Но нет, Ленку провожали горы, Ленке махало волнами море, появляющееся и исчезающее за окнами, с Ленкой рядом были довольные бабушки, которые ей о чём-то, кажется, рассказывали в подробностях.
Когда они приехали на вокзал, Ленка почти успокоилась. Асфальт перрона сотрясался, как при землетрясении, от бабушкиных неподъёмных сумок с фруктами, сувенирами и всем тем, что они брали с собой на море. Ленка шагала за вереницей бабушек и покрикивала им:
— Ровнее шаг! Ровнее шаг, бабушки! — и бабушки делали ровнее шаг.
Но тут одна из них остановилась и показала куда-то пальцем. Бабушки сплотились в букет, и Ленка еле протиснулась, чтобы посмотреть, что там.
А там по перрону шёл Димка.
Он не искал Ленку. Димка был тихий, тоненький, испуганный и непохожий сам на себя. Не смотрел вокруг, а глазел под ноги. Димка шёл в конце вереницы из трёх дедушек.
Дедушки были большие.
Дедушки были огромные.
Димка боялся дедушек. Ему казалось, если он посмотрит по сторонам, то все будут тыкать в него пальцами.
Дедушки хохотали, тащили многокилометровые сумки, и над дедушками гремел салют.
Бабушки приосанились и двинулись навстречу.
Максимка Первый, девяти лет отроду, был реформатором.
— Мебель, — командовал он. — Двигаем!
— Кресло, — говорил он. — Не туда! Ложки с вилками поменять местами! Картины перевернуть вверх ногами! Пианино разукрасить! А меня…
Максимку тут же хватали и несли.
— Нет! Меня поставьте на место! Меня поставьте на место! Отпустите меня!!!
Но никто не стал отменять реформу в ходе её выполнения.
Катя Вторая восседала на подушках.
— Принесите мне кашу, — повелевала она.
— Позовите-ка мне сюда бабушку, — требовала Катя.
— Мячик! Кладите рядом. Теперь шапку.
К вечеру в комнате собирались: каша, борщ, пельмени, бабушка, дедушка, одноклассник Максим-реформатор, шапка, настольная игра «Достань пирата», колесо от грузовика, штора, три кактуса и лошадь.
Лошадь еле помещалась.
Виталька-разбойник был революционером.
Он запирался в ванной и оттуда в щель под дверью кричал:
— Свергнем диктатуру мамы! Всю власть кому-то там! Долой угнетение масс! Отменим домашние задания!
Когда он ползком пробирался из ванной в свою комнату, его хватала грозная рука правительства и отправляла в закуток для неверных.
Виталька-разбойник стоял в углу, думал о судьбах мира и жевал припасённый на случай тюрьмы сахарок.
Александр Девятый был девятым ребёнком в семье.
— Я наследный принц, — врал он всем. — Никого нет кроме меня. Слышишь, ты, старший брат! Я наследный принц. Никого нет кроме меня. Ясно, папа? Я наследный принц, никого нет кроме меня!
Так происходило до тех пор, пока дедушка не отменил монархию и не ввёл республиканское правление.
Стёпка был придворным шутом.
— Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! — плясал он в классе. — Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
Было очень смешно.
Максимка Первый, Катя Вторая, Виталька-разбойник и Александр Девятый тоже пускались в пляс.
Олег Полуторный был завоевателем.
— Соседи! — стучал он в двери. — Сдавайтесь. Вы же знаете.
Но соседи не сдавались.
Тогда Олег полуторный звонил в звонок.
— Соседи! — требовал он. — Сдавайтесь немедленно! Ваша судьба предрешена!
Но соседи молчали.
Олег полуторный колотил в дверь кулаками.
— Я сильнее вас! — кричал он. — Моё войско на подходе! Победа будет за мной!
Тут дверь открывалась, и соседи сдавались в плен.
Только за прошлую неделю Олег Полуторный захватил семь квартир и два коридора.
Вероника Великая боролась с невежеством.
— Всю жизнь вас вводили в заблуждение! — пропагандировала она. — Теперь запомните! Конфеты — это полезно! Умываться по утрам нельзя. В школу ходить не обязательно!
Как и всякие правители, Вероника Великая кривила душой.
Когда никто не видел, она умывалась. Перебегая от дерева к дереву, тайком пробиралась в школу. Рассовывала по карманам одноклассников конфеты.
Последнее ошибочно считалось частью правительственной пропаганды.
У Кирилла Одинакового был брат-близнец. Править им приходилось вдвоём.
Когда Кирилл Одинаковый говорил:
— Туда.
Брат-близнец говорил:
— Сюда.
