И они решительным шагом вышли из избирательной комиссии.
Как только они вышли, свежевыкрашенная сотрудница сразу куда-то позвонила:
— Они знают, что делать, — коротко сказала она и повесила трубку.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. В кабинете мэра
Звонок был принят в богатом кожаном кабинете мэра.
— Они знают, что делать, — повторил вслух Балаболкин.
— Знают? — удивился Барсуков.
— Знают.
— И что же они будут делать?
— Наверное, обратятся в суд.
— Ну, и хорошо, пусть обращаются, — сказал Барсуков. — А мы пока будем готовить общественное мнение. Где там фотограф Стенькин? Где наш папарацци?
Папарацци ждал за дверью. Барсуков, Кабанов и Балаболкин поглубже уселись в кожаные кресла и приготовились смотреть и слушать.
Робкий Стенькин долго оглядывался, смотрел на дорогие шторы на окнах, на картины на стене, на желтые лимоны на ветках цветов и совсем заробел.
— Ну, что там у тебя есть?
— Вот фотография — «Жабжабыч выскальзывает из рук милиции».
Барсуков и Кабанов посмотрели на фотографию, и Барсуков сказал:
— Это не компромат, это характеристика для приема на работу. Тот, кто выскальзывает из рук милиции, сейчас самый нужный работник. Что там у тебя еще?
— А вот что — «Жабжабыч бьет милиционера языком».
— Это уже лучше, — сказал Кабанов. — За нападение на милицию полагается срок.
— За нападение с оружием, а не с языком, — возразил Барсуков. — Нападение с языком — это называется облизывание.
— Ничего себе облизывание, — заспорил Стенькин. — Да у этого милиционера сотрясение мозга было.
— Значит, будем медицинское заключение прикладывать? — тихо сказал из своего кресла Балаболкин.
Кресттопорыч был недоволен:
— Плохо работаешь, Стенькин. Мы тебе помещение подобрали для ателье, а ты совсем неинтересные снимки принес. Иди и честно отрабатывай задание. Принеси что-нибудь такое, чтобы смотреть противно было.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. В собачьем питомнике
В военном собачьем питомнике «Красная звезда» все сотрудники внимательно следили за событиями на избирательном фронте. (Военные все называют по-военному штурмами, атаками и так далее.) Питомник находился далеко за городом, но его жизнь была связана с городом неразлучно. И хоть военным запрещается иметь личное мнение, они иметь его хотели. И главным образом потому, что Жабжабыч когда-то работал у них инструктором-собаководом.
Поэтому в бывшей ленинской комнате инструктор-собаковод Элеонора Филина докладывала группе офицеров и служащих все о событиях избирательной кампании. (Помимо того, что она была инструктор по собаководству, она была еще и инструктор по внешней и внутренней политике питомника.)
В группу входили большой седой генерал в лампасах с собаками на погонах (это был знаменитый выводильщик новых пород генерал Медведев Георгий Пантелеймонович — депутат и орденоносец), собачий доктор Жулицкий с белым халатом под шинелью, кормильщица Зина Фуфайкина, знаменитый дразнильщик собак Денис Зарипов и еще несколько жителей военного поселка.
— Основной кандидат в мэры — это сегодняшний мэр Барсуков, — говорила Филина. — Вы сами понимаете, что это не лучший вариант. С нашей тренировочной деревянной вышки хорошо виден построенный им особняк.
— Особняк числится на гражданке Фиолетовой, — сказал дразнильщик собак Давыдов.
— Гражданка Фиолетова — родная бабушка Барсукова, — отпарировала строгая Элеонора. — Она еще умереть не успела, но все ему завещала.
— Откуда вы это знаете? — спросил генерал Медведев.
— Мне Зина Фуфайкина сказала, — ответила Филина.
— А я документы видел, — объяснил Зарипов.
— Хотел бы я знать, откуда у вас такие теплые связи с семейством Барсуковых? — спросил генерал.
— Я у них по вторникам пылесосю! — объяснила Зина.
— А я у них по воскресеньям собак дразню, — сказал Денис.
— Ну, и что, — спросил генерал, — будете вы за него голосовать?
— Нет, — ответили Зина и Денис.
— А какие есть еще кандидаты?
— Еще директор городского транспорта Свеклин и начальник пожарной команды города Огурцов.
— Что о них можно сказать?
— Что один из них Свеклин, а другой Огурцов, — ответила Филина.
— Не густо, — сказал генерал. — А что это мне сообщает мой внук Георгий из городской школы? Про Жабжабыча? Его и вправду выдвигают?
— Выдвигают.
