— Пустите-ка меня, — блеял он, — ну-ка быстренько, пустите-ка меня…
Когда Николай закончил, толпа ошеломленно молчала.
Донесся нервный всхлип артиста Попугай-Амазонского:
— Господи, что же это такое творится, то копают под тебя, то чуму обещают! Просто невозможно творчески работать в такой обстановке! Что это такое, я вас спрашиваю?
Ему никто не ответил.
— Переходим к прениям, — сказал Слон.
Хлопнула дверь подъезда. Возле него стояла ручная тележка с горой коллекционного мыла. А возле тележки стоял Тимофей с громадной авоськой, набитой продуктами.
— Ты куда это намылился, Тимоша? — насмешливо осведомился Федя Медведь, слесарь-водопроводчик дома № 1.
Я? — Козел покосился на Федю хитрым желтым глазом и беспечно мотнул бородой. — Так… за город. Погулять.
— Ас телегой не тяжело гулять, Тимоша?
— Не-а. До речки дойду — помоюсь.
— Вот Козел! А продуктов зачем столько нахватал?
— Пройдусь, искупаюсь, проголодаюсь — поем немножко.
— Не лопнешь?
— Не-е. Да ну вас всех, — внезапно обозлился Козел.
Закряхтев, он тронул тележку с места и покатил по дорожке. Но Медведь остановил его мощной рабочей лапищей, которая без инструмента гнула водопроводные трубы.
— Нет, борода, постой! Вы чуете, — обратился Федя к жильцам, — что он замышляет?
— Чуем, чуем, — чирикнул Николай, — упорхнуть задумал.
— Ай-й-яй-яй! Неужели это правда? — сказал Слон. — Мне стыдно за вас, Тимофей! Перед лицом общей беды вы задумали отколоться от коллектива!
— Прикажешь помирать коллективно? — огрызнулся Козел.
Собрание возмущенно загудело. Федя поднял лапу:
— Тихо! Все знают, от чего бывают болезни и эпидемии?
Собрание дружно грохнуло:
— От грязи!
— А грязь бывает от чего?
— От без мыла! — крикнули близнецы.
— Соображаете, — похвалил их Медведь. — Ребенку понятно: есть мыло — нет грязи, нет мыла — есть грязь, болезнь, эпидемия…
Поняв, куда клонит Федя, Козел заблеял:
— Это же м-мое м-мыло, м-мое!
— В трудные времена — всё общее, — отрезал Медведь. — Вношу предложение: мыло отобрать, а когда угроза эпидемии пройдет — возместить.
— Кто за это предложение? — спросил Слон. — Единогласно!
— Дальше, — продолжал Федя. — Перед лицом болезненной угрозы как слесарь-водопроводчик обещаю бесперебойную подачу воды в каждую квартиру нашего славного дома.
Он сел под бурные аплодисменты. Близнецы вытолкнули вперед Катю.
— Мы, — волнуясь, начала она звонким голоском, — от коллектива близнецов предлагаем умываться три раза в день: утром, перед обедом и вечером.
— Четыре раза! — крикнул Китя.
— Пять! — крикнул Кетя.
— Шесть! — крикнул Китя.
— Шестнадцать! — крикнул Котя. — Нам, котятам, нетрудно!
Это, пожалуй, многовато, — заметил председатель, — а вот хотя бы два раза в день — обязательно. Кто за предложение близнецов, прошу голосовать.
Все проголосовали единогласно и хором крикнули:
— Близнецы — молодцы!
— Какая нам смена растет, — прошептал Слон, растроганно глядя на котят. — Чистые лица, чистые помыслы…
И все вдруг заметили, что тучи рассеялись. Что выглянуло солнышко. Что ветер утих.
Доблестный слесарь сокрушает диван
Кто кого поймал? — Федя спешит на помощь. — Подвиг Воробья. — Находчивый Иван Иванович. — Два удара могучего слесаря. — «Деньги? Не надо!» — Артист воспаряет — но поздно.
На присутствующих пала мутная тень. Над двором висел полупрозрачный кривой чемодан. Из корзины летательного аппарата свешивалась веревка, на конце которой болтался героический сыщик Шарик. Держась из последних сил, он висел над бездной двора, и с неба донесся его голос:
— Здесь бандиты! Яих поймал!
Шарик сделал попытку зацепиться за верхушку дерева, но веревка качнулась, и в когтях у сыщика остались лишь обрывки тополиных листьев.
Еще раз. Безуспешно.
Обессиленный Шарик сползал по веревке всё ниже. Толпа стояла, закаменев.
— О ужас! Ужас! Ужас! — прошептал артист Попугай-Амазонский.
Шарик крикнул:
— Они не могут улететь, потому что ветер утих!
