— Ваше Величество, дамы и господа, — робко начал Мило, — пользуясь предоставленной мне возможностью, я хотел бы пожелать вам…
— Смолкни, — прервал его король. — Не день же деньской тебе говорить!
— Но я только начал… — возразил Мило.
— СЛЕДУЮЩИЙ! — проревел король.
— Свиные ножки под старым хреном, биточки из мозгов, шарлотка, — протараторил Ляпсус, вскочив с места.
«Странный тост», — подумал Мило, который не раз уже слышал застольные речи, и всегда они были длинные-предлинные и скучные-прескучные.
— Живой сыр с плесенью, воздушная кукуруза, ромовая баба, — пропела Пчела, чуть взлетев над креслом.
— Фальшивый заяц, соленые белые, наполеон, — выкрикнул коротышка Буквоед, не поднимаясь с места, поскольку сидя он казался выше, чем стоя.
И пошло. Каждый гость вставал в свою очередь, произносил короткую речь и садился. Последнее слово принадлежало королю:
— Фрикасе, фрикадель, консоме, оливье, бланманже, крем-брюле и эклер, — торжественно провозгласил он и хлопнул в ладоши.
В тот же миг опять явились лакеи с тяжелыми, пышущими жаром блюдами, которые были заказаны гостями, и те без промедления с великим удовольствием приступили к трапезе.
— Ну что, слюнки глотаешь или язык проглотил? — спросил король, толкнув Мило локтем в бок и неодобрительно кося глазом на его тарелку. — Слов нет, как я на тебя зол.
— Так я же не знал, что у вас все по первому слову делается!
— Ну да, у нас как попросится, так и получится, — хмыкнул король. — А твоя речь была безвкусна.
Мило оглядел стол, за которым каждый смаковал все, что хотел, и опять уставился на свое блюдо. Блюдо было совсем несъедобным, а ему так хотелось есть.
— Подсорить бы его немного, — предложил Премьер. — Станет не в пример вкуснее.
— И еще поперечить, — подхватил Граф.
— И помыслить побольше, — добавил Казначей.
— Под французскую булочку со смыслом, может, и пойдет, — заметил Полковник, потянувшись к хлебнице.
— А не проще ли дождаться десерта? — прочавкал Фон-Барон с набитым ртом и закашлялся.
— Сколько раз вам говорить, чтобы не ели в три горла, — попенял ему Премьер, похлопывая по спине.
— Эх вы, голова — два уха: в одно влетит, в другое вылетит! — прокричал Казначей Барону в ухо, пытаясь при этом заткнуть другое, чтоб не вылетело.
— Хоть кол на голове теши! — гаркнул Полковник.
— Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить! — завизжал Граф, обжегшись на молоке и дуя на воду.
— Оставьте мою голову в покое! — осерчал Фон-Барон и ринулся в бой.
И все пятеро кучей покатились под стол.
— ПРЕКРАТИТЬ НЕМЕДЛЕННО! — приказал Азбукиан. — Всех выгоню!
— Просим прощения.
— Извиняемся.
— Виноваты.
— Простите.
— Помилуйте.
Так они проговорили по очереди и расселись по своим местам, сердито переглядываясь.
Дальнейшая трапеза продолжилась при полном молчании, пока король, отерев о жилет пальцы, измазанные в соусе, не приказал подать десерт. У Мило, который так ничего и не ел, слюнки потекли от предвкушения.
— Сегодня у нас на десерт первопечатные пряники с прописными истинами, — объявил король, когда восхитительный запах домашней выпечки наполнил пиршественную палачу. — Наши королевские пекари всю ночь работали в типографии…
— В типографии? — удивился Мило.
— А где еще, по-твоему, печатают пряники? — ответил король. — И пожалуйста, не перебивай! Королевские пекари всю ночь проверяли, хорошо ли они устарели…
— Они что, черствые? — опять не утерпел Мило.
— Не пряники — истины! — рявкнул король. — И если ты не замолчишь… — Однако договорить он не успел, в зал вкатили три больших тележки с блюдами, и все бросились к ним, чтобы еще подкрепиться.
— Повара у короля горазды, с позволенья сказать, на выдумки, — заметил Ляпсус. — Однако далеко не все тебе может понравиться. Вот это, пожалуй, неплохо. — И он вручил Мило большой круглый пряник, на котором глазурью было начертано: «ЗЕМЛЯ — ПЛОСКАЯ».
— И вот этим тоже люди кормились очень долго, — заметила Пчела, ухватив пряничный рогалик, на котором значилось: «ЛУНА СДЕЛАНА ИЗ СЫРА». — Теперь такую нелепицу мало кому скормишь, — продолжала она, улыбнувшись, и откусила кусочек с того конца, где было слово «СЫР». — А я так с удовольствием съем.
