— Marrabataesan donai adama!..
Но слова эти прозвучали впустую, ни один цветок на пустоши не шелохнулся, солнце быстро склонялось к окоёму, а ветер улегся.
Принц боялся, что не сможет правильно выговорить слова на незнакомом ему языке, и все повторял и повторял заклинание, переставляя слова и меняя их окончания. По все напрасно. Только один раз ему показалось, будто вереск на отдаленном бугорке чуть приподнялся, прислушиваясь. По тут же опустился вновь на бескрайнюю однообразную, безутешную пустошь.
— Солнце садится, — предупредила принца старая лапландка. — Если ты сейчас же не найдешь нужные слова, ударит мороз и будет слишком поздно.
Багровый диск солнца катился уже совсем рядом с краем неба. Стояла тишина. Холодный и влажный вечерний туман, предшественник мороза, словно пеленой окутал поля и пригорки. Все, что росло, все, что хоть краткий миг осмелилось цвести в Лапландии, было теперь обречено на смерть.
Принц Абдерраман побледнел от ужаса, голос изменил ему, и он едва слышно смог выговорить слова, которые еще не произносил:
— Marraba donai adama taesan.
И вот на отдаленном бугорке поднялась веточка вереска. Туман уже окутал окрестность, но из тумана выросла стройная фигурка. Принц затаил дыхание. И когда несколькими прыжками он достиг этого бугорка, ему навстречу шагнула Линдагулль, такая бледная, словно ее уже коснулось первое ледяное дыхание смерти. Поистине в последнюю минуту принц нашел нужные слова.
Он подхватил принцессу на руки, понес ее в чум. Заботами старой лапландки к ней мало-помалу вернулись силы. Пимпедора была счастлива, а Пимпепантури забыл от радости свой долгожданный обед, который так и сгорел в котле.
После благодарной молитвы Аллаху принц спросил Линдагулль:
— Что ощущаешь, когда превращаешься в цветок вереска?
— Это все равно что вернуться в раннее детство и не знать ничего иного, кроме как пить, спать и быть счастливой, — ответила принцесса.
— А что ощущаешь, когда снова пробуждаешься к жизни?
— Это все равно что пробудиться ясным утром после глубокого и спокойного сна.
— Завтра возвращаемся в Персию.
— Да, — ответила Линдагулль. — А эта добрая старушка и ее сын, которые пожалели несчастную пленницу? Возьмем их с собой и подарим им дворец в Исфахане.
— Нет уж, спасибо, — возразила Пимпедора. — Мне больше по душе мой чум в Лапландии.
— А есть в Персии снег и олени? — спросил Пимпепантури.
— Снег лежит только на самых высоких вершинах гор, а вместо северных оленей у нас просто олени, антилопы и газели.
— Нет уж, благодарю покорно, — произнес Пимпепантури. — Можешь спокойно ехать и выходить замуж за кого угодно. На всем свете нет страны прекраснее Ланландии.
Что толку было с ними спорить! Назавтра принц с принцессой отправились в путь, одарив старушку и ее сына своими шитыми золотом одеждами и получив в подарок лапландское платье из оленьих шкур.
Старая лапландка спрятала драгоценные персидские одежды в берестяной короб и высчитала, радуясь в душе, что сможет купить за них целый мешок муки.
Меж тем в золотом дворце Исфахана сидел Шах Надир, одинокий и печальный. Он не мог забыть свою исчезнувшую дочь. Его неблагодарные сыновья подняли против него мятеж и продвигались теперь с большой ратью к столице, чтобы свергнуть отца с трона. И вот однажды великий визирь возвестил, что молодой дикарь и молодая дикарка, одетые в оленьи шкуры, в сопровождении собаки, хотят броситься к ногам шаха. Шах Надир никогда не отказывал в приеме чужестранцам: может, они что-нибудь знают про его дорогое дитя. К нему ввели обоих дикарей. Дикарь бросился к ногам шаха, а дикарка, без всяких церемоний, обвила руками его шею. И Шах Надир понял, что под лапландскими оленьими шкурами скрывается его столь долгожданное дитя.
— Аллах, Аллах! — воскликнул он. — Теперь я хотел бы умереть!
— Нет, господин мой шах, — возразил ему принц Абдерраман, — теперь ты будешь жить, чтобы радоваться вместе с нами и отвоевывать свое государство.
Когда Шах Надир узнал, как все случилось, он тотчас назначил принца наследником престола, обещал ему свою дочь в жены и послал его во главе пятидесяти тысяч всадников на конях с золотыми уздечками победить мятежное войско. Прошло совсем немного времени, и принц одержал блестящую победу, взял в плен королевских сыновей и вернулся с триумфом в ликующий Исфахан. Тут-то и отпраздновали с невиданной пышностью свадьбу принца Абдеррамана и принцессы Линдагулль. Только никакого единоборства зверей не было. И жили принц с принцессой вместе долго и счастливо.
Но только один раз в году — тридцать первого августа, в годовщину спасения принцессы Линдагуль — королевская чета одевалась в бедную лапландскую одежду из оленьих шкур. Чтоб и в добрые времена не забывать про злые.
Шах Надиру довелось на старости лет качать на коленях маленьких внуков, а его коварные сыновья кончили свои дни свинопасами у короля великанов Бум-Бали в Туране. О Пимпедоре же и Пимпепантури ничего больше в Персии не слыхали. Может статься, они так никогда и не нашли на всем свете страны прекраснее Лапландии.