Если Кирилл Одинаковый требовал:
— Принесите.
Брат-близнец повелевал:
— Отнесите.
Таким образом всё их правление сводилось к нулю.
Дима Седьмой был либералом.
— Тебе супчик или картошечку? — спрашивала мама.
— Мне всё равно, — говорил Дима Седьмой.
— Давай заведём собаку! — предлагал папа.
— Делайте что хотите, — махал рукой Дима Седьмой.
— Как ты думаешь, как лучше поступить? — спрашивали его.
— Решайте сами, — вздыхал Дима Седьмой.
Это были смутные времена.
Зато правительство было очень легко водить к стоматологу.
Ванечка Единственный был любим всеми.
— Ванечка то, Ванечка сё, — ласково рассказывала мама.
— Ванечка самый лучший, — радовался папа. — Ванечка самый хороший.
День рождения Ванечки Единственного праздновал весь дом.
На улицах Ванечке Единственному жали руки благодарные старики.
Ванечка Единственный улыбался, помогал маме, папе, всем людям.
Единственной мечтой Ванечки Единственного было уйти на покой и думать о вечном.
Мишка Щербатый был пиратом.
Он захватывал плавучие судна — крейсеры, парусники, одинокие лодки. Грабил их и присваивал себе богатство.
Для этого он на уроках постоянно шептал «Жэ-один! Ве-шесть!», а дома, втайне от мамы, сканировал её книжки и выкладывал в сеть.
Правительством это очень сильно порицалось.
Гена был придворным поваром-экспериментатором.
Он жарил яичницу с кленовыми листьями, вымачивал огурцы в молоке, посыпал пирожные молотым острым перцем.
Обычно все отказывались есть Геной модифицированные продукты.
Сенька был избран электорально.
Его кандидатуру предложили все, однако он отнекивался.
Но с мнением народа не поспоришь.
И вот, в понедельник, в 18 часов вечера новоизбранный выносильщик мусора пошёл исполнять свои обязанности.
Юрка Недовольный решил выйти из состава государства.
Он взял рюкзак, положил туда сухарей, сгущёнку, тушёнку, пшёнку и вышел из дома.
Не успел он пройти и двух кварталов, как навстречу ему — папа.
— Ты это куда? — спросил папа.
— Домой, — сказал Юрка.
— А почему с рюкзаком и в другую сторону?
— Случайно.
Дома Юрка не оставил своих намерений тут же провозгласил независимость своей комнаты. Очень скоро у Юрки Недовольного возникли сложности при пересечении границы для проникновения в ванную и на кухню.
Пришлось прибегнуть к автономиям.
Во всех автономных республиках Юркиного государства процветал туризм.
Маша Безразличная готовила все уроки при помощи мамы и папы.
Папа делал математику.
Мама писала сочинения.
За это Маша Безразличная требовала конфет и мороженого, а в конце каждого месяца — большой торт.
Рабовладельческий строй всегда очень загадочный.
Федя Летучий был великим космическим захватчиком.
Он выходил на улицу, тыкал пальцем в небо и говорил:
— Луна моя! Марс мой! Юпитер мой! Сириус мой!
Захваченные небесные объекты Федя бросал на произвол судьбы, поэтому космос медленно, но верно хирел.
Революционеры, младший состав
Мы с Димкой сегодня от школы ничего уже необычного не ждали. На первом уроке Степцов уронил бутерброд на пол майонезом вверх, а потом переронял, чтобы тот упал правильно. На втором у меня из портфеля хомяк вылез, и мы все его искали. На третьем Димку к доске вызвали, и я ему подсказывал хомяком. А потом меня вызвали за то, что я ему подсказывал. И хомяка, получается, тоже вызвали. Пока я отвечал, он бегал по подставке для мелков — туда-сюда, и вниз опасливо посматривал.
На четвёртом уроке, в самом начале, никого в классе не было, потому что мы с Димкой случайно захлопнули двери в столовую со всеми в столовой внутри. А потом ключ долго искали. Не мы уже искали, а все в школе. И те, кто в столовой сидел, тоже искали. А мы сидели под дверьми и грустили, потому что голодные остались. Оказалось, это очень большая редкость — ключ от столовой. Но мы и правда были не виноваты! Нас все простили, и отделались мы только замечаниями в дневник. Замечания — это что, ерунда, к ним все уже привыкли! Ещё бы, если каждый день замечания носить домой, то любой привыкнет — и бабушки с дедушками, не то, что родители. К ним даже дворник в нашем доме привык, потому что я по натуре хвастливый, и ему каждый день хвастаюсь.
