А затем Магнус повернулся и зашагал прочь. На ходу он остановился, поколебавшись на мгновение. Но обернуться у него уже не хватило духу.
Когда некромант скрылся за башенной стеной, теперь уже Максим удивленно обернулся к чародеям.
– Куда это он? – изумленно прошептал Макс.
– Домой, наверное, – пожал плечами ректор Кляйнер. – Хотя я, признаться, теперь даже и не знаю, где у него отныне будет дом.
– До-мо-о-ой? – недоверчиво протянул Макс. – Что значит – домой? И вы что – не задержите его, не схватите?
– Зачем? – сухо молвил ректор. И это слово из его уст после всего пережитого и услышанного уже не показалось Денису вопросом.
– Так он же сбежит! – обалдело уставился на Кляйнера Максим. – Нектарий, Денис, Антон – вы-то чего смотрите?!
– А кому он нужен теперь тут? – ответил вопросом на вопрос Нектарий. – Что с него взять?
– Ну, не знаю... – промямлил Максим, совершенно потерявшись.
– Крови на нем нет, – одними губами вымолвил ректор. – Что же до зла – так ведь это его профессия. А профессионалов надо уважать. Особенно когда они проигрывают. Верно, Никита?
И он усмехнулся, одними только глазами – холодными и чистыми, как вода поутру поздней осенью.
– Издевается! – доверительно сообщил Нектарий всем собравшимся. – Скажи спасибо, что ты ректор, Фабрицио. Иначе не посмотрел бы, что ты старше меня на пару-тройку веков...
– Зато всегда говорю чистую правду, – хладнокровно заметил Кляйнер. – Даже друзьям, хотя этого как раз частенько делать и не следует. Но что поделаешь – расчет!
– Какой расчет? – задорно глянул на него Денис.
– А я еще лет в десять, помнится, сам себе в первый раз сказал: в жизни нужно как можно меньше врать. Потому что это очень выгодно – говорить правду. А вот врать – наоборот.
– Как это? – Антон смотрел на ректора в полнейшем восхищении.
– Да очень просто, – пояснил волшебник. – Когда ты живешь и не врешь, при этом всегда можешь встретить какого-нибудь другого человека, который наоборот – привык всем врать. И ты всегда находишься выше его по определению. Потому что он постоянно вынужден как-то изворачиваться; ему приходится вспоминать, что он говорил раньше, что уже соврал, а где еще не успел.
Тебе же этого не надо, ты просто говоришь всем то, что на самом деле думаешь. И получается – ты свободен. Чистая выгода, – подытожил он и улыбнулся.
– Стойте, погодите! – не выдержал Максим. – Я все еще никак не могу понять!
– Говори! – торжественно велел ему Нектарий.
– Я все про этого Магнуса! Чудеса ведь получаются! Ну, ладно, вы, то есть, мы его отпустили. Это я еще могу понять. А он – он-то почему так ушел? Молча, не сказав ни слова?
– А он мог это сделать как-то иначе? – осведомился ректор.
– Ну... – протянул Макс. – Вот был бы я на его месте, я бы вам высказал все от души!
– Ты ждал этого от Магнуса? – пожал плечами Нектарий. – Думал, сейчас он начнет рычать, кататься по земле, бить себя в грудь и кричать: ненавижу вас всех, ненавижу-у-у!?
Зеркальный маг очень живописно провыл последнее слово.
– Не дождешься от него этого, Максим, – кивнул Нектарий. – Он слишком сильный соперник, чтобы не уметь проигрывать достойно. Магия – это не театр и не цирк. И когда-нибудь он нам это еще докажет.
– А мы? – пробормотал все еще не убежденный Максим.
– Мы будем ждать, – ответил за Нектария ректор. – И к тому же у нас и без него еще уйма дел. Кстати, а как насчет поспать хоть часок, друзья?
И это было сказано таким спокойным, будничным тоном, что Денис поначалу даже не понял, что имеет в виду ректор.
А следующей его мыслью было: ну, мы тут и дожили! Невозможно себе представить, чтобы сейчас просто прийти домой и завалиться спать. И плевать на всяких крыс, некромантов и прочую дурацкую магию!
Денис поймал себя на мысли, что совершенно не представляет который теперь час. А еще говорят, что часов не наблюдают только абсолютно счастливые люди! Наглая клевета!
Но даже и сейчас им не хотелось расставаться, хотя и ради сна. Максим с Антоном уже умываться отправились к колодцу – хотелось смыть с себя всю грязь и весь страх минувшей ночи. А Денис с ректором и Нектарием остановились возле калитки, присев на бревнышках.
– Представляю, если бы в Лицее узнали, кто такой учитель Некто на самом деле! – покачал головой Денис.
– Как раз вот этого делать и не следует, – сразу предупредил его Нектарий. Денис тут же кивнул понимающе, мол, плавали уже – знаем!
