Но казалось, только Моди непрерывно думала о предстоящих событиях. Когда веселье поутихло, она спросила:
— Прошу прощения, но меня все-таки интересует, прежде чем мы уляжемся спать, есть у нас план на завтра? Очень бы неплохо бы всегда бы знать бы, что делать собираешься, во.
Барбаула использовал свой хвост как рычаг, поднялся с его помощью и повернулся к Лог-а-Логу:
— Конечно, у нас есть план, так, Лопоух?
Лопоух уже почти заснул. Он отмахнулся от выдры, как от мухи:
— Сначала спать, потом планы плановать… пла-ни-воровать…
Все тут же согласились с Лог-а-Логом, кроме Рангвала. Он расхаживал вокруг, оживленно жестикулируя:
— План — первое дело, друзья мои. И за планом далеко ходить не надо, когда я рядом. Вряд ли живет в наших лесах кто-то, способный сравниться со мной в высоком искусстве составления планов.
Моди вежливо подавила зевок:
— Давай, друг, поведай нам свой план. Сейчас тебе точно никто не возразит, не помешает, потому что никто и не услышит.
Рангвал резко остановился и уселся.
— Ну и варите суп из собственных хвостов, — проворчал он мрачно. — Я их спас от армии Кердли, целыми и невредимыми вытащил из зубов бурокрысьих, а они меня таким образом отблагодарили. Я им пытаюсь помочь, а они дерут пасти в зевоте, развалились, как вяленые жабы. Я ухожу со сцены, замыкаю уста.
Моди мгновенно пожалела о поведении своих друзей и о своем собственном. Она пихнула Барбаулу, затрясла Лог-а-Лога, дернула за лапу Рангвала:
— О сэр, простите наше невежество! Мы глубоко сожалеем о своих дурных манерах. Мы ни в коем случае не хотели обидеть вас, более того, мы вам глубоко благодарны и сознаем, чем мы вам обязаны. Так, ребята? — Она пихнула Лог-а-Лога, опасаясь, что тот снова закроет глаза во время ее тирады.
Лопоух и Барбаула в один голос присоединились к Моди.
— Точно, точно. Мы слушаем внимательно, друг.
— Конечно, конечно, кто ж лучше-то разбирается в обстановке, если не ты.
Настроение Рангвала менялось так же, как погода в межсезонье. Только что нахмуренный, он уже снова широко улыбался:
— Ха-ха, такого вы никогда не слышали, лесные мои друзья. А я вам скажу, что мы лишь в дне марша от аббатства, вот как. По тайной тропке, известной только мне. Разве что от лодок придется избавиться.
— Что-о-о-о? Оставить лодки? — взвился Лопоух.
— Никогда!
Рангвал протестующее воздел обе лапы, зацокал языком:
— Упаси сезоны, ни в коем случае не насовсем! Мы их оставим здесь, никуда они отсюда не денутся, никто их здесь не найдет. Но идти придется налегке. Уже утром Грантан Кердли разошлет разведку по всем речкам и ручьям. Но лодки будут вдали от воды.
— И где это, спрашивается, можно спрятать шесть логоходов? — недоверчиво спросил Лопоух.
— Совсем рядом. Веслом достать от того места, на котором ты сейчас стоишь, друг Лог-а-Лог. Вот погляди.
Он подошел к северной стене пещеры, остановился и неожиданно крикнул:
— Всем закрыть глаза! Быстренько все глаза закрыли!
От неожиданности все зажмурились. Послышался какой-то скребущий звук, и снова прозвучал голос Рангвала:
— Открывайте!
Рангвал исчез.
Моди недоверчиво протерла глаза:
— Великие сезоны, во, куда этот прохиндей девался?
Раскатистый смех Рангвала вызвал в пещере гулкое эхо.
— Я здесь, совсем рядом.
Он появился снова, как будто вышел из стены.
— Тут рядом еще одна пещера. Вот здесь еле заметная трещина в скале. Если потянуть, вот так, то скала чуть сдвигается, как раз чтобы пройти. Здесь мы лодки и спрячем, дорогой Лог-а-Лог. Ну и всякие прочие котлы да кастрюли. Нам предстоит завтра напряженный марш, так что идти придется налегке.
Мод и кивнула:
— Понятно. И ты пойдешь в Рэдволл с нами, друг?
— Ха-ха, если бы вы, дева дорогая, хоть разок отведали изделий кухни аббатства, вы бы не спрашивали. Каждый шаг с вами. Итак, давайте сразу спрячем все, что надо спрятать, чтобы утром не тратить времени.
Вонючий черный дым стлался над лесом, поднимался к небесам. Для того чтобы дыма стало больше, в огонь добавляли всякую гниль. Дым должен был отпугивать ос и шершней, и бурые крысы жались поближе к огню, источнику дыма. Впрочем, на бурых крыс они не походили. Все, пережившие нападение жалящих насекомых, сверкали зеленовато-черной болотной грязью.
