Разочарованная Змея потихоньку скользнула к выходу. Ей так и не удалось узнать, какой у нее вид в полный рост.
- А вот у вас раньше такие галстучки были, с блесточками, – сказал Жук.
- Да, правда, – отозвался Дятел. – Надо же, запомнились…
- С булавочками еще с такими, с лакированненькими, – не унимался Жук.
- Нет, вот за это уже не поручусь, – сказал Дятел и повернулся к Жирафу, который крепко схватил его за плечо.
- О чем вы только думаете? – рявкнул Жираф.
- Да, – сказал Дятел, – тоже верно.
Белке никак не удавалось стащить с себя брюки, и она, дергаясь и брыкаясь, вывалилась через магазинную дверь на порог, но подняться не сумела и съехала вместе с брюками к пруду, где, все еще сражаясь с ними, ушла под воду верхом на Лягушке.
- И как только ты догадалась здесь вовремя очутиться? – спросила Белка чуть позже, когда Лягушка вытащила ее на берег к магазину.
- Погоди, увидишь, – ответила Лягушка.
Вскоре после этого к выходу прошествовал Жук. На голове его красовалась нелепая черная шляпа, закрывавшая ему глаза. Безуспешно пытаясь сдвинуть ее со лба, он свалился в воду и тут же был спасен Лягушкой.
Продрогшие и промокшие, побрели Белка и Жук по берегу. До них донесся крик Жирафа:
- Ну тогда может быть вы в конце концов случайно знаете, что там у вас «тоже верно»? Как вообще с этим? Что я ищу-то, по-вашему?? И чего вы не знаете?
Напоследок они поймали мимолетный взгляд Дятла, сухонького, ссутулившегося в уголке своего магазина.
- Ну у вас и вопросики, правду сказать, – донеслось им вслед.
ОДНАЖДЫ, КОГДА БЕЛКА дремала в высокой траве на берегу канала, Золотая Рыбка спрашивала у Цапли:
- Что это с тобой? Я плаваю себе, плаваю, а ты на меня – ноль внимания…
- Ах, – сказала Цапля.
- Ты не заболела случайно? – спросила Золотая Рыбка. – А то на тебя это не похоже.
- Нет, – сказала Цапля, вздохнула и добавила: – Я бы тебя уже сто раз проглотила…
- Да уж никак не меньше тыщи, – предположила Золотая Рыбка. – Ну ладно, давай по порядку.
- Тыщу так тыщу, – согласилась Цапля и продолжала: – Вот я тебя сцапала
– и мне хорошо. Но ведь часу не пройдет, как я опять проголодаюсь, и глядь!
– вон она ты плаваешь. Похоже, что конца этому не будет…
- Что ты называешь концом? – перебила Золотая Рыбка.
- Не знаю, – уныло сказала Цапля, – потому что до конца никогда не доходит.
- Ладно, дальше давай.
- Дело тут всегда только в двух вещах: в голоде и в тебе. Вот я тебя съем – и нет больше ни тебя, ни голода. Потом я сплю, просыпаюсь – и вот вы они оба: голод, здесь, где-то возле клюва, и ты, там, за кувшинкой, в тростниках, и я тебя проглочу и опять сплю… Это бесконечно, прямо как осенний дождь! Но я же не осенний дождь!
- Да какое там, – сказала Золотая Рыбка.
- Я – Цапля, – гордо сказала Цапля.
- Точно, – сказала Золотая Рыбка.
- И я больше никогда не хочу голодать.
- Разумеется, – сказала Золотая Рыбка.
- И я хочу тебя проглотить… в последний раз.
- Само собой… то есть… я хочу сказать: нет… или, в сущности, что уж там… давай… – сказала Золотая Рыбка. – Но уж потом-то ты от меня отстанешь?
- Потом я учиться пойду. А то какая учеба на пустой желудок. На бурильщика или там на землекопа. Я думаю, под землей столько интересного… И с моим-то клювом – нет, точно, тут мне все дороги открыты.
- Ну, тогда ладно, – сказала Золотая Рыбка и позволила себя проглотить в последний раз.
- Но теперь-то уж все! – крикнула она напоследок, скользя по длинной, извилистой цаплиной глотке.
Светило солнышко, и довольная Цапля уснула на берегу канала, тянувшегося между лугом и лесом. Но, чуть спустя раскрыв глаза, она увидела плавающую как ни в чем ни бывало Золотую Рыбку, которая предостерегающе махала ей плавником.
- Это все хорошо, – подумала Цапля, – однако прости, я этого не хотела.
И, пока Белка все еще мирно спала, Цапля отпихнула клювом кувшинку и с тяжелым вздохом в тысяча первый раз проглотила Золотую Рыбку.
- Мы так не договаривались! – донеслось из Цаплиного клюва.
БЕЛКА БЫЛА В СКВЕРНОМ НАСТРОЕНИИ. Ветер опять просвистел мимо и не принес ей писем – ни одного, даже самого малюсенького!