Мило глазел на груды пряничных истин; они съедались быстрее, чем читались. Казначей с удовольствием грыз хрустящее «НЕ ВСЕ ТО ЗОЛОТО, ЧТО БЛЕСТИТ», а король разломил пополам пряничную лошадку с надписью: «ПОЛКОРОЛЕВСТВА ЗА КОНЯ».
— Я бы на твоем месте не стал на них нажимать, — посоветовал Тактик. — На вид они и правда хороши, да только смотри, как бы из них чего не вышло.
— Не беспокойся, — отвечал Мило, — я просто прихвачу один про черный день. — И он завернул в салфетку всем известную истину: «ЧТО НИ ДЕЛАЕТСЯ, ВСЕ К ЛУЧШЕМУ».
Глава 8
Как Ляпсус вляпался
— Все, больше в меня не лезет, — выдохнул Граф, похлопав себя по животу.
— И в меня тоже, — с тяжелой одышкой подтвердил Премьер.
— Ме-ме-мя-му, — промямлил Фон-Барон с набитым ртом.
— Сыт по горло, — согласился Полковник, развязывая кушак.
— И я накушался, — сообщил Казначей, хватая последний пряник.
Все наконец наелись. И тогда в тишине — лишь кресла поскрипывали под тяжестью тел, да позвякивали отодвигаемые тарелки, да кто-то причмокивал, облизывая ложку, — раздался голос Ляпсуса:
— Превосходное застолье, великолепный стол, дивные хлеб-соль, — проскрежетал он, ни к кому не обращаясь. — Пальчики оближешь! Мои поздравления шеф-повару — о, пожалуйста, не забудьте передать мои поздравления шеф-повару… — И, обратив к Мило страдальческое лицо, прошептал, задыхаясь: — Будь любезен, подай мне стакан воды. У меня, с позволенья сказать, несварение.
— Наверное, вы чересчур много слишком быстро съели, — посочувствовал ему Мило.
— Да, да, чересчур слишком, — смущенно хрипел Ляпсус между глотками. — Надо бы не слишком чересчур, либо не чересчур слишком, либо с лишком без чересчур, либо чересчур без лишка, либо немного не так быстро, либо небыстро не так много, либо немного и небыстро, либо не много и не быстро, либо ничего, но быстро, либо быстро без ничего, либо… — Тут он выдохся, обмяк в кресле и забормотал что-то совсем нечленораздельное.
— Прошу внимания! — сказал король, поднявшись и оглядывая стол. — Я хочу сказать…
И тут же все, кроме Мило, Тактика и несчастного Ляпсуса, как по команде, вскочили из-за стола и всем скопом выкатились из зала, вниз по лестнице, прочь из дворца.
— …верноподданные мои и друзья, — гулко отдавался голос Азбукиана в опустевшей палате, — по случаю этой торжественной встречи мы…
— Прошу прощения, — и Мило кашлянул самым вежливым образом, — здесь уже никого нет…
— А я-то надеялся, что этого никто не заметит, — печально вздохнул король. — Каждый раз одно и то же.
— Все ушли на обед, — объяснил Ляпсус, чуть дыша. — И я тоже пойду, как только отдышусь.
— Какой может быть обед после такого угощения? — удивился Мило.
— ВОЗМУТИТЕЛЬНО! — возмутился король. — Мы немедленно положим этому конец. Отныне по королевскому указу все должны будут приходить на пир хорошенько пообедав.
— Это тоже не так уж хорошо, — возразил Мило.
— Ты хотел сказать, не так уж плохо, — возразил Ляпсус. — Потому что не все так плохо, как кажется. Надо только посмотреть с другой стороны.
— С какой стороны ни посмотришь, — откликнулся Мило, — у вас все так перепуталось, что от слов только хуже делается.
Несчастный король, возложив свой царственный подбородок на свой королевский кулак, вспомнил старое доброе время и сказал:
— Твоя правда. Что-то с этим нужно делать.
— Издайте закон! — вскричал Ляпсус.
— Законов у нас и так больше, чем слов, — проворчал король.
— Значит, надо назначить награду, — продолжил Ляпсус.
Король покачал головой, все больше мрачнея.
— Кликнуть подмогу.
— Сыграть сбор.
— Пуститься во все тяжкие.
— Вчинить иск.
— Поднять паруса.
— Бросить вызов.
— Сжечь мосты.
— Отдать концы! — выкрикивал Ляпсус, размахивая руками, вскакивая с кресла и снова садясь.
И только тогда успокоился, когда король вперил в него свой тяжкий королевский взгляд.
— Может быть, надо просто вернуть Поэзию и Мудрость? — тихонько предложил Мило, только и поджидавший удобного момента.
— Это было бы лучше всего. — Азбукиан распрямился и поправил на макушке корону. — Порою с этими девицами сладу не было, зато при них все ладилось. — Он откинулся на спинку трона, сложив руки за головой, и задумчиво уставился в потолок. — Боюсь только, что это невозможно.
