыль, отцветали деревья. Зажелтели первые одуванчики.
До пустыря было бы проще всего добраться на автобусе. Но сегодня все автобусы, машины — словом, весь транспорт, не ходил. Он выставил лапы фотоэлементами вверх и подзаряжался на солнце до следующего лета. Ведь кто знает, вдруг уже послезавтра — снова зима? Автобусы, на которые наползала тень от деревьев, лениво подымались, шагали на солнечную сторону и укладывались на асфальт.
Мы с ужасом думали, сколько же нам ещё шагать? Ивка, казалось, не думала ни о чём. Она просто была впереди, вот и всё.
На пустыре никого не было. Пышные сорняки уже вымахали ростом с нас. Ивка забралась на холмик и скрестила руки на груди. Мы стояли снизу, смотрели на неё и молчали. Кнопка вытащил из упаковки съедобную пластинку и выставил её на ладони. Летом бутерброд быстрого приготовления — это минутное дело. На зимнем солнце он готовится минут за пять, не меньше. Мы завистливо посмотрели на Кнопку и зашумели. Тот благосклонно раздал всем по пластинке. Теперь мы жевали бутерброды и смотрели на Ивку. Мне казалось, нас там было миллион человек. Рыжий Митька, весёлая Алинка, читающий Анти, рёва Агнешка, беспокойный Вадька, Ленка с пятого этажа, близнецы Горька и Андрей…
— Налопались, малявки? — недовольно сказала Ивка.
— Я сегодня даже не завтракал, — пожаловался представительный Тин, но Ивка только хмыкнула. На её макушку приземлилась стрекоза.
— Я открываю школу полётов, — заявила она. — Вы приняты.
— Ивка, ну какая школа! — сказал я и потёр через свитер плечо. — Каникулы ведь.
Ивка отвернулась и посмотрела вверх.
— Вы что же, — сказала она, не глядя на нас. — Не хотите научиться летать?
— Так мы не умеем, — сказали мы.
— Но я же вас научу, — сказала Ивка, повернулась к нам и, кажется, улыбнулась.
— Тогда ладно, — сказал я.
Ивка спустилась с холма, прошлась между нами, построила в ряды и сообщила:
— Занятия каждый день по четыре часа. Не ныть, не клянчить, не отлынивать.
Мы попереглядывались, пожали плечами и вздохнули.
— Сорок семь приседаний, — сказала Ивка. — Начали.
— Ивка, но… — начал я.
— Не ныть! — сказала Ивка.
Мы стали приседать, настроение у всех было кислое.
— Радоваться, — приказала Ивка.
— Чему радоваться-то? — спросил Алька.
— Лету радоваться, — тихо и серьёзно сказала Ивка, и мы почему-то повеселели.
Мы сделали сорок семь приседаний, оббежали пять с половиной кругов вокруг пустыря, постояли на одной ноге сколько-то там минут.
— Ивка, — рассудительно сказал Кнопка. — А ты уверена, что именно так учат летать? Ведь никто во всём мире летать пока не умеет!
— Конечно, уверена, — коротко сказала Ивка.
Мы стояли, расставив руки в стороны, уже пятую минуту. Я подумал, что нам ещё предстоит возвращаться домой. Больше трёх часов по закатному, но уже нежаркому солнцу. И ещё подумал — что завтра мы тоже пойдём сюда пешком. И каждый день будем приседать, бегать, стоять на одной ноге — пока не кончится лето.
Ветер катил по земле берёзовые серёжки. Одна из них застряла на моём носке, я хотел смахнуть её, но вдруг перекувыркнулся в воздухе и упал на спину. Кнопка парил в метре над землёй. Другие приподнялись ненамного, но потихоньку всё смелее возвышались над землёй. А Кнопка уже летал над нашими головами. Из карманов его джинсов сыпались ключи, монеты, жвачки, какие-то бумажки и прочая ерунда. Я собрался с духом и неумело, боком, подлетел к нему.
И посмотрел вниз, на Ивку. Теперь она казалась маленькой, куда меньше нас.
— Ивка… — сказал я сверху, пробуя набрать скорость. — Скажи мне, Ивка, а это лето будет долгим?
— Конечно, долгим, — коротко сказала Ивка.
Лека свешивалась с балкона и запускала мыльные пузыри. Чем дальше летел мыльный пузырь, тем лучше. Если ветер заносил мыльный пузырь на Данькин балкон, то это было совсем хорошо. Потому что Данька может заметить и выглянуть. Он даже может подумать, что это Лека его вызывает, и правильно он тогда подумает. Папа Леке всегда говорил, что люди должны думать правильно, а если они начинают думать неправильно, то это неправильные люди. Данька человеком был очень даже правильным, жил этажом ниже и ещё был порядочно взрослым — в школе уже не одну зиму проходил. Но он всё равно возился с малышнёй — такой, как Лека.
С сегодняшнего дня Данька уходил на летние каникулы. Хотя никуда он на самом деле не уходил — а наоборот, оставался дома. Ведь без него — ни в прятки весело не поиграешь, ни во дворе не повозишься — что там одним делать? В шкафу у Леки лежала картонная коробка, в которую она складывала самые вкусные и дорогие пластинки, которыми её угощали. Зачем они ей зимой? А вот, думала она, придёт лето — они все во дворе соберутся, позовут Даньку, возьмут большое покрывало, найдут траву высоченную. На траву — покрывало, сами сверху упадут, чтобы трава примялась, выставят на летнее солнце пластинки, — вот это будет пир горой! И ещё Данька скажет, какие они молодцы. Он всегда так говорит, когда они молодцы. И когда не очень молодцы, тоже говорит, что молодцы. Поэтому Данька — хороший.
Лека посмотрела на улицу. У подъезда Гилька мучила заряжающийся автобус. Она прицепилась к его лапе и ныла:
— Ну подвези-и-и до второго подъезда! Ну подвези-и-и!
Гилька умела так противно ныть, что Лека тут же подумала: «Ну подвези ты её, не отцепится ведь!». Но на автобусе упорно горела красная лампочка. Гилька посмотрела на неё и сморщила нос. Схватилась за автобусную лапу и попыталась перевернуть её фотоэлементами вниз, но только сама и перекувыркнулась. Подпрыгивала, пытаясь загородить солнце, но то ли солнце было большое, то ли Гилька была мелкая.
«Сейчас за зонтом пойдет», — подумала Лека и запустила в воздух ещё одну стаю мыльных пузырей.
И правда, Гилька сбегала домой и вернулась с большим пляжным зонтом и большой сестрой.
— Вот этот не хочет меня подвозить! — обиженно тыкнула пальцем в автобус Гилька.
— Нашла проблему, — хмыкнула сестра и пошла обратно.
— А-а-а! — заныла Гилька, раскрыла пляжный зонт, чтобы загородить автобус от света, и тут её начало сносить подувшим ветром. Упираясь ногами и пытаясь сложить зонт, Гилька успела посмотреть на дом и заметить Леку на балконе. Она подтащила сложенный пляжный зонт к стене и сказала:
