«Если я вытку слово „ОГРОМНЫЙ“ из клейких ниточек, — думала Шарлотта, — то какой-нибудь жучок может прилипнуть к ним и испортить весь вид. Итак, первая буква, „О“».
Шарлотта взобралась по паутине в левый верхний угол. Она выпустила ниточку из паутинной железы, закрепила ее и бросилась вниз. Падая, она продолжала вытягивать из себя паутинку. Описав дугу, она закрепила ниточку внизу. Получилась половинка буквы «О». Шарлотта осталась довольна результатом. Она взобралась наверх еще раз, привязала вторую ниточку рядом с первой и затем снова протянула ее в том же направлении, чтобы линия оказалась двойной толщины.
— Надпись будет лучше смотреться, если я вывяжу каждую буковку двойными нитями, — сказала сама себе Шарлотта.
Она снова поползла вверх и, открыв паутинные железы, описала еще одну дугу. Получилась вторая половинка буквы «О». Шарлотта дважды повторила свой маневр. Все ее восемь ног быстро шевелились. Вскоре буква «О» была готова.
— А теперь буква «Г».
Работа у Шарлотты спорилась. Паучиха начала разговаривать сама с собой, чтобы поддержать хорошее настроение. И если бы вы находились в тот вечер в сарае, то могли бы услышать следующее:
— А теперь буква «Р». Вверх! Теперь привязали! Вниз! Выпускаем ниточку! Закрепили! Хорошо! Теперь вверх! И еще раз! Закрепили! Вниз! Выпускаем ниточку! Умница. Стоп. Закрепили! Полезли наверх. А теперь направо и вниз. Получилась петелька. Закрутили ее и еще раз обернули! Закрепили, полезли наверх. Повторили. Отлично! Молодчина!
Вот так, разговаривая сама с собой, паучиха справлялась со своей нелегкой задачей. Когда работа была закончена, паучиха почувствовала, что проголодалась. Она съела жука, припасенного заранее, и улеглась спать.
На следующее утро, проснувшись, Вильбур встал прямо под паутиной. Он жадно вдыхал свежий утренний воздух. Надпись, вытканная Шарлоттой, сияла от капелек росы, переливавшихся на солнце. Когда Лерви принес Вильбуру завтрак, он увидел, что поросенок стоит у порога, а над ним на паутине крупными печатными буквами вырисовывается слово «ОГРОМНЫЙ». И это было еще одно чудо.
Лерви бросился за мистером Цукерманом. Мистер Цукерман помчался за миссис Цукерман. Миссис Цукерман побежала к телефону и позвонила мистеру и миссис Эрабл. Мистер и миссис Эрабл вывели машину и поспешили на ферму. Люди окружили свиной загончик и, пораженные, ахали и охали, вновь и вновь разглядывая паутину и перечитывая новую надпись. А Вильбур, который уже и сам начал думать, что он «ОГРОМНЫЙ», крутя пятачком, скромно стоял под паутиной, хотя его и распирало от гордости.
— «ОГРОМНЫЙ». — Мистер Цукерман в восхищении шумно выдохнул воздух. — Эдит, ты бы лучше позвонила репортеру из «Уикли Кроникл» и рассказала ему, что тут у нас произошло. Он обрадуется, когда узнает об этом. Может быть, он даже привезет с собой фотографа. Ведь во всей округе нет такого огромного поросенка, как наш.
Новости быстро распространились среди населения. Местные жители, которые приезжали посмотреть на Вильбура, когда он был «ЧУДО-ПОРОСЕНОК», навестили ферму еще раз, чтобы полюбоваться на него, когда он стал «ОГРОМНЫЙ».
Вечером мистер Цукерман пришел подоить коров и ослабить им привязь. Он все еще размышлял о том, какой у него замечательный поросенок.
— Лерви! — позвал он работника. — Ты больше не бросай коровьи лепешки в поросячий загон. Нечего ему спать на навозной куче, нашему «ОГРОМНОМУ ЧУДО-ПОРОСЕНКУ»! Я хочу, чтобы ты каждый день ему менял подстилку из свежей соломы! Ты понял?
— Да, сэр, — ответил Лерви.
— Слушай дальше, — произнес мистер Цукерман. — Я хочу, чтобы ты смастерил клетку для Вильбура. Я решил показать его на Окружной Ярмарке, которая состоится шестого сентября. Клетка должна быть просторной. И покрась ее всю зеленой краской, а надпись выведешь золотом.
— Какую еще надпись? — спросил Лерви.
— На клетке должно быть написано: «Знаменитый поросенок Цукермана».
Лерви взял вилы и пошел набрать свежей соломы для Вильбура. Если на ферме живет такой важный поросенок, работы — непочатый край. Теперь Лерви это хорошо понимал.
За яблоневым садом шла тропка, которая упиралась в мусорную кучу. Туда мистер Цукерман выносил всякий мусор и хлам. Здесь, на небольшой площадке, окруженной зарослями молодой ольхи и дикой малины, громоздилась большая свалка. Чего там только не валялось! Груды пустых бутылок, мятые консервные банки, грязные тряпки, обрывки проволоки, картонные коробки, сломанные задвижки и крючки, лопнувшие дверные пружины, севшие батарейки, прошлогодние журналы, истертые посудные мочалки, рваная одежда, истлевшая ветошь, ржавые костыльные гвозди, прохудившиеся ведра, ненужные пробки и прочая рухлядь, включая искривленную ручку от сломанной мороженицы.