«Никто обо мне не думает», – пригорюнилась она. А ведь сама она думала о тысяче разных зверей. Она думала о Муравье и о Бегемоте, и о Комаре, и о Выдре, и о Льве, и о Сороке, и о Медведе, и об Осе, и о Слоне, и о Воробье. Она думала обо всех. О ком только она не думала?
- Обо мне, – раздался голос. Белка вздрогнула и выглянула на улицу. Шел дождь, и никого не было видно.
- Эй, там, – крикнула она.
- Привет, – отозвался голос.
- Ты где? То есть, я хочу спросить, ты кто? – крикнула Белка.
- Я здесь.
- Где здесь?
И тут у двери, в темном уголке, Белка заметила сжавшуюся к комочек Ночную Совку.
- Ах, так это ты, – сказал Белка.
- Вот видишь, – сказала Ночная Совка. – Обо мне ты не думала, а я о тебе дни и ночи напролет думаю!
- Обо мне?
- О тебе! – кивнула Совка. – Глянь-ка. – Она расправила крылышки, и Белка прочла, перескакивая взглядом с одного крыла на другое:
Привет, Белка!
Как дела? У меня все хорошо, или нет, не то чтобы хорошо, потому что ты обо мне никогда не думаешь. Ну,теперь, может, хоть чуточку подумаешь?
Ладно, пока!
Ночная Совка.
Совка плотно сложила крылышки, потерла ими друг о друга и снова развернула. Надпись исчезла. Глядя на Белку блестящими, серьезными глазами, Совка подала ей веточку, и Белка написала на ее крылышках:
Милая Ночная Совка, Ты знаешь, я всегда о тебе немножко думаю. Я хочу сказать: с этого момента. Потому что ты такая милая. Напиши мне еще что-нибудь, ладно? Пока.
Белка.
Ночная Совка вновь тщательно расправила крылышки, взмыла вверх и улетела. Белка вернулась в дом и уселась на стуле у окна – ей нужно было кое о чем поразмыслить.
БЕЛКА ВЫГЛЯНУЛА В ОКНО и увидела, что прошел сильный ливень. Весь лес стоял под водой. Белка разбежалась и прыгнула в воду, вытянув перед собой руки, и ее хвост заструился за ней.
По лесной тропинке доплыла она под водойдо дома Муравья, вынырнула и отдышалась. Муравей, сидевший на крыше дома, хмуро кивнул ей.
- Ничего хорошего, – буркнул он.
- Да уж где там, – согласилась Белка. Она ухватилась за водосточную трубу и забралась наверх, но крыша была скользкой и влажной, так что Белка съехала с нее и снова шлепнулась в воду.
Проплывавший мимо Тюлень унес Белку на своей серой спине.
- Тоже ничего хорошего! – вдогонку ей крикнул Муравей.
- Да уж где там! – с сожалением крикнула в ответ Белка.
Она была слишком тяжела для Тюленя, и тот пересадил ее на Водяного Жука. У Жука было скверное настроение, и от него пахло замшелой корой. Белка никогда не любила этого запаха, да и Жука она побаивалась. Поэтому она скатилась с его спины, догребла до первой попавшейся верхушки дерева, втиснулась в развилку меж двух веток, и дерево, наклонившись под ее тяжестью, вновь распрямилось и, как из пращи, выстрелило ею через лес в пустыню и, шлепнувшись там, Белка разбудила дремавшую Серебристую Лису. Вместе они отправились к Слону, который уже некоторое время жил на другом краю света. Там было плоско и темно, но они все же разыскали его наощупь при свете луны – он как раз сидел и трубил немного для себя.
Они прихватили Слона с собой, и он в один присест осушил лес до дна. Не прошло и часу, как они уже разлеглись на солнышке и рассказывали друг другу всякие небылицы. Слон вспомнил про Единорога, который как-то раз, свего лишь на мгновение появился в лесу, а потом хотел, чтобы все поверили в его существование. Это за одно-то мгновение!
Вечером каждый улегся спать в своем домике. Белке снилось, что она нырнула с самой высокой ветки и, изящно воспарив над миром, поплыла среди звезд, которые брызгами разлетались вокруг нее, и несколькими неторопливыми гребками выплыла из неба.
Но куда? Что было там, за небесами?
ВНЕЗАПНО РАЗБУЖЕННАЯ НЕ ТО ВОПЛЕМ, не то визгом, Белка протерла глаза. Приснилось ей, что ли? Она навострила уши.
- АААААААААА! – снова раздался все тот же вопль. Теперь Белка знала точно – это вопила Муха, у которой наверняка были неприятности. Белка спустила с постели ноги, затем хвост и подошла к окну. Но была полночь, и в свете нарождающегося месяца Белка ничего не смогла разглядеть. Она распахнула дверь и напряженно уставилась в темноту. Белка всматривалась до рези в глазах, но разглядеть так ничего и не сумела. Было тихо, только дождь шелестел в листве ее бука. «Ну вот, – подумала она, – снова ложная тревога. Мухам по вечерам полагается дома сидеть. Опять небось на славу погудела накануне, или Уховертка ей на усик наступила, или…»
- Ай-яй-яййй… – опять раздался визг, но теперь ближе и жалобней.
