проходили с таким обоюдным артистизмом, с такими выразительными жестами, с такими вычурными интонациями, что в них просто невозможно было поверить.
Когда спор достигал пика, Костя, как правило, принимался якобы всерьёз обижаться, закатывать глаза и всячески обзывать Серёжу, а также часто просил Нюру встать на его сторону в противостоянии. Нюра Колодкина, всегда ходящая за ними хвостиком, редко поддерживала кого-то из них, а если и выражала какую-то точку зрения — то сугубо нейтральную.
К примеру, когда Тамара только зашла в клуб, Костя и Серёжа спорили о романе «1984»: Костя утверждал, что революцию против режима Старшего Брата можно было поднять, просто никто не осмеливался. Серёжа же напоминал, что любого, кто посмел просто думать о подобном, тут же ловили, так что оппозиция была попросту невозможно.
Подобные споры возникали между ними в периоды скуки и не носили решительно никакого значения. Потому что всегда кончались одним и тем же: Костя закатывал глаза, вздыхал и изрекал какие-нибудь умные слова в адрес своего оппонента или Нюры.
— А что такое «детерминированный»? — спросила Тамара под конец второго дня. Она даже не заметила, как пролетело три часа за разговорами с этой троицей.
— Это человек, который отказывается сам решать свою судьбу и сваливает всё на высшие силы, — пояснил Серёжа. — Да ведь, Нюр?
— Да, — кивнула та, — примерно так.
— Вот Нюра у нас детерминированная, — как бы невзначай проронил Костя. Нюра только улыбнулась:
— Почему?
— Не хочешь против Старшего Брата бунт поднимать.
— У меня просто хорошие братья… — неуклюже попыталась пошутить она.
Тамара понятия не имела, про какого брата идёт речь, потому что на тот момент не читала Оруэлла. Но тогда ей подумалось, что, наверное, обсуждается какая-то семейная ссора.
Во вторник, как уже было сказано, в «Стаккато» пришла Агата, а в среду после школы Тамара задумалась, где взять ещё людей. И уже тогда она почувствовала, что сильно устаёт: постоянные спуски и подъёмы по школьным лестницам и так не давали покоя её ногам, а после этого нужно было с рюкзаком на спине тащиться до остановки и ехать в «Стаккато»…
Тамара уставала, но всё равно необъяснимо чувствовала, как сильно её туда тянет. Она сама не вполне понимала, почему так сильно привязалась к едва знакомому месту. Может быть, в этом бардаке дешёвых декораций чувствовалось что-то для неё родное? Может быть, в «Стаккато» столько хороших вещей до сих пор не носили имён, и это требовалось исправить?
* * *
В среду, уже почти что привычно доехав до Сухоложской, Тамара пошла тем же маршрутом, что и раньше, пыхтя под тяжестью натёршего плечи рюкзака и мечтая его побыстрее снять. В среду учебники были, как назло, особенно тяжёлыми. Преодолевая несколько «жёлтых» дворов, она вспоминала, как отреагировали родители на её слова.
— Ты с ума сошла?! — негодовала мама. — Ездить в такую даль?! Пожалей себя хотя бы! Ну хочется тебе в театр — ну запишись в школьный…
— Туда меня не взяли, я же сказала.
— Ну и всё тогда! Зачем себя мучить?!
— Потому что мне хочется именно туда, в «Стаккато».
— Тамара, ну ничего ты там не сделаешь! Пускай без тебя разбираются, а не вешают на тебя проблемы!
Сколько ни упрашивала мама отказаться от этой затеи, Тамара была непреклонна. И к самой себе безжалостна. И какая жалость могла быть, когда «Стаккато», только-только появившийся на горизонте, уже так сильно влёк её к себе?
Путь Тамары пролегал возле старых гаражей, которые осень засыпала жёлтой листвой. В ту пасмурную среду на краю гаража сидели вряд три голубя, что-то себе курлыкая и поворачивая неуклюжие головы. При этом двое голубей по краям были самыми обычными — серыми, а в середине сидел белоснежный, без единого пятнышка. Встав невдалеке, Тамара залюбовалась, а потом, кряхтя, сняла рюкзак (плечи вздохнули от облегчения), и медленно, чтобы случайно не спугнуть троицу голубей резким движением, достала Люциорус, лежащий в чехле в боковом кармане.
Тамара всегда носила его с собой. На всякий случай.
Включив, она навела объектив на голубей и щёлкнула кнопкой, сделав снимок. Затем ещё один. А когда она готовилась щёлкнуть третий раз — неразличимая тень порхнула на крыше гаража, спугнула голубей и взлетела с его края.
Конечно же, не взлетела. Просто кое-кто, совершив прыжок, секунду или меньше был в воздухе, а затем рухнул в кучу листьев внизу и глухо взвыл.
Положив Люциорус обратно в рюкзак, Тамара поспешила на помощь (хотя в её случае слово «поспешила» звучало чуть ли не анекдотично).
В листьях обнаружилось тело в чёрной куртке, в чёрных узких брюках, белых кроссовках и с тонкими бледными ладонями. Эти ладони, выглядящие почти что неестественно — первое, что запомнила Тамара, прежде, чем посмотреть на лицо, сморщившееся от боли.
— Уффф, — раздалось из кучи листьев, и Тамара поняла, что перед ней девушка. Или очень женственный парень — таких она иногда встречала.
— Ты как?
Незнакомка посмотрела на неё сердито — сама, мол, не понимаешь, как я? Она попыталась подняться, и у неё почти получилось — но затем, зашипев, она села и, всё так же морщась, схватилась за колено. Кажется ушибла.
— Больно-то как, ух-ух-ух…
Она подняла глаза.
— Здорово.
Тамара не нашла, что ответить, кроме как:
— П-привет… Что с тобой?
— Неудачно приземлилась. Подмогни по-братски, а?
Тамара неожиданно прыснула, показав сидящей девушке Стикер. Она хотела сказать что-то вроде «я не самая лучшая кандидатура, кого можно попросить об этом», но незнакомка и так это поняла, тоже неловко улыбнувшись.
Упираясь в листья тростью, Тамара слегка присела, подав руку девушке. Та схватила её, кряхтя, поднялась на ноги.
Ладони её были очень-очень мягкие, но холодные.
— Ух-ух-ух… — сказала девушка, словно раненый филин, — больно-то как.
— Сильно ушиблась? — участливо спросила Тамара. — Можешь опереться, пойдём. Здесь недалеко есть клуб, там, может быть, найдётся аптечка…
— Угу… Будет здорово, — согласилась девушка.
Тамара мысленно поблагодарила небо за то, что незнакомка не столь упряма, как она сама, и не настаивает на том, чтобы справляться с трудностями самостоятельно.
Они медленно двинулись к «Стаккато» по дороге.
— Вот не думала, что ты настолько сильная, хромоножка, — беззлобно усмехнулась незнакомка как-то по-пиратски.
— Меня Тамара зовут.
— Да, извини… Не хотела обидеть. Я правда тебе благодарна, типа того… Ух-ух-ух, — она снова болезненно поухала. — А меня Ксюха.
— И как тебя занесло на гаражи?
— Залезла.
— А зачем прыгала?
— Люблю прыгать, прикинь, — Ксюха рассмеялась так, будто объяснила очевидную вещь. — Доставляет.
— Любопытные у тебя хобби.
— Ну куда уж мне до тебя, хромоножка… Ой, блин, прости… Тамара, да? То есть, я
