Они прислушались. Листва содрогалась от страшных ударов топора. Грохот, затем крик радости. Муми-папа свободен!
— Мама! Папа! — закричал Муми-тролль, прокладывая путь на крыльцо через джунгли. — Что вы тут начудили, пока меня не было дома?!
— Да, дорогое дитя! — отозвалась Муми-мама. — Мы, видно, снова небрежно обошлись со шляпой Волшебника! Иди скорей сюда! Я нашла в шкафу куст ежевики!
Какое восхитительное время настало после полудня! Все играли, будто они в первобытном лесу: Муми-тролль был Тарзаном, а фрёкен Снорк — Джейн. Сниффу досталась роль сына Тарзана, а Снусмумрик был обезьянкой Читой[16]. Снорк ползал вокруг в подлеске со вставными зубами из апельсиновой кожуры[17] и вообще изображал врага.
— Tarzan hungry, — говорил Муми-тролль, карабкаясь наверх по лиане. — Tarzan eat now![18]
— Что он говорит? — спросил Снифф.
— Он говорит, что сейчас будет есть, — перевела фрёкен Снорк. — Понимаешь, это единственное, что он может сказать. Это по-английски. Как только попадаешь в джунгли, сразу начинаешь говорить по-английски.
Сидя наверху, на платяном шкафу, Тарзан издавал первобытно-идиотские вопли, и Джейн с его дикими друзьями вопили в ответ.
— В любом случае хуже этого не будет, — пробормотал Выхухоль.
Он снова спрятался в зарослях папоротника и закутал голову полотенцем, чтобы ничего не выросло у него в ушах.
— А теперь я похищаю Джейн! — закричал Снорк и потащил фрёкен Снорк за хвостик к логову под столом.
Когда Муми-тролль вернулся домой — в люстру (пещеру, где они жили с Джейн), он тотчас обнаружил, что произошло за время его отсутствия. Оборудовав колоссальное, просто шикарное подобие лифта, он, съехав вниз, вверг в трепет джунгли своим воинственным кличем и ринулся спасать Джейн.
— Ой-ой-ой! Ой! — сказала мама Муми-тролля. — Будь добр, дай мне банан!
Вот так они и развлекались до самого вечера. Никого совершенно не беспокоило, что дверь погреба совсем заросла, и никто даже не вспомнил про несчастного Хемуля.
А тот по-прежнему сидел в своем насквозь промокшем платье, прилипавшем к его ногам, и караулил Мамелюка.
Иногда он жевал яблоко или считал тычинки у цветка, выросшего в джунглях, а в промежутках главным образом вздыхал.
Дождь кончился, и наступили сумерки. И в этот самый миг, когда солнце садилось, что-то случилось с зеленой стенкой, окружавшей дом муми-троллей. Она начала увядать с такой же скоростью, как и выросла. Плоды сморщились и упали на землю. Цветы закрылись, а листья свернулись. Дом снова наполнился шелестом и шорохом. Хемуль некоторое время смотрел на все это, а потом, подойдя к дереву, легонько потянул к себе ветку. Она сразу отвалилась — сухая, словно трут. Тут в голову Хемуля пришла идея. Собрав громадную кучу прутьев и ветвей, он пошел в дровяной сарай за спичками и зажег костер на садовой дорожке.
Радостный и веселый, уселся Хемуль у огня и стал сушить свое платье. Через некоторое время у него появилась еще одна идея. С нехемульской силой сунул он хвост Мамелюка в огонь. Вкуснее жареной рыбы для него ничего на свете не было.
Так и получилось, что, когда семейство муми-троллей и их одичавшие друзья проложили себе путь через веранду и с трудом отворили дверь, они увидели счастливого Хемуля, съевшего уже седьмую часть Мамелюка.
— Ах ты, фраер ты этакий! — возмутился Снорк. — Теперь я никогда уже не смогу взвесить мою рыбину!
— Взвесь меня и прибавь к весу оставшегося Мамелюка, — предложил Хемуль, переживавший один из самых светлых дней своей жизни.
— А теперь сожжем этот первобытный лес! — предложил папа Муми-тролля.
И они вынесли из дома весь хворост и зажгли самый большой костер, который когда-либо видели в Долине муми-троллей.
Мамелюка изжарили на угольях во всю его длину, а потом съели до самого кончика носа. И еще долго-долго спорили потом, какой длины был Мамелюк — от крыльца до дровяного сарая или только до кустов сирени.
Шестая глава,
где в нашей повести появляются Тофсла и Вифсла с таинственным чемоданом, преследуемые Моррой
Что же до Снорка, то он ведет здесь судебное разбирательство.
Ранним утром в начале августа, перевалив через гору примерно там же, где Снифф нашел шляпу Волшебника, появились Тофсла и Вифсла.
