— Ты ни в чем не виноват! — перебила его Каллик. — Дело не в тебе. Просто это путешествие не для Таккика. Его место рядом с друзьями. Он скучал по ним.
Луса посмотрела на теплый косматый бок стоявшего рядом с ней Токло и вдруг поняла, что не перенесла бы, если бы он ушел, как Таккик. Она всей душой надеялась, что больше им не придется никого терять. Зловещая тень Дымной горы подавляла ее, заставляя чувствовать себя совсем маленькой.
— Идем дальше, — сказала Каллик. — Мне будет легче, когда мы продолжим путь.
Разделив белку и маленькую рыбку, пойманную Уджураком, они зашагали к Большой реке.
Луса видела, как по дороге Каллик несколько раз оборачивалась и смотрела назад. Глаза ее были печальны, а маленькие ушки то и дело вставали торчком в надежде услышать приближающийся топот. Но каждый раз она грустно встряхивала головой и брела вперед, с каждым шагом удаляясь от брата и белых медведей. Луса в немом восхищении смотрела на свою подругу. Нет, ей никогда не быть такой сильной, как Каллик!
Токло, как всегда, шел впереди, Уджурак семенил рядом с ним. Луса держалась поближе к Каллик. Долгое время они шли молча. Луса не знала, что сказать, а Каллик, похоже, было не до разговоров.
— Уджурак пытался научить меня разбирать знаки, которые указывают нам путь, — сказала наконец Луса. — Мне кажется, встреча с тобой тоже была таким знаком. Ты понимаешь? Ведь если мы все-таки найдем место, где все медведи могут жить счастливо, то у нас должно быть по одному медведю каждого вида — один черный, один гризли, один белый. Представляешь, как нам повезло найти тебя?
— До встречи с вами я даже не знала, что на свете существуют черные и бурые медведи, — призналась Каллик. — Я думала, медведи бывают только белые. Как ты думаешь, мы встретим еще каких-нибудь медведей?
— Каких? — рассмеялась Луса. — Зеленых, например? Или розовых?
— А может быть, черно-белых? — захихикала Каллик.
— А что, это было бы очень красиво, — прыснула Луса.
— Эй, болтушки, у вас когда-нибудь пасти закрываются? — сурово окликнул их Токло. — Болтают и болтают, никакого покоя нет. Вы медведицы или сороки?
Луса и Каллик весело переглянулись. Потом глаза Каллик потемнели, и она прошептала:
— Знаешь, Луса, а ведь я сегодня видела знак. Честное слово.
— Правда? — ахнула Луса. — Когда?
— Утром. Одна из звезд на небе вдруг подмигнула мне. И еще она двигалась — прямо туда, куда мы идем! Я думаю, что это было послание духов. Они хотели показать, что мы идем в правильную сторону.
Не в силах сдержать радости, Луса заплясала вокруг подруги.
— Так и есть, я уверена! Это точно был знак!
Было уже около полудня, когда они добрались до Черной тропы, огибавшей берлоги плосколицых. Берлог здесь было меньше, чем возле Медвежатника, где выросла Луса, зато пахло точно так же — плосколицыми, огнезверями, гарью и камнем. И еще оттуда доносилось лязганье, гул, треск и прочий шум, который вечно окружает плосколицых.
Шерсть у Лусы встала дыбом и начала потрескивать от скопившейся в воздухе энергии.
Они остановились в тени дерева, окруженного кустами ежевики. Дотронувшись носом до коры, Луса подумала о духах, живущих в этом дереве. Неужели им не страшно жить возле берлог мягколапых?
— Давайте спрячемся здесь и подождем до темноты, — предложил Токло, продираясь сквозь ежевику. — До Большой реки будет проще дойти, когда плосколицые и огнезвери уснут.
— Если только тьма продлиться достаточно долго, — нервно заметил Уджурак. — Надеюсь, мы успеем перебраться через реку до того, как они проснутся.
В животе у Лусы громко урчало от страха. Забравшись в темное местечко среди кустов, она скорчилась на земле и закрыла глаза. Ей было жарко, душно и ужасно хотелось есть. Мохнатая Каллик тесно прижималась к ней, и от этого было еще жарче. На миг Лусе захотелось вновь очутиться на Великом медвежьем озере, там у нее шерсть не чесалась бы от жары!
«Ничего, скоро наплаваемся! — напомнила она себе, и тут же поежилась, вспомнив рассказ Квопика об опасностях Большой реки. — Пожалуй, стоит быть поосторожнее со своими желаниями, а то еще сбудутся!»
