Мой город переименовали в Грязелечебницу.
Зал зла.
Причинили зло, ладно.
Заставляют ознакомиться с ним! Дудки!
Думаю о другом.
Еще не упал, но уже столько счастливых лиц вокруг.
Вы видели лошадей? Нет, вы не видели лошадей. Я лошадь на площади. Пощады не жду.
Площади не прощают прошлого.
На суде отказался от адвокатов.
– Почему? – спросили его.
– Когда кто-то начинает защищать, теряешь мужское достоинство.
Он завидовал Сократу. Если бы его тоже отравили, он был бы не против. С ним поступили отвратительно, натравили людей города, в котором он родился и мечтал умереть.
Мечта не сбылась.
Смерть естественна, суд – нет.
Врачи определили: умер от счастья. От какого – спросить не успели. «От счастья невстреч» – догадалась по губам санитарка. Ее после этого уволили.
Если кто-то будет готов разделить со мной снег, рябину и коньяк, пусть приходит.
Когда предложили звание «Народного», он отказался. В его городе это звание было плохой приметой.
На его похоронах один доброжелатель заметил: «Он не был собакой».
– Ты откуда знаешь? – спросили его.
– Его грудь, кроме пуговиц, никаких других наград не принимала.
Вот и еще сил на день наскреб:
на каждом коготке есть солнца восход.
Шел себе и шел. Под ноги яблоко упало.
Еще чуть-чуть, и мог бы Ньютоном стать.
У каждого свой шанс, и даже два. И ленточка финишная у всех имеется. У этого шанса, у ленточки этой финишной скромное имя – Шнурок.
Если бы все свое шило поменяли на мыло,
мир бы стал чище.
Логика не парашют. Когда падаешь, не помогает.
Красные раны.
Белые банты.
От страха белые.
От стыда – красные.
Все вместе – русские.
– Черное и белое.
– Ты о чем?
– О морях.
– Черное и белое.
– Ты о чем?
– О шахматах.
– Черное и белое.
– Ты о чем?
– О клавишах.
– Черное и белое.
– Ты о чем?
– О первом снеге на земле.
Слово – Северный полюс.
Музыка – Южный.
Улыбка – Экватор.
Вот и вся география.
Лица без истины – портреты.
Истина в лицах – история.
От ста лиц – столицы. От ста ртов – сторожа.
Вопросительные и восклицательные знаки вышли из точки. «Е» дослужилась до двух, «И» – до запятой.
У меня нет места в жизни.
Время дали, а места нет.
Остановился и стою. Песок кончился. За́мки возводить не из чего.
Стран на свете много, еще больше столбов. Пограничные – неживые свидетели человеческих глупостей. Однажды довелось побыть столбом, отделяющим добро от зла. Жизнь уходила, а я с места сдвинуться не мог, очарованный искренностью человеческих начал. Рвало на части от выбора. Спасибо земле, провалился. Больше не столб, но и не человек. Такого количества добра и зла, которое увидеть довелось, перенести невозможно. Таких, как я, спутниками зовут. От страха со спины холодно, в груди от стыда пекло. Любоваться любуются, подойти поближе боятся. Так мир устроен.
Каково быть слезой? И солнца, как смерти, ждать.
Она боялась подниматься на лифте, надувать воздушные шары и щуриться. Надеялась на меня, на море и на ресницы. Я работал мойщиком окон, она – балериной. Мы не дотрагивались, но повторяли: она меня, я ее. Нам завидовали облака и птицы. Однажды оказались за одним столом, я протирал бокалы, она узнала меня. Когда подал счет, оставила автограф.
Если бы она носила очки, мы были бы ближе.
Он отказался от всех наград, потому что родился в ру– башке. На его груди сверкали пуговицы, пришитые рукой его мамы.
Город, в котором родился и долго жил, заставил пройти по кругам ада. Круги не круглые, колючие, без центра, солнце туда не заходит.
Если и вам доведется, мы узнаем друг друга по узорам царапин, познакомимся, и мои сказки станут вашими.
Он был дикой собакой динго. Его многие пытались приручить: и дамы, и начальники. Они думали, это возможно, а он жил, ему рук было мало, а ног не хватало.
Собрал нас Господь на площади, стал наделять талантами, кому какой достался. День раздает, другой, а как разошлись таланты по рукам, вспомнил про нас:
– Подойдите поближе, вручаю вам главный талант – любить.
С тех пор любуемся, не завидуем, любим их. Такими нас Господь сотворил. Мы – учителя.
Между минутами, как между каплями дождя, есть паузы, – в них сказки живут.
Не бросай жизнь, тогда и она тебя не бросит.
Когда мои слова опаздывают, а ее спешат, мы начинаем понимать друг друга. Так в океанах нашей любви рождаются острова дружбы.
В будни обзывают пробкой, не обижаюсь.
За моей спиной море вина…
и страсть к устам…
и кружево голов…
Борщ любит сметану,
каша – масло,
сказки – уши.
Двуглавому российскому орлу необходимы два сердца, две столицы – Москва и Петербург.
В прежние времена черным золотом не нефть величали. Так людей из Африки именовали, тех, у кого будущее восходило солнцем поэзии.
На коленях у стула. Рук колени на столе.
С рабами не дружу. Рабство заразно. Вылечиться можно.
Но кто даст время?
Жена пропылесосила занавески на окнах, пылесос в кладовку убрать забыла. Ночью в комнате пехота закатов атаковала восходы. Утром от сумрака ломило под левой лопаткой. Значит, к строевой годен, раз в саперы зовут.
У совести, как и у света, есть время суток.
Озоновый слой земли – дети. Взрослые пытаются его перевоспитывать. С одной стороны получается, с другой – ничего не выходит: дети появляются на свет ежедневно.
– Сказки бывают голыми.
– Знаешь, голыми их лучше не видеть.
– Скажи, а на кого они похожи?
– Голые похожи на правду.
Скоро сказки сказываются, а скорее сказок одно – жизнь, твоя и моя.
Нельзя России без царя в голове. Да где же столько царей взять, чтобы на каждую голову хватило?
Если слез со сказки, не волк, так лиса тебя съест.
Вышел клоун на арену, а на всех местах царевны Несмеяны сидят. Велят в линеечку одеться и в клетку срок отбывать. Вот такой цирк получается.
Чего больше, людей или сказок? Если сказок – обидно, а если людей, то стыдно.
Колени – две луны. Локти – их обратные стороны. Хор коленей восхитителен. Холод локтей непереносим.
Клоун на необитаемом острове.
Если власть гладит утюгом, думай о себе, как о рубашке, в которой родился.
Чтобы сбежать слезой по стеклу, по лицу или по чему другому, малым каплям необходимо объединиться в ту взрослую каплю, у которой хватит сил для побега.
Утром на мачтах мечтаю.
В полдень на палубах общаюсь.
Вечером в трюмах грущу.
Ночь океана бездонна.
Семь я. Семь нот. Семь цветов радуги. Семь дней в неделе. Семь чудес света. Семь дырок в голове. Дальше считать не стоит. Перешагивая семь, человек себя теряет.
Войди во семь. Произнеси восемь.
И две капли свободы сведут тебя с ума.
Если бы слезы капали в нас, мы бы были не людьми, а солеными огурцами.
Между цветами и птицами – люди. Птицы поют песни неба, цветы раскрывают сказки земли.
Живешь и живешь на белом свете, пока в черное не вляпаешься.
А как вляпаешься, так пишешь.
Просишься на постой, а на постоянство не тянешь.