— Ну, и чем он нас не устраивает? В прошлом наш питомниковый работник. Дисциплинирован, морально устойчив. Не хапуга. Мне кажется, стоит о нем подумать.
— Не стоит, — сказала строгая Филина. — У него национальность непонятная.
Элеонора Филина всегда недолюбливала Жабжабыча. Еще с тех времен, когда он работал в питомнике. Он все делал неправильно: у него собаки преодолевали забор с колючей проволокой не сверху, а снизу — копали норы. Он как-то странно отдавал команды: «Дорогая Пальма, будь добра — тихо лежать!» Или: «Уважаемый Рекс, подайте мне быстренько вот эту палку из холодной реки!» И уж совсем по-чумному: «Дорогой Мухтар, срочно укуси, пожалуйста, вон того шпиона в телогрейке!»
Обидно было, что при таких неправильных командах собаки все делали правильно: и молча ложились на землю, и доставали палку, и кусали учебного шпиона. Это просто угнетало строгую Элеонору.
— Представьте себе, — говорила она, — лежит пограничник в засаде, и на него надвигается нарушитель. Пограничник будет командовать: «Джульбарс, задержи, пожалуйста, этого дяденьку в зеленом». Это не граница, это какой-то танцкласс получается. Пограничник должен сказать одно русское слово «Фас!», и все. Нет, нам в питомнике такие дрессировщики не нужны.
— Что вы там сказали начет национальности? — переспросил генерал Медведев. — Что там непонятного?
— У него национальность пип!
— А у меня национальность тат, — сказал Медведев.
— Это что, сокращенный татарин? — спросил Зарипов.
— Нет, это полноценный гражданин России. Ну что, есть какие-то сомнения по нашему кандидату?
— Никак нет! — четко по-военному ответили все.
— Значит, будем выбирать, — решил генерал.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. В бане
В это время в городской бане в отдельной блатной парильне встречались два других кандидата в мэры — Свеклин и Огурцов. Свеклин был с ног до головы волосатым, как нейлоновая шуба, а Огурцов был абсолютно лысым, как арбуз. Больше ничего интересного сказать о них с первого раза было нельзя. Разве только то, что Огурцов командовал пожарной дружиной, а Свеклин — городским транспортом.
— Ты ж понимаешь, — говорил Огурцов, нахлестывая себя веником. — Они нас с тобой как два громоотвода держат. Чтобы мы на себя голоса оттянули, чтобы этот лупоглазый не прошел.
— Чего ж тут непонятного. Им обоим в мэры надо идти либо под суд — таких они дел натворили, — отвечал Свеклин. — Полгорода распродали, а деньги себе в карман.
— Ну, не только себе, кое-что и в область ушло. К самому Проценко, — показал Огурцов пальцем наверх.
— А мне этот лупоглазый нравится, — вдруг заявил Свеклин.
— И мне, — поддержал Огурцов. — Он воровать не будет. Он-то уж наведет порядок, — потом он добавил:
— И мой сын за него. У него там целый избирательный штаб — штук сто школьников.
— Кто же это школьников на штуки считает?
— Потому что младшие классы, — объяснил Свеклин.
Кандидаты стали еще больше нахлестывать себя вениками. Огурцов добавил:
— Эти из мэрии хотят еще и Жабова подключить из электросети.
— Зачем?
— Чтобы избирателей запутать.
— Ну, нет, Магдат Магдатыч на это не согласится. Он мужик не простой, умный.
— Мы-то согласились.
— Потому и согласились, что дураки, — закрыл тему кандидат Свеклин.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. В мэрии
Магдат Магдатыч и вправду не соглашался.
— Ты сейчас электросетью командуешь, а мы тебе еще энергосеть добавим, — давил на него Барсуков.
— Я с одной «сетью» еле справляюсь, — упирался Магдат Магдатыч. — А тут еще «энерго».
— Чем большим командуешь, тем легче, — говорил ему Кабанов. — Я вот раньше химчисткой командовал, еле справлялся. А сейчас у меня полгорода в руках, и никаких тебе трудностей. Второй дом строю.
Встреча проходила все в тех же кожаных креслах кабинета мэра. За окном бушевала зелень, в приемную никого не пускали.
— А чего это вы меня втягиваете? — спрашивал Жабов. — Возьмите справочник телефонный. Вон сколько у нас в городе лягушачьих фамилий. Есть и Жабычев, и Головастиков, и Квакин Михаил из БТИ. Даже судья у нас Лягов.
— Нам не головастики нужны, — сурово сказал Барсуков, — а кандидаты. Ты — мужик уважаемый, за тебя люди голоса отдадут. Соглашайся.