Бесстрашный слесарь Федя Медведь кинулся к тополю, могучими лапами обхватил могучий ствол, крякнул и полез. Очень быстро он стал невидим в густой листве. Все разбежались в стороны и напряженно наблюдали за деревом, к подножию которого осыпались кусочки коры. Иногда вздрагивала ветка, и только поэтому можно было определить, где находится Федя. Вот еще одна шевельнулась. Еще одна — повыше.
…Шарик висел, стиснув челюсти, закрыв глаза. Мало того, что сыщик раскачивался как маятник, его еще вертело вокруг собственной оси. Шарика замутило. Там, на вершине телевизионной башни, вцепившись в убегающую веревку и ухнув в серые тучи, он подумал: «Ага, попались!». Но когда каждая шерстинка Шариковой шкурки намокла и его стала бить дрожь, когда в нескольких сантиметрах от него пронеслась теплая тень заводской трубы, когда, наконец, в разрыве облаков, в немыслимой дали, он увидел крохотные прямоугольнички крыш, Шарик начал понимать, что, скорее, не преступники попались, а он, сыщик… Шарик воспрянул духом, когда увидел знакомый двор, полный друзей. Но за тополь уцепиться не удалось, а последние силы уходили…
«Может, бросить веревку? — подумал Шарик. — Две секунды — и всё…».
— Слышь, — раздался рядом густой задыхающийся бас, — слышь, друг, дай лапу!
«Это кажется, — подумал Шарик, не открывая глаз. — Бред».
— Дай лапу, слышь, ч-черт лохматый! — рявкнуло так, что глаза Шарика сами собой открылись.
На тонкой ветви тополя — просто чудо, как она выдерживала, — балансировал доблестный слесарь Федя Медведь!
Шарик потянулся к спасителю, но в этот момент сыщика повернуло к нему спиной. Федя цапнул, но только репей содрал с Шарикового хвоста.
— Эх-х! — шумнул слесарь, и под ним опасно захрустело.
А Шарика с бешеной скоростью завертело волчком.
— Не вертись ты! — осердился Медведь.
— Как же я могу не вертеться, если вы меня сами завертели! Вы палочку сломайте, палочку, и меня доставайте!
Молоток! — одобрительно проворчал Федя и, пятясь, пополз к стволу, но в этот момент — фр-р — в воздухе рядом с Шариком очутился Воробей. Он вцепился клювом в многострадальный хвост Шарика и, усиленно работая крыльями, остановил вращение.
— Брось дрова ломать, понял! — крикнул Николай Медведю, который выламывал громадный сук. — Я сыщика раскачаю и к тебе подтолкну. Раз-два, взяли, раз-два, взяли, раз-два…
— Н-на! — раздался сверху злорадный возглас, и что-то просвистело мимо Воробья.
Внизу раздался жуткий волчий вой. Это не своим голосом взвыл Козел, которому пуля, выпущенная Крысом из рогатки, угодила в спину.
Тимофей ринулся под дерево.
Иван Иванович ударил в набат и объявил:
— Воздушная тревога! Всем в укрытие!
Население перешло под густую крону тополя. Только активный общественник бесстрашно остался на прежнем месте, чтобы наблюдать развитие военных действий.
Над краем корзины свесилась морда Крыса, который снова заряжал рогатку.
— Ах ты ж, кр-рыса ты летучая! — воскликнул пылкий Николай, бросаясь вверх.
Крыс успел выстрелить. Кувыркаясь, Николай полетел вниз. Плавной спиралью опустилось мимо Шарика серое перышко…
Снизу донеслось стоголосое «ах»…
Плохо пришлось бы храброму Воробью, если бы не Иван Иванович. Только он мог совершить такое.
Мог бы, конечно, кое-что предпринять артист Попугай-Амазонский. Он мог бы стрелой взмыть в воздух навстречу Николаю и задержать его падение. Но артист не сделал этого, так как со страху забыл, что у него есть крылья.
Зачем, зачем некоторым даны крылья? Непонятно…
А Иван Иванович поступил просто и гениально.
Он подсунул под Николая диван, выставленный Козлом для выколачивания!
И когда Шарик посмотрел вниз, Николай, охромевший, если можно так сказать, на одно крыло, ругался, лежа на диване.
…Что-то больно кольнуло сыщика в бок. Это Медведь пытался подцепить Шарика здоровенным суком.
Шарик вцепился зубами в деревяшку, и слесарь, затаив дыхание, чтобы не потерять равновесия, потянул Шарика к себе. Ветвь под Медведем, согнутая в дугу, мелко дрожала, готовая каждую секунду обломиться или вывернуться из-под ног. Это было так похоже на смертельный цирковой номер, что Лев Заяц по привычке рассыпал длинную зловещую барабанную дробь.