– А вы не хотели бы, чтобы о вас в Лицее знали, чтобы с завистью и восторгом смотрели вслед? Я бы, наверное, не отказался, – честно признался Денис.
– Нет, конечно. Я всегда предпочитаю оставаться в тени, – просто и открыто улыбнулся Нектарий.
– А почему вы всегда в тени? – улыбнулся Денис. Ему очень нравился этот человек. Как, впрочем, и волшебник Фабрицио.
– Потому что когда успех уже достигнут, ты непременно хочешь получить от него выгоду, – ответил Нектарий. – Начинаешь эксплуатировать его. Выжимать из него все соки. А где ты видел успех, высушенный как изюм?
Денис засмеялся, представив себе такой успех – сморщенный, жесткий и невкусный. И главное – не сладкий!
– Поэтому к большому успеху надо идти медленно
– Зато на дудочке вы играете быстро! – засмеялся Денис, вспомнив, какие губы были у Нектария по возвращении в замок.
– Игра на дудочке или флейте – это ведь, по сути, музыка ветра, – пояснил молодой волшебник. – Движение воздуха, в котором живет гармония. В любой настоящей музыке всегда есть нечто, что заставляет другого человека отвечать тебе своей душой.
Если хочешь, я могу рассказать тебе одну сказку. В свое время она произвела на меня сильное впечатление.
– Это было бы здорово, – оживился Денис. – Я давно уже не слышал сказок. Тем более, которые рассказывают на ночь.
– Тогда слушай, – улыбнулся Нектарий. – Ректор Кляйнер ее тоже хорошо знает.
Помнишь сказку? Я надеюсь, ты не забыл ее за столько лет?
Жил-был жестокий и могучий хан, и был у него единственный сын, в котором он души не чаял. Однажды завелся в окрестных лесах свирепый вепрь. И ханский сын отправился на охоту, хотя его и отговаривали.
Был он отважен и крепок телом и духом. Но не вернулся сын с охоты, ни на третий, ни на пятый, ни на седьмой день.
Обезумел от страха и горя хан и отправил за ним слуг. Повелел им хан не возвращаться без весточки о сыне. "Но коли кто дерзнет принести мне печальную весть, прикажу тому немедленно залить горло расплавленным свинцом".
Так повелел хан, и ускакали слуги в ужасе и смертной тоске.
Объехали они всю страну, но так и не узнали ничего о ханском сыне. Хотя каждый понимал, что случилась беда. Но как сказать об этом хану, не приняв лютой смерти?
Заночевали ханские слуги в юрте у одинокого старика, да и рассказали ему о своей беде и страшной участи. "Не печальтесь, добрые люди, я вашей беде помогу".
"Как же ты поможешь, старик?"
"Поеду с вами и расскажу хану всю правду".
"Но ведь тогда примешь ты страшную смерть!"
"Бог милостив", – ответил старик. И легли слуги спать, впервые успокоившись, а старик полночи сидел у огня и задумчиво строгал ножом деревяшку.
Вернулись слуги во дворец и объявили хану, что привезли человека, знающего о судьбе сына. И вышел к хану старик и поклонился ему как положено.
Страшен был вид хана – поседел он весь, ввалились глаза, и высокое чело его избороздили глубокие морщины страдания. "Знаешь ли ты, старик, какая участь ждет тебя, коли страшную весть принес?"
"Знаю".
"Тогда сказывай".
И достал старик из дорожной сумки инструмент прежде невиданный. Заиграл он на длинных конских волосах, натянутых звенящими струнами. Зазвенели струны, заплакали, и услышал хан бешеный бег коня, недобрый шум ночного леса, рев дикого вепря и отчаянный, предсмертный крик умирающего человека. Все рассказали струны, и когда отзвучала последняя струна, поднялся хан чернее тучи грозовой.
"Да знаешь ли ты, что принес мне весть, страшнее которой нет отцовскому сердцу? И быть тебе сейчас же лютой смертью казненным?"
"О сыне тебе уже давно отцовское сердце все рассказало", – так ответил старик. "Все ты и без меня давно знаешь. А я тебе ни слова не молвил. Коли хочешь казнить – казни того, кто тебе правду молвил на языке, который твоему сердцу единственно и предназначен".
И с этими словами протянул старик хану чудной инструмент музыкальный, что мог говорить, обходясь без слов, и рассказывать на языке сердца. Вскричал от горя старый хан и в отчаянии повелел слугам казнить удивительного рассказчика. Пролился расплавленный свинец в его деревянное тело, и лопнули струны, и прожег он под ними отверстие.
С тех пор у него всегда круглое отверстие мастера вытачивают, в память о свинце и о ханском гневе и горе. А струны – дело наживное. И зовется этот волшебный инструмент домброй.