Четверо медвежат лежали в кустах. Уронив голову на лапы, Луса сонно прислушивалась к реву огнезверей, проносившихся в нескольких медведях от них. Едкий запах заглушал все ее чувства, а в тревожные сны то и дело врывался рев и грозный блеск огромных глаз. Время от времени она просыпалась, выглядывала из куста и снова со вздохом опускала голову. Солнце словно приклеилось к небу и, казалось, нисколько не спешило выпускать медведей из их колючего укрытия.
Но все-таки тени неуклонно удлинялись, а небо постепенно темнело. Вот яркие огненные шары, один за другим, стали зажигаться в берлогах плосколицых, и сумерки сгустились над их крышами.
Наконец, Токло встал, потянулся и принялся переворачивать лапами камни, выискивая съедобных личинок.
— Давайте поскорее уберемся подальше от этих вонючих, шумных и стреляющих из палок плосколицых, — пробурчал он.
— Не все плосколицые плохие! — немедленно возразила Луса, вспомнив о добрых кормильцах, игравших с ней в Медвежатнике. Друзья с откровенным удивлением посмотрели на нее. — Хотя в большинстве они отвратительные, — поспешно поправилась Луса.
— Они не плохие, — сказал Уджурак и задумчиво насупился, как делал всегда, когда пытался что-то понять. — Они просто не думают о том, что делают.
— Для меня и этого достаточно, — проворчал Токло. — Идем, что ли?
— Может быть, в этот раз Луса поведет нас? — предложил Уджурак, посмотрев на нее.
— Я? — растерялась Луса.
— Ты ведь проходила через такие места, когда сбежала из Медвежатника? — спросил Уджурак.
Луса посмотрела на остальных медвежат. Токло первый опустил голову, а потом и Каллик горячо закивала. Друзья доверяли ей! Ох, только бы не подвести их! Прошло уже столько времени после ее побега из Медвежатника!
Выбравшись из-под куста, Луса решительно расправила плечи. Прежде всего нужно сосредоточиться. Она вспомнила берлоги и Черную тропу, пробегавшую за ее Медвежатником. Тогда ей очень помог нос. Обоняние вывело ее на правильный путь тогда, а значит, должно подсказать правильный ответ и сейчас.
Ветер дул с той стороны, где гуще всего смешивались запахи еды и огнезверей. Казалось, там сжигают целые груды вкусной еды, ведь эти странные плосколицые не могут есть мясо, если не обожгут его в огне!
В животе у Каллик заурчало, и ей захотелось немедленно броситься в ту сторону, где так вкусно пахло. Может быть, если они будут осторожны, им удастся утащить немного еды?
Но Луса понимала, что это было бы безумием. Там, где много еды и огнезверей, там должно быть и много плосколицых — причем бодрствующих плосколицых! Безопаснее будет держаться менее людных мест, отыскать какие-нибудь большие баки и без помех покопаться в гнили. Они должны во что бы то ни стало пройти незамеченными — вот что самое главное! Если плосколицые их увидят, то могут спустить на них своих огнезверей или, еще хуже, поймать и отправить обратно в Медвежатник. Разве Луса для того прошла такой путь, чтобы с позором вернуться туда, откуда начала?
В сгущающейся темноте она перевела друзей через Черную тропу, потом свернула и побрела мимо огромных сверкающих берлог, пока не увидела маленькую Черную тропу, ответвлявшуюся от большой в сторону реки. Здесь запахи и звуки были намного слабее, а берлоги, заметно уменьшившиеся в размерах, утопали в густой зелени.
По обеим сторонам маленькой Черной тропы высились узкие каменные дорожки, усаженные высокими кустами с красными, розовыми и голубыми цветами. Земля тут была твердая и непривычно гладкая. Медвежата двинулись вдоль дороги, стараясь держаться поближе к кустам. Идти тут было проще, чем по высокой траве, потому что лапы не путались, зато вскоре Луса начала чесаться от жары и духоты.
Она подозрительно обнюхивала каждого попадавшегося на пути огнезверя, но почти все они спокойно спали за дверями своих берлог. Никогда еще Лусе не доводилось видеть таких разноцветных шкур — серебристых, красных, синих, зеленых и даже желтых, как солнце. Интересно, огнезвери дружат только со зверями своего цвета или со всеми подряд?
По пути медвежата не встретили ни одного плосколицего. Несколько огнезверей проползли по Черной тропе, но кругом было так тихо, что медвежата каждый раз издалека слышали их предупреждение и заблаговременно прятались в кусты.
Яркий свет струился из дыр в берлогах, а насторожив слух, можно было различить доносившиеся оттуда голоса плосколицых. Во многих берлогах свет был неприятного голубоватого оттенка, и Луса даже видела, как плосколицые сидят и смотрят на совсем маленьких плосколицых, копошившихся в непонятных освещенных коробках.