Темпльтон хорошо знал эту свалку и любил там бывать. На ней было хорошо прятаться — лучшего укрытия и не найдешь! А кроме того, среди мусора всегда можно было отыскать консервную банку, на дне которой присохла какая-нибудь вкуснятина.
На следующий день после разговора с овцой Темпльтон появился на свалке. Он облазил ее вдоль и поперек. Когда крысенок вернулся в сарай, в зубах он тащил рекламное объявление, выдранное из мятого журнала.
— Ну как? — спросил он, предъявляя клочок бумаги Шарлотте. — Тут написано «ХРУСТЯЩИЙ». Подойдет? По-моему, как раз то, что надо.
— Никуда не годится, — ответила Шарлотта. — Просто не может быть хуже. Зачем Цукерманам подавать идею, что Вильбур «хрустящий»? Они могут вспомнить о румяном поджаристом беконе и розовой ветчине. Мы должны рекламировать благородные качества Вильбура, а не сообщать, каков он на вкус. Пожалуйста, Темпльтон, сходи поищи другое слово.
Темпльтон всем своим обликом выражал презрение. Но тем не менее он снова метнулся на мусорную кучу и на этот раз приволок лоскуток хлопчатобумажной ткани.
— Подойдет? — спросил он, предъявляя этикетку от старой рваной рубахи.
Шарлотта внимательно изучила бирку. На ней было написано: «Материал дает усадку».
— Мне очень жаль, Темпльтон, — огорчилась Шарлотта. — Но и это не подойдет. Мы хотим, чтобы Цукерман видел, как наш Вильбур округляется и наливается соками, а не «дает усадку». Придется попросить тебя сходить на свалку еще раз.
— Я вам что, мальчик на побегушках? — огрызнулся крысенок. — Я не собираюсь целый день мотаться туда-сюда из-за вашей рекламы!
— Ну пожалуйста, еще разочек, — попросила Шарлотта.
— Знаете, что я сейчас сделаю? — спросил Темпльтон. — Я помню, что видел в сарае пачку стирального порошка. На ней что-то написано. Сейчас я вам принесу кусочек картонки.
Он взобрался вверх по веревке, которая свешивалась со стены, и юркнул в щель под потолком. Когда крысенок вернулся, в зубах он держал обрывок от бело-голубой упаковки.
— Вот и я! — с торжеством объявил Темпльтон. — Ну как?
Шарлотта прочитала надпись:
— «Дает блестящий эффект». А что это значит? — спросила паучиха, которая ни разу в жизни не пользовалась стиральным порошком.
— Мне-то откуда знать? — буркнул крысенок. — Ты просила принести тебе какие-нибудь слова, вот я и принес. Наверно, в следующий раз ты сгоняешь меня за словарем!
Крысенок и паучиха вместе еще раз прочитали инструкцию на коробке от мыльного порошка.
— «Дает блестящий эффект», — задумчиво повторила Шарлотта. — Вильбур! — позвала она.
Вильбур, дремавший на соломенной подстилке, вскочил на ноги.
— Я хочу посмотреть, какой ты производишь эффект, когда бегаешь. Блестяще это у тебя получается или нет.
Вильбур пробежался до конца двора.
— А теперь обратно! — скомандовала Шарлотта. — Быстрее!
Вильбур галопом помчался назад. Шкурка у него блестела на солнце, а тонкий хвостик закручивался плотным колечком.
— Подпрыгни! — крикнула ему Шарлотта.
Вильбур подпрыгнул как можно выше.
— А теперь нагнись, чтобы ушки касались земли, и не сгибай ноги в коленках! — велела ему Шарлотта.
Вильбур выполнил приказ.
— А теперь крутанись назад! Боковой поворот! Обратное сальто! — командовала паучиха.
Вильбур послушно крутился, вертелся и прыгал через голову.
— Отлично, Вильбур, — успокоилась Шарлотта. — Можешь идти досыпать. Знаешь, Темпльтон, пожалуй, реклама стирального порошка нам подойдет. Хотя, с одной стороны, я не совсем уверена, что Вильбур «дает блестящий эффект», с другой стороны…
— По правде говоря, — вмешался Вильбур, — сегодня я чувствую себя блестяще.
— В самом деле? — спросила Шарлотта, ласково глядя на поросенка. — Ты — славный поросеночек, и поэтому просто обязан быть блестящим. Я сама тобой займусь и доведу дело до конца.
Устав от акробатических этюдов, Вильбур разлегся на соломенной подстилке и закрыл глаза. Подстилка была жесткая и колючая и совсем не такая удобная, как навозная куча, на которой можно было уютно устроиться для отдыха. Поэтому Вильбур отодвинул солому и растянулся на навозной куче. Поросенок вздохнул. День был утомительным. В<едь сегодня все узнали, что он «ОГРОМНЫЙ». Люди десятками приходили в сарай с раннего утра, и Вильбуру приходилось красоваться перед ними, доказывая, что он «ОГРОМНЫЙ». Теперь поросенок чувствовал себя утомленным. Ферн пришла навестить его и тихонько уселась в углу на своей табуреточке.