Остановившись на самой вершине, они взглянули вниз на Долину муми-троллей. У Тофслы на голове была красная шапочка, а Вифсла тащила большой чемодан. Они пришли издалека и очень устали. Внизу под ними среди берез и яблонь поднимался из трубы дома муми-троллей утренний дымок.
— Дымсла, — произнесла Висла.
— Варятсла что-то, — сказала Тофсла и кивнула головой. И они начали спускаться вниз, в долину, переговариваясь между собой на особый лад, характерный для всех тофсл и для всех вифсл. Ведь язык этот понимают не все, но самое главное, чтоб они хотя бы сами знали, о чем идет речь.
— Думаешь, нам разрешатсла войтисла? — полюбопытствовала Тофсла.
— Это зависитсла от многогосла, — ответила Вифсла. — Не дать запугатьсла себясла, если они будут злысла.
Очень осторожно прокрались они к дому и застенчиво остановились у крыльца.
— Посмеем ли мы постучатьсла? — спросила Тофсла. — А вдруг кто-то выйдетсла и закричитсла!
В этот миг мама Муми-тролля, высунувшись в окошко, закричала:
— Кофе!
Тофсла и Вифсла так ужасно перепугались, что кинулись через отдушину в погреб, где хранился картофель.
— Кыш! — сказала Муми-мама и подскочила от неожиданности. Наверняка это две крысы шмыгнули в погреб. — Снифф, сбегай вниз и отнеси им немного молока!
И тут она увидела чемодан, который так и остался стоять у крыльца.
— Они и с вещами, — рассуждала вслух мама. — Ой-ой-ой! Ой! Тогда они наверняка останутся у нас!
И она отправилась искать Муми-папу, чтобы попросить его сколотить две кровати. Но очень-очень маленькие. Между тем Тофсла и Вифсла зарылись в картофель, да так, что видны были одни лишь их глазки, и с величайшим ужасом ждали, что с ними будет дальше.
— Во всяком случаесла, они варятсла кофесла, — пробормотала Вифсла.
— Кто-то крадетсла! — прошептала Тофсла. — Тихо, как мышкасла!
Дверь погреба заскрипела: на верхней ступеньке уже стоял Снифф с фонарем в одной лапке и с блюдечком молока в другой.
— Привет! Где вы тут? — спросил Снифф.
Тофсла и Вифсла, крепко держась друг за друга, еще глубже забрались в картофель.
— Хотите молока? — чуть громче спросил Снифф.
— Он следитсла за нами, — прошептала Вифсла.
— Если думаете, что я собираюсь торчать тут целых полдня, то ошибаетесь, — сердито сказал Снифф, — Вы либо злючки, либо идиотки. Старые вы дурацкие крысы! У вас даже не хватает ума войти в дом с парадного хода!
Но тут Вифсла, серьезно опечалившись, сказала:
— Самсла ты крысасла!
— Ах так, вы к тому же еще иностранки! — возмутился Снифф. — Пожалуй, тогда я лучше схожу за мамой Муми-тролля.
Заперев дверь погреба, он побежал на кухню.
— Ну что, хотят они молока? — спросила Муми-мама.
— Они говорят по-иностранному, — сказал Снифф. — Никто не разберет, что они хотят сказать.
— Как они говорят? — спросил Муми-тролль, который вместе с Хемулем толок в ступке кардамон.
— Самсла ты крысасла! — повторил Снифф.
Муми-мама вздохнула.
— Ну и ну, — сказала она. — Как мне теперь разобраться, что они захотят на десерт в день своего рождения или сколько подушек им надо подложить под голову!
— А мы выучим их язык, — сказал Муми-тролль. — Это очень просто: восемьсла, чтосла, вонсла!
— Мне кажется, я их понимаю, — задумчиво произнес Хемуль. — Они, верно, сказали Сниффу, что он старая, облезлая крыса.
Снифф покраснел и гордо вскинул голову.
— Тогда иди и разговаривай с ними сам, раз ты такой умный, — заявил он.
Хемуль затрусил к погребу и дружелюбно закричал:
— Добро пожаловатьсла, добро пожаловатьсла!
Тофсла и Вифсла высунули головки из кучи картофеля и посмотрели на него.
— Молокосла! Хорошосла! — продолжал Хемуль.
Тогда Тофсла и Вифсла зашлепали по лестнице наверх и вошли в гостиную.
Взглянув на них, Снифф понял, что они гораздо меньше, чем он сам. Тогда он почувствовал, что становится гораздо дружелюбнее, и снисходительно сказал:
— Привет! Рад вас видеть!
— Спасибосла за этосла! — ответила Тофсла.
— Вы варитесла кофесла? — поинтересовалась Вифсла.
— Что вы сказали? — спросила Муми-мама.
— Они голодные, — ответил Хемуль. — Но они по-прежнему не думают, что Снифф очень уж красив.
— Тогда передай им привет, — взволнованно ответил Снифф, — и скажи, что никогда в своей жизни я не видывал таких салачьих физиономий, как у этих двоих. А теперь я пошел.
