кария на ту сторону Волги переправить, до Желто-
водского пожарища. Там он ждет вас с выкупом за
полонянку и Макария. А воины ваши с четырьмя на-
шими ватажниками здесь останутся. Худого не ду-
майте. Дело будет честное!
Позадумались угрюмо басурманы из рода Хаби-
булина, но с баржи сошли и в челн забрались, мона-
ха и полонянку оберегая. Два ватажника на весла
сели, взмахнули раз, другой и третий, и пошел чел-
нок по Волге к монастырю Желтоводскому.
Только накануне Семен Позолота рыбаря с ране-
ным баскаком в ближнюю Варнавину землянку из
дальней переправил. Это на тот случай, если вдруг
от хана с обменом прибудут. А в это туманное утро
он вышел на пожарище монастырское и сел на плиту
из камня дикого, что осталось от сгоревшей церков-
ки.
Утро было холодное, туманное. Атаман Позолота
на камне сидел, на Волгу сквозь туман глядел и ти-
хую песню пел. Невеселую песню, что от самого серд-
ца шла.
Вы дружки мои,
Ясны соколы,
Силой грозные,
Безобманные,
Послужите вы правде-матушке
Сколько хватит
Вашей силушки!
Дорога бранная,
Ночь туманная,
Сила грозная,
Безобманная!..
Тут из тумана челнок показался, наискось Волги
плывет и к пескам против пожарища пристает. Челн
Позолотиной вольницы, а гребцы — чувашин да морд-
вин, крепкой дружбы невольники. И побратим ата-
мана инок Макарий стоит посреди челна. И поднял-
ся с дикого камня атаман, чтобы лучше видеть, кого
ему ордынский хан посылает. А прибывшие уже из
челна выходили и к пожарищу монастыря Желтовод-
ского вслед за иноком Макарием направлялись. То-
ропился он к порогу сгоревшей церковки. Только с
цепью да колодкой не побежишь, и потому все за ним
поспевали.
А навстречу ему атаман шагнул. Одна рука на
рукояти меча, другая недвижно висит. И когда со-
шлись они, игумен монастыря православного обнял
атамана со словом таким:
— Мой побратим и спаситель мой!
Потом на колено опустился и к сухой недвижной
руке Сарынь Позолоты припал.
А Семен Позолота на полонянку глядел. И на
мальчонку, что к ней прижимался. И вспомнились
ему Олена и слова ее добрые: «Пора выкупить у ба-
сурманов страдалицу, Оганьку твою. Не пристало
русской жене басурману ноги мыть!» И подумал не-
вольно: «Полно, Оганька ли это? Эта русская жена
за годы неволи научилась и ноги басурману мыть, и
сына ему родила!» Но, отбросив сомнения, свистнул
атаман разбойничьим посвистом, так что с осины лис-
точки красные посыпались. И тотчас из оврага по-
слушник появился: «Что атаману надобно?»
— Скажи Варнаве, чтобы сюда шел с баскаком.
Да сундучок и ларец пусть захватит!
Затуманился рыбарь Варнава, услышав атаманов
наказ. Постоял, подумал, сундучок в руку взял, ла-
рец Хайрулле подал, через порог землянки шагнул и
опять что-то позамешкался.
— Привык я к тебе, Хайрулла, как к сыну род-
ному. Чую, за тобой это пришли. Дай-ка я обниму
тебя на прощание!
Поставил сундучок, обнял баскака. Потом отсту-
пил на шаг от него и трижды перекрестил. А из глаз
на рыжую с серебром бороду две слезы скатились, да
такие-то крупные, что дорогие жемчужины!
— Ну, пошли, дружок!
Но стоял Хайрулла в смятении. В напряженной
задумчивости стоял, а потом и говорит, да так-то
решительно, твердо:
— Да, пошли!
И пошел за Варнавой, опираясь на тяжелый ду-
бовый костыль.