Ведунья Лаггл ковыляла от костра к костру, поучая страдальцев:
— Намазывайте жирнее, толще и оставьте, больше не трогайте. Пусть зудит, пусть жжет — не трогайте. Завтра корка затвердеет на солнце, отвалится, а вместе с ней отойдут и жала.
Грантан, оставаясь под водой, тело от укусов уберег, но пострадавшая голова распухла. Стрингл напоминал глиняную статую крысы. Рот, ноздри и глаза торчали из отверстий в грязевой маске.
Грантан повернул голову в сторону Стрингла и с трудом, медленно заговорил:
— Футва ыффкатт ффыгы.
Стрингл выковырял из ушей грязь.
— Чего, великий?
Грантан гневно зашипел:
— Аа хкагаг футва ыффкатт ффыгы.
Не желая злить босса, опытный Стрингл подозвал знахарку:
— Ему, случаем, осы сквозь уши мозг не покусали? Он какую-то белиберду несет.
Лаггл подошла к Грантану, постучала когтем по нижней челюсти вождя.
— Открой рот, великий.
Грантан еще больше сузил оставшиеся от глаз щелочки.
— Вафен вот?
Старуха Лаггл тратить время попусту не привыкла. Она принялась разжимать челюсти вождя, прикрикнула на него:
— Открой рот, Кердли! Ты чушь порешь, и я хочу глянуть почему.
Она заглянула в открывшуюся наконец пасть вождя, отшатнулась от гнилостного выдоха, поставила диагноз:
— Что ж удивляться. В языке десяток жал.
Грантан тронул язык лапой и болезненно промычал:
— Ыгык… Охы пгкх-х-х…
Лаггл кивала:
— Вот я и говорю. Что ты Стринглу хотел сказать?
Грантан сосредоточился, попытался говорить медленно и внятно. Попытка не удалась.
— Аа фхкагагг футва ыффкатт ффыгы гыгг… гыгг… гыггоыхх.
— Великий велел, чтоб ты с утра искал следы землероек, — перевела Лаггл с распухшего грантановского языка на нормальный буро крысиный.
Грязевая статуя Стрингла обреченно кивнула:
— Понял, великий.
Намного тише Стрингл добавил, обращаясь к старухе Лаггл:
— Если доживу до утра.
Грантан расшуровал костер чьим-то копьем, подняв клубы дыма и пепла. Крысы шарахнулись от огня, закашляли, застонали. Вождь пригнулся пониже, принялся тереть глаза.
— Аадда пфааммайю, у-у-у-у! Выввем пфабваввю…
Ногго ткнул своего коллегу Бикло:
— Что он сказал?
Бикло пожал плечами:
— Что сказал, не знаю, но такие его разговоры принесут нам несчастье, вот увидишь.
— Ха! «Принесут несчастье»! А до сих пор, значит, мы в сплошном счастье-везении купались, так?
Утренний покой в пещере нарушил Рангвал-разбойник. На заре он упругим шагом вошел в пещеру:
— Утро доброе и ясное, солнце палит… ну, сияет… где-то. Грех проспать такой прекрасный восход. Я верно излагаю, Моди, дорогая?
Моди, проснувшаяся вместе с белкой, вошла в пещеру за Рангвалом, вытирая только что умытую мордочку.
— Конечно, дорогой. Подъем, ребята, во, во! Сегодня всем предстоит лапами подвигать, друг Рангвал поведет нас по тайной тропе в Рэдволл. С разрешения Лог-а-Лога и Барбаулы я организую марш, во.
Некоторым из Гуосим не слишком хотелось подчиняться зайчихе. Они не прочь были поспорить — землеройки очень любят это занятие, — но Лог-а-Лог предупредил возможные высказывания своих соплеменников.
— Сказанное мисс Моди подтверждаю, — прогремел он, как бы случайно положив лапу на эфес своей рапиры. — Никаких споров с ней, во избежание последующих споров со мной. — И он кивнул зайчихе: — Прошу, мисс Моди.
Лихо командовала зайчиха. Майор Маллин мог бы ею гордиться.
— Внимание! Идем налегке, тихо, быстро, как утренний бриз. Где можно — колонной по четыре. Не растягиваться, не разбредаться, в кучи не скопляться. Рангвал ведет. Я замыкаю. Лог-а-Лог и Барбаула в середине по флангам. Детей распределить по спинам самых сильных взрослых. Прошу прощения за завтрак. Осбил и Бельфор выдадут сухой паек. Вопросы есть?
Качуч подняла хвост:
— Как насчет походной песни, мэм? С песней шагать веселей.
Зайчиха покачала головой:
— Я сама люблю хорошую маршевую песню. К сожалению, ради безопасности от пения придется отказаться. Есть еще вопросы? Рангвал, выходим.
Они вышли из пещеры. Моди прислушалась к пению птиц, плеску потока, шороху трав. Она попыталась осмотреть лес, к которому они приближались. Это оказалось задачей не из легких, так как одновременно Моди поглощала завтрак, состоявший из зрелой желтой груши и куска твердого сыра.
