«Что он еще придумал?»— Юрка поднял глаза. У него были все основания не доверять Лесовику. И если тому что-то взбрело в голову, надо хорошенько поразмыслить, что все это может значить. Ждать от Лесовика добра не приходилось.
— Сделаем так,— сказал Лесовик тоном делового человека.— Представь себе, что ты находишься в центре некоего временного эллипса. В какую сторону ни пойдешь отсюда, будешь передвигаться не только в пространстве, но и во времени. Уточняю: в зависимости от того, куда ты направишься, ты будешь идти или в прошлое, или в будущее, с меньшей или большей скоростью. Сторон ведь много, а направлений во времени только два. Само собой, я не могу тебе сказать, где что. Честно говоря, я и сам не знаю, где тут зад, хе-хе, где перед... Уповай на удачу. Ты мальчишка смекалистый, сообразишь. Если ты таков, каким я тебя угадываю, то выберешься домой очень скоро. А если нет — сгинешь в прошлом. Ну как! Здорово я придумал? Дерзай!
Лесовик взвился в воздух и, пролетая мимо входа в пещеру, щелкнул Юрку по лбу. Некоторое время мальчишка сидел не двигаясь, смотрел в пространство перед собой и думал о том, как хитроумно ушел Лесовик от прямой ответственности за Юркину судьбу. Он все взвалил на него самого. Как хочешь, так и выкручивайся... Ничего себе задачка!.. Витязю из русской народной сказки и то было полегче. «Налево пойдешь — коня потеряешь. Направо пойдешь — голову потеряешь». Все ясно. Хочешь — иди, не хочешь — поворачивай. А что делать Юрке? Как угадать верное направление, чтобы кратчайшим путем — к дому? Может, сердце подскажет? Но сердце молчало. «Лучше всего идти вдоль реки,— думал он.— Но «лучше» еще не значит «верно». Этот путь может увести в прошлое, еще дальше от дома, например, в юрский период... Нет, так не угадаешь. Очень мало шансов угадать. Надо рассуждать иначе. Скажем так: главных сторон — четыре. И еще четыре — между ними. Всего восемь. Остальные можно рассматривать как вспомогательные в смысле ускорения или замедления движения во времени. Значит, я должен выбрать одну из четырех сторон. Это для начала. По каким-то приметам я должен буду определять время и потом, если надо, вносить в направление поправки: левее или правее. Это в том случае, если не придется возвращаться назад... Может, попробовать сейчас? Нет, не надо торопиться. Утро вечера, как говорят рассудительные люди, мудренее. Пересплю в пещере и с утра — в путь. Если не угадаю с первого раза, будет время вернуться, а может, и пойти в иную сторону... Посмотрим».
Заходящее солнце выплыло из-за скалы, и теперь его лучи вторгались в пещеру, высветляя в ней почти все углы. Юрка поправил травяную постель, еще раз осмотрелся. «Вот здесь, наверно, будет хорошо»,— подумал он и достал нож. Камень был не очень твердый. Лезвие для консервов оставляло на нем четкие полосы. Через четверть часа на стене пещеры, в двух метрах от входа, было начертано:
Юрка отошел от стены и полюбовался на дело своих рук. Надпись и рисунок четко выделялись на серой стене, удостоверяя, что Юрка и вправду находится в мезозое. Затем он спустился вниз и, пройдя немного вдоль подножия утеса, начал карабкаться к вершине, где видел следы пребывания каких-то птицеящеров. С утеса над рекой туда было легче взбираться. Здесь путь был круче, много осыпей.
Минут через десять мальчишка достиг вершины и носом к носу столкнулся с птеранодоном. Птицеящер с крайне недовольным видом сидел на скале. Сложенные крылья беспорядочными серыми складками прикрывали его бока. Он повернул к Юрке длинный клюв и прошипел. Когти на сгибе крыльев зашевелились. И тут Юрка вспомнил, что дубинка осталась в пещере. Если птеранодон нападет, защищаться нечем. Разве что нож. А может, вернуться? Однако возвращаться ни с чем не хотелось. Он должен осмотреть с вершины всю округу, чтобы выбрать направление завтрашнего похода. А птицеящер оседлал ее и, конечно, по доброй воле не уступит. Как же быть? Как прогнать его? Юрка замахал руками. Птеранодон слегка расставил крылья, но улетать не собирался. Тогда Юрка поднял маленький камешек и бросил его в ящера. Птеранодон поковылял на противоположный конец скалы, распростер крылья и ринулся вниз в планирующем полете. Пока Юрка поднимался наверх, ящер кружил над скалой, набирая высоту. Присмотревшись к соседним вершинам, мальчишка увидел, что почти на каждой из них сидел птеранодон, безучастно наблюдавший за действиями незваного гостя.
Саванна, дремлющая в мягких красноватых лучах закатного солнца, представляла собой очаровательную картину. Все краски земли и неба словно очистились, приобрели первозданную яркость.