10
А уж их ждали у дикого церковного камня. Са-
рынь Позолота сидел на нем нахохлившись, монах
Макарий стоя пожарище оглядывал. Ордынцы, род-
ня Хабибулина и мулла-крикун, сухорукого атамана
разглядывали, что на всю землю низовскую до самой
орды силой своей прославился. А полонянка, их ти-
хую речь слушая, сына к себе крепче прижимала:
«Ох, страшен этот Сарынь Позолота, атаман волж-
ской вольницы!» И ничто в нем не напомнило ей
Семку-смерда с верхнего посада нижегородского. Ры-
жеватый, седоватый да сухорукий, с лицом порублен-
ным, сидит, как ястреб перед ненастьем, сгорбив-
шись!
А вот и они, Варнава с пленником. Рыбарь низко-
Макарию поклонился и перекрестился с глу-
боким вздохом.
— Ну вот и мы оба тут!
Так и впились глазами басурманы в баскака из
рода Хабибулина. А полонянка в нем мужа узнала и,
на колени опустившись, замерла, словно богу моли-
лась.
Вот старший из рода Хабибулина шаг вперед сде-
лал и сказал торжественно:
— Угодно было хану, чтобы выкупили мы его
баскака верного Хайруллу сына Хабибулина в об-
мен на монаха Макария. Да посылает хан за выкуп
обещанный полонянку русскую, что семь лет в орде
жила.
Никто ни слова в ответ басурману. И от Хайрул-
лы ни слова приветливого, ни благодарности. Он на
жену и сына глядел, пораженный жадностью хана.
И сказал вдруг Хайрулла, как саблей острой взмах-
нул:
— Не вернусь в орду! Как служить хану-предате-
лю, что за ларец продал семью мою. Здесь остаюсь, с
русскими. А жену и сына никому не отдам!
Тут мулла-крикун, аллаха на помощь призывая,
охрипшим голосом грозное слово прокаркал:
— Подумай, Хайрулла! Хорошо подумай, пока я
не сказал, что ты не татарин, а собака русская, ше-
лудивый отступник!
— Не отступник я! — отрезал Хайрулла. — На мне
нет креста. Но в орду не вернусь. Что делать мне
там? На коня не вскочить, по степи не проскакать,
саблей свистя. А хану баскаком служить — для того
надо остатки чести своей загубить. Мой дядя, мой
брат, не зовите меня!
Побледнели ордынцы от мысли вернуться к хану
без выкупа.
— Не руби, Хайрулла, наши головы!
Тут атаман встрепенулся. Указав на сундучок и
ларец, сказал:
— За свои головы не опасайтесь. Выкуп ваш, Хай-
рулла наш. А монах да полонянка всегда русскими
были!
И приказал Варнаве поставить сундучок и ларец
к ногам ханских посланцев.
Заглянул ордынец в сундучок и — зажмурился,
призывая на помощь аллаха.
А Семен Позолота смеется:
— Ларец поменьше, но добра в нем не меньше.
Пусть владеют им ханские жены. Это на выкуп по-
лонянки от послушницы Зачатьевской обители!
Уж туман над Волгой рассеялся, когда, низко
кланяясь и пятясь, знатные посланцы ханские с сун-
дучком и ларцом спустились к челну. И помчали их
два ватажника по быстрине к Лысой горе до ордын-
ской посудины. А на диком камне, что порогом цер-
ковушке служил, остались первожители разоренного
монастыря Желтоводского, его строители и основате-
ли. И Хайрулла с родной женой и сыном родным.
Молча думали о жизни своей, никто друг другу в
мысли не заглядывал, но, как один, дружно к одно-
му подошли. Первым рыбарь Варнава заговорил:
— Надо нам, браты, вверх по Волге уплывать.
Привольное это урочище, а невезучее. Трудно право-
славному монастырю бок о бок с басурманами жить.
И красна, и добра, и рыбная речка Керженка, да,
видно, другую искать!
Немалая забота у монаха Макария. Не о том, ку-
да голову приклонить, а о том, где новое гнездо свить,
чтобы было оно вдали от ордынца и низовского бояри-
на. Понимал, что, попади он им в руки заново, жи-
вым в гроб заколотят, на костре сожгут как еретика
и гордыню ненавистную. А как гнездо вить, когда
все добро монастырское басурманами разграблено,
огнем спалено?
Полно, тужить ли о том монаху Желтоводскому,