Наиболее привлекательным показался Юрке путь в сторону заката, вниз по течению реки, вдоль границы между лесом и саванной. Он был открытым, светлым, подернутым легкой дымкой. Слегка всхолмленная равнина с одинокими деревьями, купами кустарников и небольшими группами травоядных динозавров, казалось, приглашала в путь, широко распахивала зеленые двери. Это настораживало. Несмотря на малый жизненный опыт, мальчишка понимал, а может быть, просто чувствовал, что путь к цели не может быть самым легким и заманчивым. Лесовик не мог вдруг стать таким добряком, чтобы не наставить коварных ловушек. Видимая легкость пути — не ловушка ли это? Если так, то самой верной дорогой к цели была бы горная гряда, исковеркавшая северную сторону горизонта. Изрезанная ущельями и увенчанная неприступными пиками, она заранее отпугивала, будто говорила: «Куда лезешь? Преодолеть мои ущелья — кишка тонка!»
Можно еще двинуться вверх по ручью. При воспоминании об опасностях, прячущихся или подстерегающих в зеленой чащобе, Юрка содрогался.
Оставалось еще одно направление — верховье реки.
Склоны ее были сплошь изрезаны оврагами. Глубокие долины заросли папоротником. Дальше, за холмами, по горизонту тянулись леса...
Юрка решил, что можно идти в любую сторону. Вот если бы только знать, в какую же именно! Завтра утром пойдет на запад. «А там видно будет».
Он спустился со скалы, когда солнце коснулось верхушек заречного леса. Перед входом в пещеру кружились птеродактили,— пронюхав о смерти своего врага, они собрались вернуться в пещеру, издавна служившую им убежищем. Юрка нарушил их планы, и они направились к сосне, густо облепленной маленькими птицеящерами. Каждый из них старался устроиться поудобнее и отталкивал соседа; слышалось хлопанье крыльев и недовольное шипение.
Привядший папоротник наполнил пещеру легким травянистым запахом.
— Пока я в полной безопасности!— громко воскликнул Юрка словно для того, чтобы не только он сам, но и его голос стал полноправным обитателем пещеры.
Несколько минут лежал на папоротниковой подстилке, радуясь тому, какое уютное у него убежище.
— Если бы можно было никуда не уходить отсюда!.. Но это невозможно... Хитрый Лесовик сделал так, что я сам должен найти дорогу домой... Значит, завтра я оставлю эту славную пещеру и больше сюда не вернусь... А может, еще вернусь, кто знает?
Алые закатные лучи пробивались сквозь ветви, наполняли пещеру розовыми сумерками. Небо на закате побагровело, вспыхнуло ровным пламенем. В его глубине, словно фантастические призраки, возникали огромные черные птеранодоны. Тяжело взмахивая крыльями, они летели в сторону гор.
Постепенно дневной свет померк, пещеру задрапировали темные тени. Высокие, неровные каменные своды растворялись в них, теряли свои очертания, сглаживались. Время как будто остановилось, к чему-то прислушиваясь. Неясный шорох пролетел под каменными сводами и превратился в глухой, влажный шорох листвы. Вслед за шорохом в сером полумраке проступили тяжелые древесные кроны, отягощенные ночным ливнем. С ветвей срывались крупные капли и гулко падали на мокрую землю. Одна из капель упала на Юркино лицо. Он чувствовал ее шлепок на щеке. Его пронизывал острый холод, он весь окоченел...
Было такое состояние, будто он с трудом вынырнул из черной морской глубины и теперь хватал воздух широко разинутым ртом.
Сознание медленно возвращалось к нему, прорывало серую пелену, очищалось от монотонного звона и шума в ушах. С трудом поднялся. Каждое движение причиняло окоченелым мышцам невыносимую боль. По серому небу проносились низкие, рваные тучи, холодный ветер шелестел в мокрых листьях.
В нескольких шагах призрачно мерцала дождевая лужа. Неверные ноги понесли к ней, но он тут же упал, попытался подняться, голова закружилась. И тогда пополз к луже на четвереньках. Прежде чем припасть к ней, посмотрел на свое отражение. Боже мой, на кого он стал похож!
Вода была холодная, отдавала травой и размокшими листьями. Юрка пил, стараясь не замутить лужу; пил и не мог оторваться. Слишком уж измучила его жажда.
Мальчишку испугала сильная боль в правом подреберье. Она сначала заставила его замереть, а потом кольнула под лопатку и в живот. Юрка вернулся к дереву, мокрый, дрожащий, посеревший от боли. Сел, прислонился спиной к стволу и закрыл глаза. Холод пронизывал насквозь. Надо бы встать, поразмяться! В конце концов надо идти, искать отца, искать дорогу, искать людей! А он не может. Лишился последних сил. Даже сидеть трудно. Не будь так холодно, растянулся бы на земле, не посмотрел бы, что она мокрая. Холод сжимал его в комок. Он прятал лицо в колени, дышал себе в грудь, чтобы хоть немного согреться. «Отдохну немного и пойду». Мысли лихорадочно путались и невозможно было выбрать главную.
